Евгений Норин
Из всех земель средневековой Руси Смоленщине досталась, пожалуй, самая бурная история. Смоленск успел побывать и в руках раздробленного государства Рюриковичей, и автономной частью Золотой Орды, и краеугольным камнем в системе защитных рубежей Московского государства, и аванпостом Литовского княжества, и оплотом Речи Посполитой. Удивительно, но, переходя от одного государя к другому, смоляне каждый раз до последнего хранили верность очередному знамени, меняя его только в действительно безвыходной ситуации.
Перипетии истории Смоленска неожиданно приобрели актуальность в наше время. Белорусские младонационалисты в качестве героического сюжета прошлого начали активно использовать события 1514 года, когда московское войско в рамках очередного раунда борьбы за Смоленск потерпело поражение под Оршей от соединённых сил Польши и Литвы. Это действительно интересный сюжет времён русско-литовского противостояния. Правда, его реальная подоплёка сильно отличается от чаяний национал-популистов всех мастей.
Ворота Смоленска
В начале XV века князь Литовский Витовт после долгой осады взял Смоленск, изгнал тамошнего князя и присоединил город к своей державе. Однако потерявший владения князь Юрий выехал в Москву и присягнул на верность новой родине. Московские князья получили формальные права на Смоленск и намеревались их рано или поздно реализовать.
В конце столетия Русь окончательно сбросила ордынское иго, а на повестку дня вышло противостояние с Литвой. Московские князья уже с XIV века претендовали на объединение всей Руси под одним знаменем, так что борьба против Великого княжества Литовского становилась неизбежной. В 1512 году началось очередное столкновение между сильнейшими державами бывшей Киевской Руси. На сей раз целью русских был Смоленск.
Некоторое время до открытия боевых действий стороны устраивали обычные для феодальной эпохи набеги друг на друга, чинили разбой, однако это недоброе соседство оставалось в рамках "порубежных обид". Князь Литвы Сигизмунд заодно подстрекал крымских татар к набегам на Русь. Но вскоре разразился дипломатический скандал: в Литве жила сестра московского князя Василия III Елена. Когда-то русско-литовские проблемы пытались решить с помощью династического брака, но теперь муж Елены умер, а новый князь был настроен на конфронтацию. В конце концов попытка женщины уехать в Москву кончилась её арестом — под арестом Елена и умерла. Василий же получил веский довод в пользу начала настоящей войны.
Чтобы понять логику тогдашнего вооружённого конфликта, нужно помнить о некоторых обстоятельствах. Формально Московское государство и Великое княжество Литовское находились на одном уровне военных возможностей и могли выставить в поле примерно по 25 тысяч воинов. Однако литовская шляхта по призыву государя съезжалась под знамёна неохотно и в реальности литвины могли собрать в лучшем случае четверть своего феодального ополчения. Если же удавалось собрать треть, это означало необычайный патриотический порыв.
Поэтому князь Литвы постоянно прибегал к услугам наёмников, но те требовали денег. Русь была отрезана от европейского рынка наёмников, зато порядка в Москве было больше: у уклонистов быстро отбирали земельные наделы, поэтому в поле выходила рать приличной численности. Кроме того, князь Василий вовсю использовал преимущества централизованного государства и развивал тогдашние высокие технологии — артиллерийское дело. Русские воспитывали своих мастеров и активно вербовали иностранцев, а "пушечные избы" непрерывно отливали орудия, так что Русь располагала мощным осадным парком.
Осенью 1512 года, когда дороги подмёрзли, русское войско двинулось в путь. Смоленск без приключений взяли в осаду. Попытка штурма не удалась. Летописец лаконично фиксирует причину неудачи: "Зане же они пьяни полезоша, всяких людей побиша много".
По весне русские отступили от крепости: дороги развезло, обозы с продовольствием не могли продраться сквозь грязь. Однако естественно спросить: что же делал князь литовский Сигизмунд? Он не делал ничего, поскольку не имел денег набрать наёмников, а собственная шляхта проигнорировала призыв выйти на поле битвы. Схожим образом прошла вторая попытка взять Смоленск летом 1513 года.
Русские палили по городу из пушек, пытались даже устроить набег кошек с привязанными к хвостам факелами, но Смоленск опять устоял, а Сигизмунд вновь не пришёл на помощь своим подданным. С малой армией он перемещался по восточной территории нынешней Белоруссии, изредка вступая в стычки с разведкой. Зато литвины повсюду трубили о великих битвах, в которых "истребляли" московитов десятками тысяч и во множестве "убивали" воевод. Современные принципы психологической борьбы действовали уже тогда, а пергамент всё терпел.
Общество в Литве и за её пределами охотно проглатывало истории о побиении москалей, но вот объективную реальность обмануть было сложнее. Русские вновь отошли от стен, в апреле 1514 года рать под началом Даниила Щени вернулась под Смоленск… А 30 июля город, так упорно державшийся до сих пор, без всякой видимой причины капитулировал.
Причин для сдачи у смолян хватало. Во-первых, русские стянули под стены самый мощный артиллерийский кулак, включавший гигантскую бомбарду, которая обстреливала стены двухсоткилограммовыми ядрами. Во-вторых, на переговорах от лица князя Василия подтвердили все городские привилегии Смоленска и обещали добавить новых. И, наконец, главная причина перехода Смоленска под руку московского царя состояла в том, что князь Литвы Сигизмунд не выполнил своих обязательств как сюзерен.
В начале XVI века переход вассала от господина, не способного или не желающего выполнить свои обязательства, считался нормальным делом. Сигизмунд же уже в третий раз бросил смолян на произвол судьбы. Московский государь, быть может, не считался просвещённым европейским правителем, но зато он защищал своих подданных. Так что русские могли себя поздравить с приобретением крупного и значимого города: на ближайшие десятилетия Смоленск стал важнейшим оплотом Руси на западных границах.
Путь к Орше
Казалось бы, русские добились всего, чего хотели. Главный приз кампании приобретён. Однако Сигизмунд наконец нашёл в себе силы собрать крупную полевую армию.
С одной стороны, князю удалось наскрести денег на довольно крупный наёмный отряд в семь тысяч бойцов. С другой — падение Смоленска расшевелило пассивную шляхту. Но главным фактором оказалась Польша. Великое княжество Литовское уже прошло пик своей мощи и быстро подпадало под влияние Польского королевства. Поляки уже рассматривали Литву как свою сферу влияния.
Интересно, что на известной картине Яна Матейко, где придворный шут скорбит после известий о потере Смоленска, изображены именно поляки. Казалось бы, бессмысленно убиваться по поводу утраты города чужим государством, но для Польши Литва была уже далеко не чужой: Краков готовился поглощать княжество. Москва же обскакала Польшу на повороте. Поэтому Польша прислала помощь во главе с собственным надворным гетманом Янушем Сверчовским. За армией увязалось множество наёмных командиров вроде ротмистров Шимки Колченогого и Сивохи. Возглавил объединённое войско литовский князь Константин Острожский. Этот опытный командир был ранее разбит Даниилом Щеней и провёл много месяцев в плену в Москве, что не добавило ему любви к русским.
В это время сами русские собирали отряд для рейда на территорию неприятеля под командой князя Булгакова. Вопрос о численности русской рати в этой кампании — один из самых обсуждаемых. Классическая версия литовской стороны, которая без изменений перекочевала в тексты современных националистов, — 80 тысяч. Это совершенно безумное число, никак не сообразующееся с возможностями логистики того времени.
К счастью, сохранились сведения о том, с каких земель собирались бойцы и сколько служилых людей могли выставить эти области. В реальности русское войско насчитывало 11–13 тысяч человек. Причём это были лёгкие силы без пехоты и осадных парков. Их задача состояла в том, чтобы провести глубокий рейд, а не захватывать территорию. Первоначально войско должно было быть ещё меньше, но, как только русские узнали, что Сигизмунд ведёт полевое войско, Булгакову в помощь отправился отряд воеводы Челяднина. Никто и подумать не мог, к чему приведёт соединение этих двоих в одном войске.
Стороны встретились неподалёку от Орши 8 сентября 1514 года. Польско-литовское войско насчитывало примерно столько же бойцов, сколько русское, но было гораздо лучше сбалансировано: имело и пехоту, и орудия. А главное, его возглавлял один человек. Острожский разместил свою армию на поле толково, укрыв в лесу на фланге пушки и заняв оборону пехотой.
На русской же стороне произошёл разлад: Булгаков и Челяднин спорили из-за старшинства.
Битва пошла скверно с самого начала. Русские начали строиться в зоне огня польских стрелков, и несколько человек погибли. Как бы то ни было, Булгаков атаковал своим правым флангом — сначала стрелами, затем в ближнем бою. Его атака оказалась довольно успешной, и польский фланг заколебался. Однако Челяднин, раздражённый необходимостью сражаться бок о бок с Булгаковым, не поддержал атаку. Когда новгородская конница Булгакова прорвала польский строй, левый фланг Челяднина просто стоял на месте! В результате Острожский ввёл резерв и отбросил Булгакова на исходные позиции.
Теперь атаковал уже Челяднин в центре и на левом фланге. Булгаков не оказался ни умнее, ни благороднее: теперь уже его люди стояли на месте. В центре русские не смогли пробиться через позиции немецких наёмников, бивших из аркебуз под прикрытием щитов и алебард. Служилые татары и лёгкая конница Передового полка сделали всё, что было в их силах, но прорваться не смогли.
А вот слева дело пошло на лад. Челяднин опрокинул литвинов, начал преследование — и в этот момент попал под удар артбатареи, укрытой Острожским в ельнике. Обстрел ядрами во фланг — худшее, что может произойти с конницей. Ядро останавливается, только пролетев через множество тел людей и лошадей. Передние ряды побежали, на них насели задние, воцарился хаос — и вскоре вся русская рать обратилась в бегство. Часть бегущих влетела в болотистую речку Кропивну. Как писал польский хронист, "в этом бегстве произошло избиение московитов. На поле были видны претерпевшие убийство тела с вытекшей на землю кровью, лежащие без голов, рук или ног, (…) течение было запружено наваленной кучей трупов, и наши, сжигаемые жаждой, пили кровавую воду".
В злополучный день 8 сентября погибло до полутора тысяч русских, ещё до 600 человек попало в плен. Острожский мог торжествовать. Казалось бы.
Бесполезная победа
Острожский отправился на Смоленск, ожидая вернуть город. Внутри на фоне поражения у Орши созрел заговор, но заговорщиков вычислили и повесили, причём их глава висел на стене прямо в подаренной поляками шубе — так, чтобы из польского лагеря было видно.
Сразу же после триумфа войско Острожского забуксовало. Дело в том, что в описываемую эпоху полевая баталия ещё ничего не значила сама по себе: требовалось использовать плоды победы. Смоленск затворил ворота и стойко оборонялся уже против недавних хозяев. После недолгой осады поляки и литвины отступили, не добившись ровно ничего. Война продолжалась более по инерции. В январе следующего года псковский наместник Сабуров лихим рейдом захватил Рославль, прикинувшись перебежчиком, и помимо этого успеха война выродилась в бесплодные походы и грабительские набеги.
Незадачливые воеводы оба сполна расплатились за нежелание поддержать друг друга. Они попали в плен, где Челяднин умер, а Булгаков был отпущен лишь много лет спустя больным стариком. По неясной причине Литва отказывалась обмениваться пленными, хотя русские захватывали "вязней" чаще и были готовы дать на обмен много людей.
Рядовых содержали в недостойных условиях, но хуже охраняли, поэтому самые предприимчивые пленники убегали. Русские активно пытались вызволить соотечественников. Более того, большую группу пленных отбили в результате "спецоперации": шляхтич Николай Вольский вёз пленников показывать папе римскому, но по дороге на него напали неизвестные (скорее всего, нанятые местные рыцари), и вскоре несчастных "вязней" через Любек отвезли в Москву.
Сигизмунд в красках расписывал свой успех, всюду возил показывать пленных, наконец, сражение под Оршей стало сюжетом эпического батального полотна, которое в наше время можно видеть в Национальном музее Варшавы. Правда, победные фанфары должны были скрасить очевидный факт: отобрать Смоленск или хотя бы Рославль назад поляки и литвины не имели сил.
В результате в 1522 году было подписано перемирие между русскими и Великим княжеством Литовским. Единственное крупное полевое сражение войны русские проиграли, но Смоленск и Рославль остались под контролем нашей страны. Схватка под Оршей стала скорее образцом пиара XVI века, а заодно — наглядной демонстрацией типичных проблем полководцев и воинов того времени. Княжество Литовское получило яркую историю, которую можно воспевать в балладах, но зато Русь приобрела свои древние города.
Евгений Норин
Источник
Свежие комментарии