Николай II был самым умным человеком России

Иван Солоневич (1891 – 1953)

Николай II был самым умным человеком России. C момента его отречения от престола в мировой политике – во всей мировой политике, – более умного человека не было. Или ещё точнее – или осторожнее – никто ничего с тех пор более умного не сделал.

Мы живём в мире втемяшенных представлений. Мы называем: Петра I – Великим, Александра I – Благословенным и Сталина – гением. Поставим вопрос по–иному. При Петре I – Швеция Карла XII, которая Германией Вильгельма II, конечно, никак не была, – дошла до Полтавы. Александр I, которого история называет Благословенным, – пустил французов в Москву – правда, Наполеон был не чета Карлу. При Сталине, Гениальнейшем из всех Полководцев Мира, – немцы опустошили страну до Волги. При Николае II, который не был ни Великим, ни Благословенным, ни тем более Гениальнейшим – немцев дальше Царства Польского НЕ ПУСТИЛИ: а Вильгельм II намного почище Гитлера.


При Николае II Россия к войне готова не была. При Сталине она готовилась к войне по меньшей мере двадцать лет. О Шведской войне Ключевский пишет: «Ни одна война не была так плохо подготовлена». Я утверждаю: никогда ни к одной войне Россия готова не была и никогда готова не будет. Мы этого не можем. Я не могу годами собирать крышки от тюбиков, и вы тоже не можете. Я не хочу маршировать всю жизнь, и вы тоже не хотите. А немец – он может.

Война с Германией была неизбежна. Это знал Николай II, и это знали все разумные и информированные люди страны – их было немного. И их травила интеллигенция.

По плану Николая II перевооружение Русской Армии и пополнение её опустевших арсеналов должно было завершиться в 1918 году.

Русско–германская война началась в 1914 году по той же причине, как Русско–японская в 1905 году: пока не был закончен Великий сибирский путь и пока не было кончено перевооружение Русской Армии. Только и всего. Япония не могла ждать, как не могла ждать и Германия. Как в 1941 году не мог больше ждать Гитлер.

Итак: началась война. Правительство Николая II наделало много ошибок. Сейчас, тридцать лет спустя, это особенно видно. Тогда, в 1914, это, может быть, так ясно не было. Основных ошибок было две: то, что призвали в армию металлистов, и то, что не повесили П.Н. Милюкова. Заводы лишились квалифицированных кадров, а в стране остался её основной прохвост. Это были две основные ошибки. Правда, в те времена до «мобилизации промышленности» люди ещё не додумались, а политических противников вешать принято не было: реакция.

В 1939 году Сталин с аппетитом смотрел, как немцы съели поодиночке: Польшу, Голландию, Бельгию и, главное, – Францию. И – остался со своим другом с глазу на глаз. В 1914 году положение на французском фронте было, собственно, таким же, как и в 1940: Жоффр расстреливал целые дивизии, чтобы удержать их на фронте. Германская армия двигалась с изумительно той же скоростью, как и в 1871, и в 1940. Русские реакционные железные дороги справились с мобилизацией армии на две недели раньше самого оптимистического расчёта русского Генерального штаба. И самого пессимистического расчёта германского Генерального штаба. Но наша мобилизация закончена всё–таки не была: расстояния.

Николай II – по своей Высочайшей инициативе – лично по своей – бросил самсоновскую армию на верную гибель. Армия Самсонова погибла. Но Париж был спасён. Была спасена, следовательно, и Россия – от всего того, что с ней в 1941 – 1945 годах проделали Сталин и Гитлер. Ибо если бы Париж был взят – то Франция была бы кончена. И тогда против России были бы: вся Германия, вся Австрия и вся Турция. Тогда дело, может быть, не кончилось бы и на Волге.

Я ещё помню атмосферу этих дней. Паника. Слухи. Измена. Глупость. Мясоедов, Сухомлинов, Распутин. Потом – после войны – Фош и Черчилль с благодарностью вспоминали «глупость или измену», которая спасла Париж, спасла союзников – и чуть–чуть было не спасла Россию.

Оглядываясь на эти героические и решающие годы, я теперь думаю, что во всей России было только три человека, которые точно знали, чего они хотели: Николай II, Милюков и Ленин. Русского народа, в сущности, не знал никто из них. Николай II его просто не мог знать во дворце, да ещё и в нерусском Петербурге. Но Николай II действовал на основании традиции – и традиция более или менее совпадала и с общим инстинктом русского народа. Николай II хотел: победы, укрепления престола и замены Государственной Думы чем–то по крайней мере более приличным. Милюков и Ленин хотели власти и только власти. И никакие приличия на их дороге не стояли.

Что было делать Николаю II? Только одно: готовить победу. Что было делать П.Н. Милюкову? Только одно: срывать победу. Ибо если бы конец 1917 года – как на это рассчитывал Николай II, принес бы России победу, – то карьера П.Н. Милюкова и вместе с ней все надежды и все упования русской революционной интеллигенции были бы кончены навсегда.

«Пятидесятилетний план» Николая II, его деда и его отца, его предков и его предшественников был бы «выполнен и перевыполнен». Россия одержала бы победу – под личным командованием Царя.

При консолидированной России – никакой Гитлер не попёр бы на Вторую мировую войну, Гитлер так и писал – «русская революция есть для нас указующий перст Провидения».

Что – если русское самодержавие достигнет русских целей и без Милюкова? Или человечество – человеческих целей и без Сталина? 1916 год был двенадцатым часом русской революции и русской революционной интеллигенции: или сейчас, или никогда. Завтра будет уже поздно…

Кто начал революцию? Думаю, что принципиально её начал патриарх Никон: первой инъекцией иностранной схоластики в русскую жизнь. Его поддержал правящий слой, жаждавший привилегий по шляхетскому образцу. В 1914 – 1917 году самое страшное изобретение революции было сделано петербургской аристократией. Это – распутинская легенда. Напомню: он был единственным, кто поддерживал жизнь Наследника престола, который был болен гемофилией. Против гемофилии медицина бессильна. Распутин лечил гипнозом. Это была его единственная функция – никакой политической роли он не играл. При рождении – и при почти конце этой легенды я присутствовал сам. Родилась она в аристократических сплетнях – русская аристократия русской монархии не любила очень – и наоборот.

Санкт–Петербург – как истерическая баба. Трибуна Государственной Думы стала тем же, чем сейчас для товарища Молотова служит трибуна всех конференций: не для организации мира, а для разжигания революции. Милюков гремел: «Что это – глупость или измена?» Военная цензура запрещала публикацию его речей – они в миллионах оттисков расходились по всей стране. Я никак не думаю, чтобы они действовали на всю страну. Но на Петербург они действовали.

Страна в истерике не билась. Но в Петербурге, куда всякие милюковцы собрались «на ловлю счастья и чинов», денег и власти – всё равно каких денег и какой власти, – в Петербурге была истерика. В марте 1917 года толпы шатались по городу («с красным знаменем вперёд – обалделый прёт народ») и орали «ура» – своим собственным виселицам, голоду, подвалам и чрезвычайкам.

Итак: лозунг был найден. Патриотический, и даже антимонархический – что и было нужно. Царь – дурак, пьяница и тряпка. У него под носом его жена изменяет с изменником Распутиным, он ничего не видит, – Царя нужно менять.

В 1917 году Россия стояла на пороге победы. И средний человек – Николай II – несмотря на его «страшные ошибки» – вёл и почти привёл Россию к этой победе. Где были бы мы с вами, если бы черви не уготовали нам всем – всему миру – катастрофы февраля 1917 года? И как мы можем исторически, политически и, в особенности, морально квалифицировать тех людей, которые ещё и сейчас что–то талдычат о народной революции 1917 года – о двух или даже четырёх народных революциях? В феврале 1917 года свершилось заранее и задолго обдуманное величайшее преступление во всей истории России: черви профессиональных прогрессистов сознательно и упорно подтачивали «жизнь и славу России». Подточили. Никак не меньше 60.000.000 русских людей заплатили своими жизнями за этот философский подвиг.

Николай II есть факт, взятый, так сказать, вдвойне. И как личность, и как представитель традиции. Он – средний искренний человек; «со средними способностями», верно и честно – до гробовой доски – или до Ипатьевского подвала делал для России всё, что он умел, что он мог. Никто иной не сумел и не смог сделать больше.

Проблема Николая II, как и проблема русской монархии вообще, есть главным образом моральная проблема. Это – не вопрос о «форме правления», «конституции», «реакции», «прогрессе» и всяких таких вещах. Это есть вопрос о самой сущности России. О нашем с вами духовном «я».


Фрагменты из статьи "Миф о Николае II", 1949 год.