30 октября пришла долгожданная для одних и крайне печальная для других новость: Дания наконец выдала разрешение на прокладку в своих водах газопровода. Это было последнее препятствие на пути строительства «Северного потока – 2».
Понятно, что в Киеве эта новость вызвала глубочайшее разочарование. Даже украинские эксперты признали, что позиции Украины на газовых переговорах кардинально ослабли (впрочем, большинство из них, особенно «патриотической» направленности, и вовсе молчат), а Владимир Зеленский лишь выдавил из себя, что «это усиливает Россию и ослабляет Европу». А ведь всего за день до события, после очередного раунда трехсторонних консультаций в Брюсселе, казалось бы, у Киева появился повод для оптимизма.
«Относительно будущих отношений у нас общая позиция с Еврокомиссией: новый контракт должен быть долгосрочным и на значительный объем. Он должен быть заключен с новым оператором украинской ГТС, который с 1 января 2020 года будет выведен из группы “Нафтогаз”», — заявляли по их итогам в «Нафтогазе».
А вице-президент Еврокомиссии Марош Шефчович и вовсе сообщил об их едва ли не провале: «Мой посыл на сегодняшних переговорах — время истекает. Наступает критическое время. Когда нужно определиться. Это то, к чему я апеллировал во время сегодняшних переговоров к обеим сторонам. Вынужден заявить, что я разочарован итогами сегодняшней встречи. Наша цель накануне переговоров была, несмотря на политическую волю (видимо, имеются в виду политические разногласия. — Авт.), — найти позитивные стороны во взаимодействии».
Видимо, разочаровала еврочиновника именно твердая позиция России, поскольку, как отметил российский лидер, «мы знаем оценки некоторых чиновников Евросоюза, Еврокомиссии по поводу того, как прошли эти переговоры. Наши оценки расходятся. Мы считаем, что они были конструктивными, причем со всех сторон, включая и наших украинских партнеров».
Действительно, российский и украинский профильные министры в своих комментариях в кулуарах встречи были более оптимистичны, хотя публично заявленные расхождения были очевидны. Россия готова рассматривать два варианта: работа «по-европейски», с распределением на аукционах «свободных» мощностей, либо заключение краткосрочного контракта сроком примерно на год, пока заработают на полную мощность «потоки».
Отдельным пунктом шло то, что Россия настаивает на «пакетном» характере новых соглашений, а именно, чтобы они предусматривали отказ «Нафтогаза» от претензий к «Газпрому», которые удовлетворил Стокгольмский арбитраж.
Это подтвердил и Владимир Путин: «Вопрос исключительно в сфере споров арбитражного характера, на наш взгляд, абсолютно абсурдных, когда, например, там семь миллиардов долларов пытаются предъявить через украинские суды “Газпрому” к выплате за то, что он занимает монопольное место на транзитном рынке Украины. Хотя “Газпром” ничего не транзитирует, транзитируют украинские компании. Это просто абсурд.
То же самое и в Стокгольме происходит. Надо от этого абсурда избавиться, обнулить все требования с обеих сторон. Мы готовы к конструктивной работе и по прокачке газа через Украину, и по поставкам газа на Украину, причем со значительным снижением цены в отличие от той, по которой потребители российского газа получают на Украине этот газ сегодня».
В этом контексте слова украинского министра энергетики Алексея Ожеля, что «российская сторона задавала вопросы юрисдикции арбитражей», нужно понимать так, что Москва не хотела бы, чтобы возможные споры по новому контракту находились в компетенции Стокгольма, который уже продемонстрировал свою «объективность».
На фоне этого Дания, чей саботаж, как всем понятно, был обусловлен «солидарностью» с Украиной, казалось бы, должна бы, наоборот, затягивать с выдачей разрешения и дальше и уж точно не «приурочивать» его выдачу к моменту сразу после переговоров, продемонстрировавших неуступчивость России.
Принято считать, что «строптивость» Дании была обусловлена «пожеланиями» Вашингтона, открыто пытающегося торпедировать этот проект. Но нужно отметить, что небольшое королевство в большие геополитические игры старается не играть, к тому же в политическом и экономическом смысле интегрировано в европейское пространство. Критически же важны для него отношения с Германией, великой державой и единственным государством, у которого с Данией сухопутная граница.
И столь упорно противиться такому принципиально важному для главного внешнеполитического партнера проекту ей вроде бы было не с руки (отмечу, что в мае в Дании произошла смена власти, т. е. мы видим последовательный курс, независимо от тех, кто находится непосредственно у власти).
Куда логичней было ждать проблем от Швеции, по водам которой проходит «львиная доля» морского участка «Северного потока». Родина Карла XII до сих пор сохраняет большие амбиции относительно своей роли в Восточной Европе, где делает ставку на самые русофобские режимы типа украинского, активно поддерживая их и даже выступая в роли этакого адвоката (решения Стокгольмского арбитража по газовому спору России и Украины — наглядный тому пример). Но со Швецией особых проблем не возникло, все необходимые разрешения она дала вовремя.
Поэтому возникает ощущение, что ключевыми структурами и «игроками» в ЕС, включая Германию, Дании изначально была отведена роль «плохого парня», который будет тормозить проект до тех пор, пока Россия не примет определенные условия. Подходила для неё Дания именно тем, что через её воды проходит небольшой участок газопровода, который газоукладчики без проблем пройдут за несколько недель, когда эти условия будут приняты. А вот задержка с выдачей разрешения Швецией могла действительно ощутимо затормозить реализацию проекта.
Условие же понятно — сохранение транзита российского газа через Украину и газоснабжения самой Украины. Его, в частности, неоднократно публично озвучивала Ангела Меркель. Смысл игры Германии и ЕС заключался в том, что, с одной стороны, с помощью строящегося «Газпромом» (при участии западных инвесторов) газопровода надежно защитить себя от любых «транзитных рисков», связанных с Украиной, с другой — «обязать» Россию и далее поставлять газ на Украину, а также поддерживать её слабую экономику «транзитными» деньгами.
Да и ни для кого не секрет российское происхождение «венгерского» и «словацкого» газа, которым сейчас подпитывают Украину, то, что западную границу Украины этот газ пересекает (в обоих направлениях) лишь виртуально. А значит, не будет транзита (в кавычках и без) — украинская экономика останется без газа.
Эта разность позиций задолго до наступления дедлайна (1 января 2020 года, когда закончится срок действия договора о транзите газа через Украину) вызвала опасения, что дело может дойди до полноценной «газовой войны», как в 2006 и 2009 гг. И можно констатировать, что российское руководство, следуя принципу «если хочешь мира, готовься к войне», заблаговременно приняло меры, дабы иметь максимально сильную, без слабых мест, переговорную позицию, когда наступит «критическое время».
Такое «слабое место» было у России в Калининградской области (если Литва из «солидарности» с Украиной перекроет транзит газа в Калининград). Но в январе в Калининграде был запущен комплекс, позволяющий поставлять газ в Калининградскую область морским путём танкерами-метановозами. На его открытии Владимир Путин прямо признал, что строительство объекта стоимостью свыше 1 млрд долл. вызвано не экономической целесообразностью (поставлять газ по трубам через Литву куда дешевле), а необходимостью устранить транзитные риски.
И по мере приближения 1 января начались значительные подвижки, причем сроки, когда они проявлялись, четко «коррелировались» с тем временем, которое нужно, дабы закончить всю работу «под елочку», к 1 января, ну может с небольшой, непринципиальной задержкой.
18 октября в повестку дня Рады неожиданно внесли законопроект № 2239-1, который прописывает…
Полностью читать ЗДЕСЬ
Свежие комментарии