Эмоции, их распознавание, и дискриминация женщин

Print PDF

Гневный характер повышает статус мужчин, но дискредитирует женщин

Американские психологи экспериментально подтвердили гипотезу, согласно которой публичные проявления гнева у мужчин способствуют повышению их авторитета и статуса, тогда как у женщин такое же поведение оказывает обратный эффект [тут надо добавить — в обществе с гендерным неравенством и дискриминацией женщин, с такого рода объяснениями всё как с объяснениями ума и способностей. Здесь и далее прим.публикатора]. Дополнительные эксперименты показали, что люди склонны объяснять мужской гнев внешними «объективными» причинами, а женский — особенностями характера и неумением держать себя в руках.

В последнее время некоторые американские политики отзывались о Хиллари Клинтон как о «слишком гневной, чтобы быть избранной в президенты». Подобные заявления и их бурное обсуждение в СМИ побудило психологов Викторию Бресколл (Victoria L. Brescoll) из Йельского университета (Yale University) и Эрика Ульманна (Eric Luis Uhlmann) из Северо-Западного университета (Northwestern University, Эванстон) предпринять специальное исследование с целью выяснить, как влияют проявления гнева у мужчин и женщин на их образ в глазах окружающих и на профессиональную карьеру.

Ранее некоторые психологи высказывали предположение, что проявления гнева могут восприниматься публикой как свидетельство высокой компетентности гневающегося и способствовать повышению его статуса. Это было проверено в специальных исследованиях, которые показали, что разгневанные мужчины вызывают у людей больше симпатии и имеют больше шансов быть принятыми на работу или получить повышение, чем те, кто в сходных обстоятельствах демонстрирует печаль и уныние. На женщинах подобные эксперименты ранее не проводились

[такой гендерный дисбаланс обычен в исследованиях, по результатам которых делают выводы о «человеке вообще», что показывает сопряжённость дискриминации женщин, ведущей к натуральному вреду здоровью, с плохой наукой].

Бресколл и Ульманн восполнили этот пробел, проведя три серии экспериментов с добровольцами. В исследовании приняли участие взрослые образованные белые американцы обоего пола.

В первой серии опытов каждому участнику показали видеозапись интервью о приеме на работу. Профессиональный актер (мужчина или женщина) разговаривал с невидимым на экране работодателем. «Соискатель» рассказывал о том, как однажды на прежней работе они вместе с другим сотрудником потеряли важную бумагу.

«Какие чувства вы при этом испытали?»

— спрашивал работодатель. На это актер отвечал одно из двух:

«Я разозлился (разозлилась)» или «Я был огорчен (огорчена)».

При ответе на вопрос актеры своей интонацией и мимикой изображали в умеренной форме соответствующие эмоции — гнев или огорчение. Таким образом, было всего 4 видеоролика: «гневный мужчина», «грустный мужчина», «гневная женщина» и «грустная женщина». Актер и актриса были одного возраста и по результатам предварительного тестирования имели «одинаковую степень привлекательности». Разумеется, тексты всех четырех роликов были одинаковы за исключением ответа на последний вопрос «работодателя».

Каждый из участников эксперимента просмотрел только один из роликов. После просмотра нужно было выразить отношение к «соискателю», ответив на ряд вопросов. Вопросы касались должности, которой заслуживает такой соискатель (по одиннадцатибалльной шкале, от 1 — «никакой» до 11 — «очень высокой»), зарплаты, которую ему следовало бы назначить, и уровня профессиональной компетентности (тоже по 11-балльной шкале). Кроме того, нужно было указать предполагаемую причину продемонстрированных «соискателем» эмоций. Для этого участникам предлагали оценить по 11-балльной шкале справедливость ряда утверждений, например таких: «Он (она) разозлился (разозлилась), потому что у него (нее) злобный характер», или «потому что его (ее) сотрудник вел себя неправильно, подвел и т. п.».

Полученные результаты показаны в таблице (в скобках — стандартное отклонение).

	гнев		огорчение
	Мужчина	Женщина	Мужчина	Женщина
Статус (заслуживаемая должность)	6,47 (2,25)	3,75 (1,77)	4,05 (1,61)	5,02 (1,80)
Зарплата ($ в год)	37,807 (13,825)	23,464 (10,496)	30,033 (9,255)	28,970 (9,884)
Компетентность	7,55 (1,08)	5,44 (2,79)	5,79 (1,08)	6,17 (1,79)
Внешние, «объективные» причины эмоций	7,72 (1,99)	5,80 (2,52)	6,57 (2,08)	6,94 (1,55)

Полностью подтвердились полученные ранее результаты, касающиеся мужчин. Действительно, «разгневанный» мужчина выглядит в глазах сторонних наблюдателей более компетентным и заслуживающим более высокой должности и зарплаты, чем «огорченный». Однако в отношении женщин все оказалось наоборот. «Грустные» женщины по всем параметрам набрали больше очков, чем «разгневанные». Более того, «грустные» женщины опередили «грустных» мужчин и лишь немного уступили «разгневанным».

Чрезвычайно любопытны цифры в нижней строке таблицы. Они показывают, что люди склонны воспринимать мужской гнев как оправданный, вызванный объективными внешними причинами. Женский гнев, напротив, чаще расценивается как следствие личных качеств женщины:

«потому что у нее такой характер».

Это согласуется с психологическими теориями, согласно которым люди склонны объяснять чужое поведение внешними причинами, если это поведение соответствует ожиданиям наблюдателя, и внутренними, если оно этим ожиданиям не соответствует. От мужчин ожидают большей жесткости и агрессивности; от женщин, напротив, ждут мягкости и доброты. Поэтому при виде разгневанного мужчины люди думают: «кто-то его разозлил», а при виде разгневанной женщины предполагают, что имеют дело со злобной особой, не умеющей себя контролировать.

Первую серию опытов на всякий случай повторили, использовав вместо видеороликов распечатки текстов интервью. Результаты получились такие же.

Вторая серия экспериментов была призвана ответить на ряд дополнительных вопросов. Во-первых, нужно было выяснить, не являются ли полученные результаты следствием того, что люди склонны изначально придавать женщинам более низкий статус по сравнению с мужчинами. Считается, что гнев — «статусная» эмоция. Иными словами, высокоранговые особи имеют право гневаться, а низкоранговые — нет. В связи с этим видеоролики были модифицированы. Теперь в начале каждого интервью «соискатель» сообщал свою прежнюю должность. Либо он объявлял себя крупным начальником, либо «младшим помощником старшего дворника».

Это не повлияло на главный результат исследования: оказалось, что проявления гнева резко отрицательно сказываются на имидже женщины независимо от ее служебного положения. Иными словами, высокопоставленная начальница, с точки зрения стороннего наблюдателя, имеет ничуть не больше оснований проявлять публично свой гнев, чем низкоранговая работница. Результаты по мужчинам также не подтвердили предположения о том, что высокое служебное положение делает гнев более «праведным».

Кроме того, выяснилось, что служебное положение влияет на оценку рабочих качеств только у мужчин (те из них, кто назвал себя крупным руководителем, получили более высокие оценки). У женщин аналогичная зависимость не прослеживается. Женщина-соискатель, объявившая о своем высоком служебном положении, зарабатывала при прочих равных столько же «баллов», сколько и низкоранговая работница, и зарплату им тоже назначали одинаковую. [Что говорит о невозможности высокого служебного положения для женщин в представлениях оценивающих, создавая известный эффект «стеклянного потолка»]

Второе изменение состояло в том, что «огорчение» заменили на полное отсутствие эмоций. Авторы подумали, что чувство грусти может быть не вполне адекватным контролем для изучения гнева. Грусть — самостоятельная эмоция, имеющая свои собственные коннотации. В новых «контрольных» видеоклипах работодатель не спрашивал актера о его отношении к инциденту, а тот во время всего интервью старался не проявлять эмоций. Оказалось, что разгневанные женщины так же сильно «проигрывают» по сравнению с хладнокровными, как и по сравнению с грустными.

А вот у мужчин ситуация изменилась: разгневанные получили немного более высокий «статус» и оценку компетентности, чем хладнокровные, однако первым назначили меньшую зарплату, чем вторым. По-видимому, проявления грусти «вредят» мужскому имиджу, тогда как гнев и хладнокровие примерно одинаково выгодны. Впрочем, последний результат не подтвердился в третьей серии опытов (см. ниже): там гневные мужчины заработали по всем пунктам заметно больше очков, чем безэмоциональные.

Третье изменение состояло в том, что зрителям задавали дополнительный вопрос: считаете ли вы, что «соискатель» не умеет держать себя в руках? Это позволило уточнить причины негативной оценки женского гнева. Стало ясно, что гневающимся женщинам приписывают не только злобный характер, но и ослабленный самоконтроль.

В третьей, последней серии экспериментов ученые решили проверить, можно ли устранить негативный эффект женского гнева, если объяснить зрителю, что этот гнев вызван не личными качествами женщины (злобным характером и отсутствием самоконтроля), а объективными внешними причинами. Были изготовлены дополнительные видеоклипы, в которых актеры, изображавшие гнев, объясняли его причину, сваливая вину на напарника. Они говорили, что не просто «разозлились», а разозлились на сотрудника, который их обманул, и этот-то обман и стал причиной потери важного документа.

Как ни удивительно, эта простая и естественная мера практически полностью реабилитировала гневных женщин в глазах наблюдателей. Они набрали столько же очков, сколько и «хладнокровные» соискательницы, и гораздо больше, чем гневающиеся без объяснения причин.

Пожалуй, еще более удивителен эффект, который оказало разъяснение причин гнева на имидж мужчин. Он оказался прямо противоположным тому, что наблюдалось у женщин, то есть отрицательным! Таким образом, гневающиеся женщины, чтобы произвести хорошее впечатление, должны объяснять причины своего гнева и валить вину на других, а вот гневающимся мужчинам лучше этого не делать. В этом, по-видимому, опять проявились различающиеся «стереотипные ожидания» в отношении мужчин и женщин: от первых ждут в целом более активной и ответственной жизненной позиции, а от вторых ожидается более пассивное, зависимое поведение («я не виновата, меня обманули»).

Источник elementy.ru

Важная составляющая угнетения, проявляющегося в самых разных областях, поскольку «биологически» женщины и мужчины не отличаются по агрессивности, что и фиксируется в эгалитарных социумах - в противоположность, скажем, самцам и самкам лабораторных мышей. Соответственно, общество не должно демонстрировать системных различий в восприятии гнева тех и других.

И обращение к европейской истории показывает, как вырабатывалось это различие в обществах с неравноправием женщин — при помощи приспособлений вроде «уздечки» в Англии и Шотландии. Что было независимо подтверждено в опытах по точности распознавания мимического выражения разных эмоций у мужчин/женщин, молодых/пожилых: негативная реакция на мимику гнева, ярости и т.д. связана с тем, что у женщин они просто не предполагаются и не распознаются как таковые (в т.ч. самими женщинами — стереотипы работают против всех). «Уздечка» давно вышла из моды и эти реакции (вместе с их продолжением и усилением — домашним насилием) также осуществляют отбор «правильного поведения», выбраковывая несоответствующих стереотипам, как гневных/агрессивных женщин, так и мягких/чувствительных мужчин.

Распознавание агрессии по мимике

«В разработанной Ю.М. Кузнецовой и Н.В. Чудовой компьютерной методике распознавания эмоциональной мимики (РЭМ) испытуемый решает задачу обнаружения изменений в выражении лица человека на экране и определения его эмоционального состояния. Переход в выражении лица от нейтрального к эмоционально окрашенному осуществляется с помощью процедуры морфинга, что позволяет организовать для испытуемого процесс построения мимического образа эмоции и измерять время, необходимое субъекту восприятия для формирования гештальта данного эмоционального состояния.

Испытуемому последовательно в случайном порядке предъявляются задачи на узнавание следующих эмоций: гнев, печаль, презрение, радость, страх, удивление. Когда испытуемый принимает решение о том, что характер эмоции в данном предъявлении ему ясен, он нажимает кнопку «стоп» и затем выбирает из списка эмоций нужную. Список содержит только вышеперечисленные эмоции, но испытуемый не знает ни общего числа проб, ни того, могут ли эмоции повторяться в разных пробах. В результате работа испытуемого характеризуется по следующим параметрам: общее время распознавания, количество правильных ответов, время распознавания в каждой пробе, указанные испытуемым эмоции в ответ на каждую из предъявленных ему.

Конструктная валидность проверена на выборке в 413 человек трех возрастных групп – подростки (205 человек), молодежь (59 человек), зрелые люди (149 человек). Были получены данные о связи скорости и точности в распознавании эмоциональной мимики с личностными особенностями (всего – 102 показателя). В целом на выборке взрослых было показано, что положительное самоотношение, принятие себя и других, доверие к миру и к собственной интуиции, отсутствие категоричности в суждениях, способность к эмоциональному совладанию связаны с готовностью более тщательно анализировать предъявляемую эмоцию и способностью выносить точное суждение о чужом эмоциональном состоянии. Агрессивность же, страх отвержения и эмоциональное выгорание (начальной и средней фаз) связаны с отказом от тщательного анализа предъявляемой эмоции [71].

На основе модификации методики РЭМ была создана компьютерная процедура исследования приписывания агрессии (РЭМ-А). Теперь эмоция, зарождающаяся и постепенно усиливающаяся на мужском или женском лице в видеоролике, выполненном на основе процедуры морфинга, может быть отнесена испытуемым не только к одной из шести базовых эмоций, но и к одной из синонимичных (страх – боязнь) или замещающих эмоций, указывающих на определенную мотивационную тенденцию (радость – злорадство). Это дало возможность ввести новый показатель методики: помимо скорости реагирования и точности распознавания, измеряется склонность к приписыванию (каузальной атрибуции), когда человек не просто называет эмоцию, но и одновременно указывает на ее причину. Для данного исследования, в котором предметом изучения выступала склонность приписывать другими агрессивные намерения или переживания жертвы, в качестве таких «смещенных» синонимов использовались слова, характеризующие эмоции, возникающие именно в ситуации угрозы-нападения. …

2.2. Агрессивность и восприятие мимики

Влияние личностной агрессивности на восприятие мимики

В исследовании, посвященном изучению связей между скоростью, точностью в распознавании эмоциональной мимики и личностными особенностями, получены данные о вкладе высокой агрессивности в снижение способности к распознаванию чужих эмоций [71]. Принятие же себя и других, доверие к миру связаны с готовностью более тщательно анализировать мимику другого человека и способностью выносить более точное суждение о чужом эмоциональном состоянии.

Обнаружено, что скорость реагирования при распознавании мимики существенным образом связана с готовностью к агрессии: чем выше склонность человека к физической агрессии (BPAQ) или готовность оправдывать насилие в политике (ЛА), тем быстрее дается ответ на мимику, выражающую гнев или страх. Точность распознавания также связана с некоторыми параметрами агрессивности – распознавание гнева становится менее точным при высоким уровне одобрения насилия в политике и увлечении агрессивными видами хобби, а страха – при высокой склонности к физической агрессии.

Для распознавания мимики, связанной с насилием, характерна импульсивная стратегия (быстрые и неточные ответы), при этом гнев путается со страхом, а страх – с печалью. Эти данные получены с помощью методики распознавания эмоциональной мимики РЭМ и 11 опросников, в т. ч. опросника на агрессивность BPAQ и опросника на легитимизацию агрессии ЛА.

Полученные результаты заставили нас обратиться к более тщательному анализу проблемы влияния агрессивности на неспособность понимать чужие эмоции. Поскольку, как уже говорилось, агрессивность наших испытуемых определяется не в экспериментальной процедуре и не на основе анамнестических данных, а исключительно на основе самоотчета при ответах на утверждения опросника, возникла необходимость связать так измеряемую агрессивность с данными, полученными иными способами.

Был проведен второй цикл исследования влияния личностной агрессивности на восприятие мимики другого человека. Для оценки объективных достижений испытуемого в задаче понимания эмоционального состояния незнакомого человека использовалась модификация методики распознавания эмоциональной мимики, позволяющая оценить склонность человека приписывать другим определенные эмоции (версия РЭМ-А). Другими словами, оценивалась активность механизма каузальной атрибуции – механизма приписывания причин событиям, в данном случае событиям класса «изменение выражения лица». Для выявления субъективных представлений испытуемого о его способностях в области понимания и управления своими и чужими эмоциями использовалась методика эмоционального интеллекта (ЭмИн).

Для оценки объективной склонности испытуемого приписывать другим людям враждебные намерения использовался проективный тест враждебности (ПТВ), а для диагностики его субъективных представлений о собственной склонности видеть мир враждебным – опросник агрессивности (BPAQ). Кроме того, использовались личностные опросники, чьи шкалы дают представление об особенностях эмоциональной и смысловой регуляции общения: опросник черт характера (ОЧХ), тест Кеттелла, опросник перфекционизма, опросник нарциссических черт личности (НЧЛ), шкала базисных убеждений (ШБУ), опросник конструктивного мышления (ОКМ), ценностный портретный опросник Шварца.

Факторизации подвергались данные по шкалам опросников и проективной методики (78 шкал 10 методик) и три показателя непонимания чужих эмоций (суммарное количество неточных и ошибочных ответов, число случаев ошибочной атрибуции эмоций женской модели, число случаев ошибочной атрибуции эмоций мужской модели). Таким образом, испытуемый характеризуется своим положением в 81-мерном пространстве объективных и субъективных оценок его личностных особенностей. В исследовании приняли участие 126 испытуемых в возрасте от 18 до 65 лет: студенты-психологи, учителя, научные сотрудники.

В факторной структуре личностных особенностей и способностей выделился фактор (третий по силе), в котором решающую роль играют как способность человека понимать чужие эмоций по мимике, так и агрессивность. Данные о реальной способности человека верно ориентироваться в эмоциях других людей (РЭМ-А) служат основой организации оси, которую можно обозначить как фактор насилия. F3 имеет два полюса, один из которых составляют признание своей готовности к физической агрессии (BPAQ), признание склонности к дерзкому и заносчивому поведению и отсутствию эмпатии (НЧЛ), а также объективная склонность приписывать людям эмоции, которые они не испытывают, и не замечать переживаемые ими на самом деле (все три показателя РЭМ-А). Другой полюс образован высокими показателями межличностного эмоционального интеллекта (в основном за счет высоких баллов по шкале Управление чужими эмоциями методики ЭмИн) и убежденностью в своей способности контролировать события (ШБУ). Таким образом, данный фактор обнаруживает два способа достижения человеком своих целей – «силовой», выбираемый тем, кто не может разобраться в истинных переживаниях других людей, и «манипулятивный», основанный на способности человека верно «считывать» чужие эмоции и на готовности «управлять» ими, контролируя переживания партнера.

Кроме того, выделился дополнительный фактор (четвертый по силе, F4), в котором компетентность в понимании эмоциональной мимики также оказалась важна. Один полюс этого фактора образуют: способность понимать женщин, во всяком случае верно интерпретировать их мимику (третий показатель методики РЭМ-А); ценность благожелательности (опросник Шварца); отсутствие «застревания» на своих переживаниях, планах, требованиях к миру (ОЧХ). Второй полюс образован ценностями Гедонизма, Достижений и Власти-Богатства (опросник Шварца) и склонностью контролировать свои чувства (НЧЛ). Таким образом, F4 представляет собой конструкт, позволяющий человеку интерпретировать свою гибкость и тонкость в понимании женщин как заботливость (именно мотивированность заботой о близких является центральной в ценности Благожелательность), а их отсутствие – как целеустремленность и умение «позаботиться о себе».

Интересно, что именно ценностные приоритеты оказались связаны с таким объективным показателем эмоциональной компетентности, как умение правильно распознавать эмоции женщины по ее мимике. Возможно, в генетическом плане именно задача понимания переживаний матери заставляет человека обращать внимание и на собственные потребности, осмысливать свои желания, определять для себя ценностные приоритеты. Можно предположить, что модель заботы и внимания, реализуемая матерью, способной к открытому, но не пугающему проявлению эмоций, легко присваивается ребенком и выступает у взрослого человека уже как смысловой регулятор его отношений с другими людьми. Во всяком случае успешность в атрибутировании эмоций женщины позволяет человеку, не стремясь к манипулированию окружающими, считать мнения и желания каждого достойными внимания.

F4 представляет собой конструкт, отражающий тяготение человека к позиции «альтруиста» или «эгоиста»: обнаруженная оппозиция ценностей выступает как противопоставление двух типов социальных потребностей – в аффилиации и помощи, с одной стороны, и во власти и успехе, с другой. Полученные данные позволяют сделать некоторые выводы о связи агрессивности с представлениями человека о самом себе и с его компетентностью в области понимания других людей.

Во-первых, склонность человека приписывать другим людям эмоции, которые те не испытывают, связана с общей установкой на насилие. Эта установка на навязывание своей воли может проявляться по-разному – в форме физической агрессии, в форме дерзкого и заносчивого поведения, как безразличие к чувствам других, как готовность «взять от жизни все», невзирая на желания и нужды других людей. Все эти формы прямого и косвенного насилия поддержаны неспособностью человека ориентироваться в невербализированных эмоциях других людей.

Во-вторых, решение задачи на распознавание эмоций на лице женщины имеет особое значение в жизни человека. Успешность в решении этой задачи позволяет человеку получать особое удовольствие от удовлетворения потребности в аффилиации и потребности в оказании помощи. Неуспех в интерпретации переживаний женщины оказывается связан с фиксацией на самоутверждении. Другими словами, обнаружилось, что мотивационная иерархия напрямую проявляется в относительно простых актах восприятия, что открывает новые возможности для построения психодиагностических процедур в изучении мотивационной сферы.

Восприятие мимики гнева, презрения и страха: точность и скорость

Изучение специфики восприятия эмоций, связанных с агрессией, проводилось в два этапа. На первом этапе были выявлены личностные особенности, препятствующие безошибочному распознанию гнева, презрения и страха на лицах моделей – мужчины и женщины. На втором этапе в измененной процедуре и при увеличении числа моделей были выявлены закономерности, которым подчиняется процесс восприятия эмоций агрессивного круга. Остановимся вначале на результатах первого этапа.

Скорость категоризации мимики гнева, презрения, страха существенным образом связана с определенными чертами личности (тест Кеттелла):

• при восприятии гнева и презрения на мужском лице на рассматривание мимики и вынесение суждения времени тратится тем больше, чем выше показатель по шкале аффектотимии (готовность к сотрудничеству, внимание к людям, уживчивость – «+А»);

• при восприятии гнева и презрения на женском лице времени тратится тем больше, чем ниже показатели по шкале экспрессивности (сдержанность, рассудительность, пессимизм – «–F»);

• при восприятии гнева и страха на мужском лице время вынесения суждения тем больше, чем выше показатели по шкале протенсии (подозрительность, раздражительность, высокое самомнение – «+L»).

Скорость категоризации мимики страха связана с определенными ценностными ориентациями (методика Шварца): чем значимее для человека такие ценности, как Конформность и Традиция (обе входят в метаценность Сохранение), тем больше времени он уделяет задаче распознавания страха на мужском лице. Эти результаты подтверждаются и данными по тесту Люшера. Люди, склонные к установлению дружеских и партнерских отношений с широким кругом людей (предпочтение красного и синего цветов), отличаются более тщательной работой по категоризации эмоциональной мимики – представители этой группы затрачивают больше времени в методике РЭМ, особенно долго анализируя мимику презрения и страха.

Точность распознавания гнева оказалась связана с самопринятием и эффективностью работы защитных механизмов. Тот, кто плохо распознает эмоцию гнева, скорее склонен к самообвинению (опросник самоотношения ОСО), имеет более высокий уровень напряженности защит и среди последних чаще применяет замещение и регрессию (методика Плутчека –Келлермана). Кроме того, неготовность узнавать мимику гнева связана с убежденностью в доброжелательности мира и собственной удачливости (методика ШБУ). Действительно, замещение, возникающее в случае конфликта с более сильным, старшим или значимым субъектом, когда высвобождение своих реакций гнева становится опасным, позволяет снять напряжение, обращая агрессию на более безопасный объект или на себя самого, что и находит свое отражение в высоких баллах по шкале самообвинения по

методике ОСО и в приписывании доброжелательности окружающим по методике ШБУ. Регрессия же, как подчеркивает Плутчек, развивается для сдерживания чувства неуверенности в себе и страха неудачи, связанных с проявлением инициативы, и, соответственно, чувства вины за неудачу. По-видимому, высокие показатели по шкале удачи

в методике ШБУ и отражают хорошую работу механизма регрессии.

Таким образом, работа защитных механизмов, делающих свое дело в конфликте слабого Эго и сильного Супер-Эго, предстает на уровне картины мира как своеобразное сочетание убеждений в доброжелательности других и обвинений в свой адрес («Ты – хороший, я – плохой», по Харрису), а на уровне решения конкретной познавательной задачи – в ошибках при восприятии чужого гнева.

Точность распознавания презрения оказалась положительно связана практически со всеми показателями самоотношения (ОСО) (лишь склонность к самообвинению никак не коррелирует с точностью распознавания этой эмоции). Повышению точности опознания презрения на лице незнакомого человека способствует также убежденность в справедливости и контролируемости мира и своей способности контролировать события собственной жизни (ШБУ). Отметим, что люди с позитивным самоотношением и верой в справедливый и контролируемый мир вообще более точны при оценке любых эмоциональных состояний. Нами это было интерпретированно как сформированность ВПФ восприятия эмоций и, следовательно, способность разграничивать свое и чужое эмоциональное состояние. По-видимому, такой человек способен также к разграничению ситуации, имеющей к нему отношение, и того, в чем он не участвует: эмоции в данной экспериментальной ситуации адресованы не испытуемому, а возникают сами по себе, по замыслу экспериментатора, но для того чтобы «отстроиться» от такой травматичной для самооценки эмоции, как презрение, требуется, судя по нашим данным, особенно сильное Эго.

Конструкт Эго здесь, как нам кажется, более уместен, чем, например, конструкт самооценки, поскольку со способностью выдерживать взгляд, источающий презрение, связано не только в целом положительное отношение к себе и даже не столько уверенность в своей способности влиять на ситуацию, но наличие в картине мира человека презумпции управляемости мира. Презрение – это эмоция, направленная на разрушение представления человека о себе как о человеке достойном и дееспособном. В этом смысле эта эмоция адресована именно Эго партнера, его переживанию себя как целостного субъекта активности.

Точность в распознавании страха связана в целом с дефектной стратегией сверхосторожности – те, кто плохо распознает эмоцию страха, медленно и неточно распознают и другие эмоции (РЭМ). У таких людей меньше выражен интерес к себе (ОСО) и нет убежденности в собственной ценности (ШБУ). Именно невозможность опознать страх на лице другого человека оказалась связана с развитием эмоционального выгорания (данные по группе социальных работников, обследованных дополнительно с помощью методики Бойко).

Гнев, презрение и страх: приписывание и интерпретация

На втором этапе использовалась модификация методики РЭМ, что позволило изучить явление атрибуции агрессии по мимике. В социальной психологии само явление приписывания используется как объяснительный механизм в рамках атрибутивных теорий.

Как известно, в работах Г. Келли показано, что можно рассматривать субъекта восприятия как вполне рациональную личность, делающую выводы на основе наблюдений в соответствии со схемой ковариации событий во времени. Им же был проанализирован случай, когда атрибуция опирается на одно-единственное наблюдение, а человек, тем не менее, демонстрирует достаточную категоричность суждения.

Как показали дальнейшие исследования в области социальной атрибуции, особенно ярко эта готовность к атрибутированию на основе «первого взгляда» проявляется в случае связывания некоего внешнего признака человека с определенным психологическим свойством.

Подобные автоматизмы Л. Росс назвал «ложными корреляциями» [4]. Представляется, что в ситуации распознавания эмоционального состояния незнакомого человека наблюдатель опирается в первую очередь на такие, основанные на «ложных корреляциях», предположения, позволяющие предугадывать постепенно проявляющуюся на лице эмоцию и выносить суждение, не доводя дело до полной и однозначной манифестации чувств незнакомца.

Ясно, что высокая скорость и точность распознавания нарастающего эмоционального состояния обеспечивают наблюдателю «пространство для маневра» в общении, что в случае развития у партнера именно эмоций агрессивного круга служит инструментом повышения безопасности. В связи с этим можно ожидать, что атрибуция гнева будет тем отчетливее, чем выше для наблюдателя риск при столкновении с разгневанным незнакомцем стать его жертвой и, видимо, приписывание агрессивных переживаний будет происходить чаще в отношении мужчин, чем женщин, и скорее молодых мужчин, чем пожилых.

В последние годы изучение феномена приписывания эмоций активно ведется при исследовании межгрупповой дифференциации [29]. Было обнаружено, что при восприятии эмоций проявляется ингрупповой фаворитизм. Так, членам ингруппы чаще приписывается переживание так называемых вторичных эмоций (сожаление, восхищение, нежность, разочарование), которые, по мнению людей, присущи исключительно человеку и отсутствуют у животных. Видимо, это позволяет субъекту восприятия рассматривать членов своей группы как более типичных представителей человечества, чем членов аутгруппы.

Помимо описанного эффекта, существуют и другие различия в приписывании эмоций членам разных групп. Например, в ситуациях с негативным исходом членам высокостатусных групп приписываются большая выраженность злости и меньшая подавленности и чувства вины, чем низкостатусным, а в ситуациях с позитивным исходом – большая гордость и меньшая признательность. Следовательно, можно ожидать, что пол и возраст наблюдателя должны сказываться на его склонности приписывать определенный тип эмоций наблюдаемому персонажу в зависимости от пола и возраста последнего.

Для общей психологии приписывание эмоций – это прежде всего сфера действия фиксированных познавательных гипотез (в рамках когнитивного подхода) и защитных механизмов, точнее, проекции и перцептивной защиты (в рамках психоаналитического подхода). Соответственно, предшествующий опыт, в т. ч. травматический, должен оказывать влияние на склонность человека приписывать партнеру по общению определенный тип эмоциональных состояний. Возможно, в некоторых случаях действие социально-психологических механизмов будет подавляться – так, утрата доверия к миру может приводить к ослаблению групповой идентичности и, как следствие, к нивелированию различий между эмоциями «своих» и «чужих». В общем случае можно ожидать, что плохая работа системы переработки опыта будет приводить к систематическим ошибкам в прогнозировании эмоций и ошибкам в их восприятии.

При этом если у психологически благополучных людей мы будем наблюдать стандартные ошибки, связанные с действием стереотипов и «ложных корреляций», которые обусловлены социально-демографическими характеристиками человека, а также с влиянием ингруппового фаворитизма и аутгрупповой дискриминации, то у людей с личностными проблемами ошибки будут более индивидуализированы и плохо предсказуемы с позиций социально-психологических моделей.

В проведенном исследовании была предпринята попытка экспериментально проверить выдвинутые предположения. Испытуемому предлагалось угадать ту эмоцию, развитие которой он может «вычислить» по выражению лица человека, показанного в видеоролике. Для этого разработанная ранее компьютерная методика распознавания эмоциональной мимики РЭМ была модифицирована. В модификации РЭМ-Атрибуция испытуемый решает задачу последовательной категоризации эмоциональных выражений, возникающих на лицах пяти моделей – женщины и мужчины среднего возраста, женщины и мужчины пожилого возраста, мальчика младшего школьного возраста. Мимические выражения моделей соответствуют базовым эмоциям: Гнев, Печаль, Презрение, Радость, Страх, Удивление.

В качестве ответа испытуемый должен выбрать название эмоции из предлагаемого ему списка 17 категорий, куда, наряду с названиями базовых эмоций, включены и семантически «смещенные» названия. Так, семантика слова «гнев» и семантика слова «возмущение» близки, но не тождественны и, атрибутируя незнакомцу возмущение, мы в меньшей степени будем ждать от него физической агрессии, чем от того, кто охвачен гневом. В эксперименте в этом случае мы при оценке распознавания можем учитывать как семантически точное (например, ответ «гнев» при демонстрации гнева на лице модели), так и семантически размытое приписывание (ответы «гнев», «возмущение» и «злоба» при демонстрации гнева). Для снятия эффекта места слова в списке на протяжении выполнения задания порядок слов-ответов постоянно меняется. Процедура подразумевает, что испытуемый, наблюдая за постепенным изменением выражения лица модели от нейтрального до сильно выраженного эмоционального состояния, останавливает процесс, когда считает, что может уверенно определить, какую именно эмоцию испытывает модель.

При этом он выбирает название эмоции не только из слов, обозначающих базовые эмоции, когда за каждым словом предъявляемого списка стоит отчетливо различимая реальность переживаний, но и из слов, которые обозначают близкие эмоции, из слов, иногда используемых как синонимы. Таким образом, в эксперименте моделируется ситуация приписывания эмоции незнакомому человеку, чье эмоциональное состояние меняется «на глазах», и если направленность изменения отражает состояние незнакомца, то отношение к этому изменению, например, ощущение большей или меньшей угрозы физического насилия, исходящей от него, определяется уже и особенностями самого наблюдателя.

Проведенное исследование позволило получить ответы на ряд вопросов, связанных, с одной стороны, с особенностями распознавания эмоций на лицах людей разного возраста и пола, а с другой – с реакцией наблюдателя (потенциального противника или жертвы) на проявление агрессии или страха на лице незнакомца.

Первая группа вопросов касается точности распознавания эмоциональной мимики. Так, полученные данные позволили ответить на следующие вопросы.

1. Чьи агрессивные эмоции распознаются точнее всего? Чья эмоциональная жизнь остается малопонятной для окружающих?

2. Существуют ли различия между точностью распознавания эмоций на мужских и женских лицах, и если да, то какие эмоции хужевсего распознаются?

3. Насколько точно распознаются те эмоции, которые связаны с ситуацией агрессии, – эмоции гнева, презрения и страха?

Вторая группа вопросов связана с проблемой приписывания эмоций. В первую очередь нас интересуют данные о приписывании агрессивных переживаний и переживаний фобического круга, сопряженных с первыми в рамках ситуации насилия. В нашей методике к первой группе переживаний относятся такие эмоции, как гнев, злоба, возмущение, презрение, брезгливость, осуждение; ко второй – страх, боязнь, вина, стыд. Итак:

1. Кому чаще всего приписываются переживания агрессивно-фобического круга?

2. Как интерпретируются эмоции гнева, презрения и страха, отраженные на лицах моделей, в первую очередь на мужском лице?

3. Как сказываются представления человека о мире и взаимоотношениях людей («базисные убеждения») на склонности приписывать те или иные эмоции другим людям?

Остановимся вначале на данных о точности распознавания агрессивных эмоций.

Установлено, что легче всего распознается гнев на лице мужчины, в то время как гнев женщин – и пожилой и, в особенности, молодой – распознается лишь небольшим числом испытуемых (25 % и 13 % соответственно). Презрение, напротив, на мужском лице распознается лишь третью испытуемых, в то время как презрение, испытываемое другими моделями, распознавали около 2/3 испытуемых. Страх также мало кем узнается, когда его испытывают мужчина или мальчик (по 10 % испытуемых).

Легче всего распознаются эмоции гнева, презрения и страха на лице пожилого мужчины: приблизительно 3/5 испытуемых правильно предугадывает развитие этих эмоций при первом появлении их признаков на лице этой модели. На лице же пожилой женщины, напротив, гнев и страх мало кем «прочитывается».

Итак, гнев оказывается чисто «мужской» эмоцией, в то время как презрение ожидают увидеть и на лицах женщин (молодой и пожилой), и на лицах пожилого мужчины и мальчика. Страх же распознается хуже всех других эмоций и ожидается как от лиц женского пола (молодая женщина), так и от лиц мужского пола (пожилой мужчина).

Обратимся теперь к ответам на основные вопросы нашего исследования – к тем, что касаются приписывания эмоций.

1. Кому чаще всего приписываются переживания агрессивно-фобического круга?

Тенденция к приписыванию агрессивных реакций оказалась зависимой от пола и возраста моделей: чаще переживание гнева приписывается мужчинам, а презрения – людям пожилого возраста. Зрелый мужчина и пожилая женщина представляют в «наивной психологии» две формы агрессивности – гнев и презрение. Страх же и переживания вины, стыда и раскаяния вообще мало атрибутируются по сравнению с другими переживаниями, при этом реже всего переживания этой группы приписываются взрослому мужчине, а чаще всего – молодой женщине.

Чаще всего гнев и его более резкий, общий для человека и животных вариант – злоба – приписываются молодому мужчине (всего 32 случая распознавания на его лице эмоций из группы гнева, среди которых – 14 случаев приписывания злобы); затем – пожилому мужчине (25 и 7), мальчику (16 и 9), молодой женщине (10 и 5), пожилой женщине (10 и 1). Одновременно ослабленная, наименее пугающая, «человеческая» форма реакций гнева – возмущение – относительно чаще приписывается пожилой женщине (из 10 случаев распознавания эмоций из группы гнева – 7 ответов «возмущение») и относительно реже мужчинам – молодому (9 из 25) и пожилому (5 из 32). Можно сказать, что не только плохо распознается испытываемый женщиной гнев, но и вообще от женщин не ждут гневливости (особенно от пожилых). Таким образом, гнев и злоба оказались в представлениях испытуемых гендероспецифичной реакцией, зависимой еще и от силы проявления мужского начала.

Для приписывания презрения и близких ему осуждения и брезгливости более существенным параметром модели оказался не пол, а возраст. Чаще всего презрение «видят» на лице пожилой женщины (44 случая), затем пожилого мужчины (37), мальчика (34) и, наконец, молодых женщины (30) и мужчины (20). Таким образом, презрение выступает в определенном смысле заменой гнева – тот, кто не имеет возможности быть открыто агрессивным, тот проявляет свое недовольство презрением.

Конструкт страха (боязни) и конструкт вины-стыда редко использовались нашими испытуемыми при прогнозировании развития эмоционального состояния модели. Конструкт страха использовался вдвое чаще, чем конструкт вина-стыд, при этом в отношении взрослого мужчины слово «боязнь» не было применено ни разу, а в отношении пожилого мужчины ни разу не применялось слово «вина».

В целом треть всех случаев приписывания страха пришлась на молодую женщину, хотя и для этой модели точность распознавания этой эмоции была невысока. Предположение же о переживании моделью чувства вины или стыда возникло у очень небольшого числа наших испытуемых – видимо, этот конструкт не входит у большинства в число фиксированных гипотез или «ложных корреляций», связанных с полом или возрастом, а мимика этих состояний столь специфична, что с нею редко что путают. Отметим также, что такое негативное переживание, потенциально связанное с ситуацией агрессии, как раскаяние, также приписывалось молодой женщине чаще, чем всем другим персонажам. Тенденция к ложному распознаванию переживаний агрессивно-фобического круга также зависит от характеристик модели.

Всего нашими испытуемыми было дано 900 оценок (30 испытуемых определяли по 6 эмоций для 5 моделей), из них более трети (377 ответов) оказались неправильными. Чаще всего ошибочно приписывается удивление (125 случаев), а реже всего – гнев (25 случаев), т.е. наши испытуемые (напомним, это законопослушные граждане с высшим образованием) демонстрируют игнорирование признаков агрессии – меньше всего они склонны предполагать возможность переживания партнерами по общению гнева, презрения или страха. Ошибочная атрибуция гнева оказалась не связанной с полом модели, но зависимой от возраста модели: взрослым чаще приписывается гнев, чем пожилым и ребенку. Презрение и страх по количеству неверных распознаваний уступают только удивлению: презрение неверно приписывается в 84 случаях, а страх – в 56 случаях, при этом презрение чаще ошибочно видится на лицах пожилых людей, а страх – на лице ребенка и лицах взрослых.

Итак, если гнев мужчины распознается достаточно уверено (3/4 испытуемых), то большинство наблюдателей испытывает затруднения, когда признаки гнева появляются на лице женщины. При этом если женщина испытывает гнев, то не только мало кто адекватно распознает ее состояние, но и приписываемые эмоции оказываются весьма широкого спектра: и стенические негативные (например, презрение), и астенические негативные (печаль), и даже стенические позитивные (радость). Видимо, состояние гнева для женщины до сих пор остается табуированным и, столкнувшись с ним, наши испытуемые просто начинают теряться в догадках (как говорит одна из героинь А.Н. Островского, «Ну, уж это вот режь ты меня сейчас на части, ни за что не пойму, к чему приписать»). Ошибочное же приписывание гнева не связано с полом модели, а определяется только возрастом – гнев неверно приписывают чаще взрослым, чем пожилым людям и детям.

Следовательно, речь не идет о наличии фиксированной гипотезы о гневливости мужчин, скорее можно говорить о существовании перцептивной защиты в отношении гнева женщин. Как уже было сказано, женщинам и пожилым людям скорее приличествует переживание презрения – во всяком случае именно такой стенической эмоции из числа негативных ждет от них большинство наблюдателей. Более того, в отношении пожилых женщин у наших испытуемых обнаружилась фиксированная гипотеза о готовности партеров из этой гендерно-возрастной группы реагировать презрением или удивлением: пожилой женщине именно эти эмоции чаще всего приписываются, и когда она действительно испытывает эти чувства, и в тех случаях, когда она переживает что-то иное (в первую очередь гнев и страх).

Предположение о страхе, переживаемом кем-то, видимо, столь неприятно нашим испытуемым, что они стараются как можно реже пользоваться этим конструктом – гипотеза страха выдвигается реже других, но все же в отношении молодой женщины она возникала почти в три раза чаще, чем в отношении мужчины. Существенно, что даже в тех случаях, когда мужчине приписывалось переживание страха, это приписывание было ошибочным – видимо, в отношении страха у взрослого мужчины действует такая же сильная перцептивная защита, как в отношении гнева у женщины. Другими словами, страх мужчины и гнев женщины «невидимы» – это те эмоции, которые люди не готовы увидеть, даже если существование данных переживаний у этих моделей допускается «наивной психологией» конкретного наблюдателя.

2. Как интерпретируются эмоции гнева, презрения и страха, отраженные на лицах моделей, в первую очередь на мужском лице?

Гнев – «мужская» эмоция, как было сказано выше, и распознавание гнева на мужском лице для большинства испытуемых оказалось несложным: 11 человек назвали гнев гневом, 10 – злобой, четыре – осуждением, несколько человек описали гнев как возмущение, презрение, брезгливость. Как уже было сказано, в целом эмоция гнева распознается неплохо на лицах моделей мужского пола и очень плохо, когда эта эмоция переживается женщинами. В последнем случае половина ошибочных интерпретаций приходится на презрение, четверть на удивление, и несколько раз гнев даже был принят за радость.

Обнаружилось, что женщины значительно чаще, чем мужчины, гнев на начальных стадиях этого переживания склонны принимать за печаль. Презрение на лице взрослого мужчины лишь четвертью испытуемых было верно угадано (три человека назвали это состоянием именно презрением, трое – осуждением, один – брезгливостью). Чаще испытуемые это переживание на лице взрослого мужчины принимали за злобу (4), возмущение (4), печаль (5), уныние (5) и даже за чувство вины (1), раскаяния (1) и стыда (1). В последних случаях мы, видимо, имеем дело с работой проекции испытуемым переживания, которое возникало в результате принятия им роли презираемого при «встрече» с незнакомцем, демонстрирующим презрение. Подобную инверсию мы обнаружили еще лишь в двух случаях, когда презрение проявлялось на лице молодой женщины. Также презрение было ошибочно принято за печаль и уныние при интерпретации эмоций мальчика.

Страх, как уже было сказано, оказался тем переживанием, наличие которого игнорируется у взрослого мужчины, мальчика и пожилой женщины, а у молодой женщины и пожилого мужчины распознается лишь половиной или 3/5 испытуемых соответственно. Поэтому неудивительно, что и наибольшее число неверных приписываний приходится именно на страх – 101 случай из 377 полученных неверных ответов. В 3/4 случаях ошибочного понимания состояния страха испытуемые трактуют его как удивление (как тут не вспомнить знаменитый совет из произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Необходимо обывателей во всегдашнем изумлении содержать»!). Кроме того, страх иногда принимается за презрение, и женщины совершают такую ошибку значительно чаще, чем мужчины.

3. Как сказываются представления человека о мире и взаимоотношениях людей («базисные убеждения») на склонности приписывать те или иные эмоции другим людям?

В первую очередь нас интересовала готовность приписывать агрессию, однако никаких корреляций числа приписываний гнева или презрения с показателями методики ШБУ обнаружено не было. Выяснилось, что склонность приписывать радость уменьшается с ростом уверенности в справедливости происходящего, а приписывание удивления связано отрицательной корреляцией с убеждением в доброжелательности окружающего мира.

При рассмотрении данных о приписывании для отдельных видов эмоций обнаружилось, что когда ошибочная атрибуция касается переживания гнева, то высокие баллы почти по всем шкалам ШБУ отрицательно коррелируют со склонностью интерпретировать гнев как радость. Другими словами, оптимистичный взгляд на жизнь позволяет человеку не принимать черное за белое – не путать гнев и радость. Сходная тенденция наблюдается и в отношении ошибок при интерпретации презрения – чем более человек уверен в справедливости мира и в собственной удачливости, тем менее он готов видеть вместо презрения печаль.

Следовательно, игнорирование чужой агрессивности, попытка приписать разгневанному или испытывающему презрение человеку эмоции, максимально далекие от реальных, возникают в случае, когда человек не уверен в себе, не уверен в благожелательности или хотя бы в справедливости мира. Такая атрибуция эмоций «с точностью до наоборот» выступает, видимо, в качестве одного из компонентов защиты.

В отношении эмоции страха обнаружено, что склонность видеть вместо страха удивление снижается с возрастом. Возможно, зрелые люди меньше боятся столкнуться с этим переживанием – и у другого человека, и у себя самого. Также эмоция страха тем реже принимается за радость, чем выше у человека убежденность в существовании правил и закономерностей в мире и в собственной способности контролировать происходящее. С ростом же уверенности в доброжелательности мира падает готовность интерпретировать чужой страх как демонстрацию презрения.

Как можно видеть, склонность приписывать человеку совсем иные эмоции, чем он испытывает в реальности, связана с некоторым неблагополучием в переработке опыта и характерна для людей, не уверенных ни в себе, ни в стабильности мира. Итак, пилотажное исследование феномена приписывания агрессии человеку, чье эмоциональное состояние меняется на глазах у наблюдателя и необязательно в сторону агрессии, позволило обнаружить следующее.

1. Гнев лучше распознается на мужских лицах, чем на женских, при этом у взрослого мужчины он распознается точнее, чем на лице пожилого и, тем более, на лице мальчика. При этом гневающемуся зрелому мужчине приписываются гнев и злоба, пожилому мужчине некоторые люди в этой ситуации приписывают осуждение, а мальчику – еще и недоверие. Гнев пожилой женщины чаще всего интерпретируется как недоверие или осуждение, а гнев молодой всеми трактуется по-разному. Видимо, мы можем констатировать отсутствие мимического стереотипа для восприятия гнева молодой женщины, а в целом – отсутствие конструкта «гнев» при описании женских эмоций.

2. Презрение плохо распознается на лице взрослого мужчины – вместо него многие «видят» печаль, уныние или злобу, а некоторые даже приписывают чувство вины или раскаяния. Чаще всего переживания презрения, брезгливости и осуждения приписываются пожилой женщине. Если гнев для «наивной психологии» – это эмоция крепкого мужчины, то осуждение и презрение – это состояние, часто испытываемое пожилыми женщинами.

3. Страх – эмоция, которую хуже всего распознают и довольно редко приписывают. Страх на лице взрослого мужчины практически единодушно прочитывается как удивление. Видимо, в этом случае есть смысл говорить о конвенциональной атрибуции – культурная норма не только запрещает людям видеть испугавшегося мужчину, но и предлагает удобную замену – на удивление нет необходимости отвечать ни агрессией, ни сочувствием. Видимо, в реальной ситуации незнакомый мужчина, начинающий испытывать страх, остается для большинства посторонним человеком, в отношении которого можно сохранять нейтралитет.

С. Н. Ениколопов, Ю. М. Кузнецова, Н. В. Чудова. Агрессия в обыденной жизни. М.: РОССПЭН , 2014. C.35-36, 67-78.

Общебиологический комментарий: мимика как орудие социального влияния

Let's block ads! (Why?)