На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ЖеЖ

50 153 подписчика

Свежие комментарии

Откуда берется жестокость в современных детях?

 

 Каждое поколение взрослых уверяет: в «их время» дети были лучше и добрее. 

 

"Ко мне на дачу выбрался, наконец, армейский дружок с семьей.
Снабдил я его старым прокопченным пуховиком и повел в беседку заниматься мясом и костром.
Вспомнили армию, потрепались за жизнь, слово — за слово и друг рассказал мне свою душераздерающую историю. У меня даже костер с перепугу потух. 

Вот его рассказ: 

— Представляешь, а я в восемь лет человека убил, почти всю жизнь потом страдал и мучился. 

Дело было в Подмосковном пионерском лагере.
Был в нашем отряде один урод по кличке Конь. Так вот этот Конь в свои восемь лет уже и пил и курил и в милиции на учете состоял, даже, помню, татуировку какую-то имел. Гонял он нас не по детски: мамины печеньки отбирал, мелочь на сигареты «стрелял», даже девчонкам по мордасам доставалось. 

Короче, по ночам начинался не пионерский лагерь, а самая настоящая «зона». Он один «блатной», а мы все «опущенные». Чуть что не так — получай в пятак. 

А что мы могли сделать? Даже вожатые с Конем связываться боялись. Однажды к нему в лагерь приехали друзья — пацаны постарше, так они одного вожатого поймали, на колени поставили и таких неслабых лещей ему накидали. Не жизнь, а постоянный напряг. Кое-как полсмены мы пережили, а еще вторую половину тянуть. 

И был еще в нашем отряде один молчаливый кореец, крепкий такой, он ни с кем особо не общался и даже Конь к нему поначалу не лез, но вот как-то вечером, Конь и до него добрался и нешутейно отделал. В ту же ночь меня будит кореец и тихо зовет из палаты в коридор, а там уже собрались все наши, кроме Коня. 

Кореец и говорит: «Пацаны, долго еще мы будем терпеть издевательства Коня? Я предлагаю покончить с ним раз и навсегда. Кто „за“?» Мы все подняли руки, все были «за». Но как? 

Кореец продолжил: «Я предлагаю его убить и закопать в лесу у забора» 

Мы слегка охренели от такого предложения, но в принципе были не против, а кореец и спрашивает: «Кто со мной пойдет убивать Коня? Поднимите руки» 

Желающих не было. Кореец вздохнул и сказал: «Ладно, если ссыте, то я все сделаю сам, один, только вы тоже должны мне помочь. Сейчас возьмем фонарик, снимем лопату с пожарного щита и все пойдем в лес копать яму. А завтра ночью я заманю туда Коня, грохну чем-нибудь по башке и закопаю» 

Почти до самого утра мы рыли для Коня могилу. И я рыл. Даже булыжник подходящий нашли и рядом положили. Яма получилась неглубокая, сантиметров сорок всего, больше не смогли, корней было много. 

А кореец и говорит: «Пацаны, так не честно, вы только ямку выкопали, а мне: и убивать, и закапывать. Давайте хоть по рублю скиньтесь мне за работу» 

Это было справедливо, и мы скинулись... 

На следующую ночь мы все делали вид, что спим, а сами накрылись одеялом и от страха стучали зубами. И тут, наконец, началось. 

Кореец разбудил Коня: «Конь, вставай, там к тебе твои друзья приехали, зовут.
Пойдем, покажу — где они?
Конь нехотя собрался и ушел за корейцем. 

Прошел час. Никто не спал. 

Вернулся кореец, грязный весь, глаза бешеные: «Все, нет больше Коня. Давайте, быстро собирайте его вещи, я пойду их тоже закопаю. Если вожатые завтра спросят, то мы ничего не знаем, все спали. А я им скажу, что, типа, за ним родители приехали и забрали. Да, никому этот урод не нужен, всем только легче стало, искать его никто не будет» 

На следующий день, все чуть в штаны от страха не наложили, когда из Москвы приехали друзья Коня и расспрашивали — где он? Мы еле отбрехались. А вожатые так о нем ни разу и не вспомнили, нет Коня и не надо. 

А я хоть мелкий был, но все равно очень быстро осознал — что мы натворили. Не мог ни есть ни пить ни разговаривать. Такая хандра навалилась. Каждую секунду ждал, что вот — вот все откроется. Кое-как мы все дожили до конца заезда и разбежались по своим районам. 

Время шло, никто меня не дергал, в школу не приходил. Конь, конечно, конченый человек, но все же человек, а мы его убили и ничего исправить было нельзя. Ты представь себя на моем месте. Врагу не пожелаешь. Живешь и мучаешься, а никому не расскажешь, даже жене. Понятно, что не я лично убивал, понятно что малолетние дети, понятно, что сроки давности все вышли, дело закрыли, двадцать лет уже живем в другой стране. И все же, все же. Знаешь, сколько раз я порывался съездить к той яме? Хотел даже, зачем-то, родителей Коня разыскать, узнать — как они там? 

А однажды, уже после армии я встретил одного пацана из того нашего отряда. Зашли в кабак, выпили пива и я намекнул ему, напомнил про Коня, тот как подорвется: «Не помню я никакого Коня, и вообще, очень спешу!» 

Вскочил и не прощаясь убежал. Меня, тогда такая тоска взяла. Все он прекрасно помнил... 

...Так, к чему это я веду? С тех пор как мы убили Коня, прошло почти сорок лет и я все это время таскал груз на душе. 

И вот однажды, совсем недавно, в позапрошлом году, я гулял по ВДНХ, смотрю, идет мужик, с женой и дочкой, мороженое кушают. Невысокий такой, весь седой, морда в шрамах, думаю — ну где я его видел? И тут мне аж плохо стало и я как заору: 

— Конь! Это ты? 

Он уставился на меня как жаба на бабочку, отослал семью в сторонку и ответил: 

— Кому Конь, а кому Валентин Сергеич. А ты что за один? Кто такой и откуда меня знаешь? 

Я ему все и рассказал. Конь заржал и говорит: 

— Ох, ты и лох. Кореец тот, в одном подъезде со мной жил.
За мной тогда батя ночью приехал и забрал из лагеря, вот мы с корейцем вас на бабки и кинули. Помню, рублей двадцать заработали... 

...Я был так счастлив, что не решил: то ли Коню в объятья броситься, то ли с ноги ему зарядить? Махнул рукой, повернулся и пошел себе, а Конь вдруг меня окликнул: 

— Слышь? А ты сам-то, тоже могилу мне рыл? 

Я радостно ответил: 

— Ну, конечно же рыл. "

материал

Картина дня

наверх