На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ЖеЖ

50 153 подписчика

Свежие комментарии

Чем на самом деле заканчивается «Лолита»?

О спрятанной трагедии в финале романа Владимира Набокова

Постер к фильму Стэнли Кубрика «Лолита». 1962 год
© Metro-Goldwyn-Mayer; Seven Arts Productions


Две «Лолиты»

На обложке любого издания романа напи­сано: «Владимир Набоков. „Лолита“». Однако у текста есть второе название. Свои записки, которые и составили основ­­ной текст романа, Гумберт Гумберт пародийно озаглавил «Лолита. Исповедь Светло­кожего Вдовца» .

Значит, под облож­кой два текста: «Лолита» Набокова и «Исповедь» Гумберта — и, хотя текстуально они почти полностью совпадают, смысл у них совсем разный. Более того, не исклю­чено, что они и конча­ются по-разному.


Исповедь?

Повесть Гумберта — действительно ли это исповедь? Исповедь — то есть при­зна­ние в грехах перед Богом — должна приводить человека к раская­нию, к изменению сознания, к пере­мене образа мыслей. Даже литера­турная исповедь обязана быть искрен­ней, откровенной и безыскусной.

В пропущенной главе романа Достоев­ского «Бесы» Ставрогин приносит архиерею Тихону свою исповедь, напечатанную типографским способом, в которой рассказывает о совершенных им преступле­ниях — и в первую очередь о насилии над малолетней девочкой Матрешей (первой русской предтечей Лолиты). Прочитав этот документ, Тихон неожиданно для Ста­врогина не ужа­са­ется содеянному, а спрашивает, нельзя ли сделать некоторые исправления «в слоге». Проница­тельный архиерей дает понять «великому грешнику», что он не поверил в искренность его исповеди, ибо сам ее аффектирован­ный стиль выдает намерение автора произвести впечатление, покрасоваться, шокировать, а не излить душу.

С этой точки зрения исповедь Гумбер­та, которая откровенно литературна, исполнена всяческих красот, поэтических тропов, звуковой и словесной игры, многочисленных цитат и аллюзий, никак не может быть исповедью. Гумберт явно сочиняет художе­ственный текст, и ему нельзя верить на слово: он, как принято говорить в амери­канском литературоведении, ненадежный (unreliable) рассказчик, у которого имеется своя программа, свои цели.

Чего добивается «ненадежный рассказчик» Гумберт?

Прежде всего, он хочет оправдать самого себя, убедить читателей в том, что его страсть к «нимфеткам» носит возвышенный, романти­ческий характер и что он сам не заурядный педофил, а своего рода поэт, собрат Данте и Петрарки, Эдга­ра По и Верлена. Всю вину при этом Гумберт переносит на Лолиту: это не он моральный и физический урод, а она распу­щен­ная девчонка и одно­вре­мен­но дьяволица, сбивающая его с пути истинного. Второй виновник произошед­шего, с точки зрения Гумберта, — драматург Клэр Куильти, еще более пороч­ный, чем он сам. И если смотреть на проис­ходящее глазами рассказчика, то мы оказы­ваем­ся на его стороне, то есть на стороне зла, одобряя и оправды­вая насилие над беззащитным ребенком.

В тексте нет другой точки зрения: от начала и до конца мы слышим только голос Гумберта Гумберта. Главная задача чита­теля — не дове­ряться рассказ­чику, а понять, что чувствует, что испытывает, как страдает его жертва. Но как услы­шать ее еле слышный голос? Поймав автора на вранье, обращая внимание на те места, где он проговари­вается, где ошибается, где чего-то не догова­ри­вает. Только так читатель может понять, что «на самом деле» представ­ляет собой Гумберт, и не стать соучастником того, что мы сейчас называем сексуальной объектива­цией, а сам герой — «отменой реальности» Лолиты.

Меняется ли отношение Гумберта к самому себе и Лолите?

Две части «Лолиты» совсем разные. Первая — глумливая и веселая, несмотря на весь трагизм происходя­щего. События изложены логично и не вызывают подозрения в том, что рассказчик очень сильно отклоняется от истины — он лишь интерпретирует ее в свою пользу.

Во второй же части все смещено, фан­тастично, гротескно. Сцена убийства Клэра Куильти — странная и происхо­дит как бы во сне: пули падают из писто­лета, десяток выстрелов долго не причи­няет жертве вреда, Куильти паясничает и дурит.

Как мне кажется, дело в том, что, закан­чивая свой текст, Гумберт Гумберт наконец начи­нает осозна­вать свою вину перед Лолитой и по-дру­гому воспри­нимать прошед­шее. Вспоминая Лолиту, которой больше нет рядом с ним, он думает о ней как о другом человеке, а не сексуальном объекте. Любовь к ней, в которой он клянется на протяжении всего романа, по-настоящему возникает только ретро­спективно, только тогда, когда он понимает, чтó именно безвоз­вратно потерял.


Постер к фильму Стэнли Кубрика «Лолита». 1962 год
© Metro-Goldwyn-Mayer; Seven Arts Productions


В последних главах романа, когда Гумберт говорит о раскаянии, виден момент перестройки его сознания, перемены чувств. И элегическая интонация финала, обращение «моя Лолита» — это обращение к ушед­шему навсегда. К тому, кого вернуть невозможно.

Переломная сцена романа

Чтобы осмыслить все это, надо вспом­нить поворотный момент второй части романа — сцену ссоры Гумберта с Лолитой в 14-й главе. Она повзрослела и поумнела, и, глядя на нее, Гумберт больше не испыты­вает желания:

«О да, она переменилась! Кожа лица ничем не отличалась теперь от ко­жи любой вульгарной неряхи-гимназистки… <…> Грубоватая краснота заменила теперь свечение невинности. Весенний насморк… окрасил в огненно-розовый цвет края ее презрительных ноздрей. Объятый неким ужасом, я опустил взор, и он машинально скользнул по исподней стороне ее опростав­шейся, из-под юбчонки напряженно вытянутой ляжки — ах, какими отполиро­ванными и мускулистыми стали теперь ее молодые ноги!»

В этой женщине, или девушке, появилась сила. Она уже не беспо­мощное суще­ство, которым легко было манипулировать, которое легко было обманывать и исполь­зовать. Гумберт Гумберт боится ее и в конце ссоры причиняет ей боль (как когда-то он причинял боль своей жене Валерии):

«Я держал ее за костлявенькую кисть, и она вертела ею так и сяк, под шумок стараясь найти слабое место, дабы вырваться в благоприят­ный миг, но я держал ее совсем крепко и даже причинял ей сильную боль, за кото­рую, надеюсь, сгниет сердце у меня в груди».

Здесь видно, что, описывая эту сцену три года спустя, Гумберт оценивает ее иначе: ненависть к Лолите сменяется «ретро­спективной» любовью, и он осуждает себя за боль и страдания, которые ей причинил.

Календарная несостыковка

Когда же происходит переворот в созна­нии Гумберта? Обратим внимание на одну подозри­тельную деталь. В самом конце романа Гумберт Гумберт сообщает нам, что написал свою «исповедь» за 56 дней:

«Когда я начал, пятьдесят шесть дней тому назад, писать „Лолиту“, — сначала в лечебнице для психопатов, где проверяли мой рассудок, а затем в сей хорошо отопленной, хоть и порядком похожей на могилу, темнице, — я предполагал, что употреблю полностью мои записки на суде, чтобы спасти не голову мою, конечно, а душу».

Можем ли мы ему верить? Безуслов­но, нет. Во-первых, книгу такого объема и требую­щую такой огромной подготовительной работы невоз­можно написать за 56 (и даже за 156) дней: сам Набоков над ней работал много лет.

Во-вторых, Гумберт Гумберт, как мы знаем, умер 16 ноября 1952 года. Если даже предположить, что он завершил свою рукопись аккурат в день своей смерти, и отсчитать назад 56 дней (или ровно 8 недель), то мы получим 21 сентября. Но по ка­лендарю романа в этот день он еще был на сво­боде в Нью-Йорке и только на следующий день, получив письмо от Лолиты, отправился на ее поиски.

Что значит это несоответствие? Некоторые иссле­дователи считают, что Набо­ков просто ошибся. Однако, работая над русским переводом и над комменти­ро­ван­ным изданием «Лоли­ты», он исправил мелкие хронологи­ческие неточ­ности, но эту вопиющую неточность оставил без измене­ний. Почему?


Постер к фильму Стэнли Кубрика «Лолита». 1962 год
© Metro-Goldwyn-Mayer; Seven Arts Productions


Я думаю, что Набоков ввел ее в текст как ключ, позволяющий догадаться, что произошло за 56 дней до смерти Гумберта: в конце работы над своей книгой (начатой, по-видимому, за три года до этого) он вдруг «прозрел» и понял, что любит Лолиту, которую безвозвратно потерял. Тогда Гумберт придумывает финал своей книги, в котором он находит ее, щедро возна­граждает и убивает своего двойника, перенося на него свои грехи и преступления.

«Я в Нью-Йорке, а ты в Аляске»: еще одна странная деталь

Более того, в русский текст добавлена еще одна странная деталь, которой нет в английском оригинале. В самом конце лжеисповеди Гумберт просит, чтобы его рукопись опубликовали лишь после смерти обоих героев, и обращается к Лолите:

«…ни тебя, ни меня уже не будет в живых к тому времени, когда чита­тель развернет эту книгу. Но покуда у меня кровь играет еще в пишу­щей руке, ты остаешься столь же неотъемлемой, как я, частью благо­сло­венной материи мира, и я в состоянии сноситься с тобой, хотя я в Нью-Йорке, а ты в Аляске».

Этих слов — «я в Нью-Йорке» — в англий­ской версии нет. Они ясно указывают на то, что Гумберт Гумберт находится не в тюрьме и не в пси­хиатри­ческой больнице, а у себя в квартире в Нью-Йорке, и никуда из нее не выезжал.

Что же было «на самом деле»?

Во второй части романа Набоков много раз наме­кает на то, что Лолита больна, подчер­кивает, что она плохо себя чувствует, часто болеет. В Эльфин­стоне ее с температурой выше 40 градусов увозят в больницу.

Вполне может быть, что именно там она умирает. На это, кроме всего прочего, намекают сходные по смыслу аллюзии на литературные тексты, в которых героиня/герой погибает в юном возра­сте: на «Короля Лира» Шекспира, на «Лесного царя» Гете — Жуковского, на трагедию «Король забавля­ется» Гюго. Как и безутешные отцы в этих текстах, Гумберт Гумберт остается с мертвой девочкой на руках и с неискупимой виной перед ней, пытается доказать, что он не повинен в ее смерти, и сочиняет более или менее благопо­лучный конец непри­глядной истории — с исчез­новением из больницы, поисками, письмом, чудесным обретением три года спустя и убийством-местью.

Таким образом, в романе может быть спрятана еще большая трагедия, нежели та, которая лежит на поверхности.

Автор Александр Долинин
источник



Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх