Самым известным его произведением является псевдоавтобиографическая поэма в прозе «Москва — Петушки». Ее главный герой — алкоголик-интеллектуал, который едет в электричке к любовнице и ребенку. По пути он знакомится с разными людьми и интенсивно распивает с ними спиртные напитки (верней, пьет все, что попадается под руку), после чего пускается в длинные монологи об алкоголизме, культуре, литературе, истории, философии и политике. Лексика поэмы представляет собой синтез библеизмов, советских штампов, цитат из художественной литературы и трудов по марксизму-ленинизму, а также нецензурной брани.
Поэма была написана в 1969-70-х годах. Впервые ее издали в Иерусалиме в 1973, затем в 1977 в Париже. В Советском Союзе произведение Ерофеева официально появилось лишь во времена Перестройки (до этого распространялось исключительно в самиздате).
На сегодняшний день «Москва — Петушки» является одним из наиболее ярких произведений литературы постмодернизма. Поэма переведена на многие языки мира, по ней ставят спектакли в российских и европейских театрах.
Надо чтить потемки чужой души, надо смотреть в них, пусть даже там и нет ничего, пусть там дрянь одна — все равно: смотри и чти, смотри и не плюй...
У каждого свой вкус — один любит распускать сопли, другой утирать, третий размазывать.
Наше завтра светлее, чем наше вчера и наше сегодня. Но кто поручится, что наше послезавтра не будет хуже нашего позавчера?
Если уж мы прожили тридцать лет, надо попробовать прожить еще тридцать, да, да. «Человек смертен» — таково мое мнение. Но уж если мы родились — ничего не поделаешь, надо немножко пожить. «Жизнь прекрасна» — таково мое мнение.
Больше пейте, меньше закусывайте. Это лучшее средство от самомнения и поверхностного атеизма.
Жизнь человеческая не есть ли минутное окосение души? И затмение души тоже. Мы все как бы пьяны, только каждый по-своему, один выпил больше, другой — меньше. И на кого как действует: один смеется в глаза этому миру, а другой плачет на груди этого мира. Одного уже вытошнило, и ему хорошо, а другого только еще начинает тошнить.
Вот еще Гегель был. Это я очень хорошо помню: был Гегель. Он говорил: «Нет различий, кроме различия в степени между различными степенями и отсутствием различия». То есть, если перевести это на хороший язык: «Кто же сейчас не пьет?» Есть у нас что-нибудь выпить, Петр?
Если человек умен и скучен, он не опустится до легкомыслия. А если он легкомысленен да умен — он скучным быть себе не позволит.
Я очень люблю читать! В мире столько прекрасных книг! Я, например, пью месяц, пью другой, а потом возьму и прочитаю какую-нибудь книжку, и так хороша покажется мне эта книжка, и так дурен кажусь я сам себе, что я совсем расстраиваюсь и не могу читать, бросаю книжку и начинаю пить, пью месяц, пью другой, а потом...
Икота — выше всякого закона. И как поразила вас недавно внезапность ее начала, так поразит вас ее конец, который вы, как смерть, не предскажете и не предотвратите.
Пить просто водку, даже из горлышка, — в этом нет ничего, кроме томления духа и суеты. Смешать водку с одеколоном — в этом есть известный каприз, но нет никакого пафоса. А вот выпить стакан «Ханаанского бальзама» — в этом есть и каприз, и идея, и пафос, и сверх того еще метафизический намек.
И немедленно выпил…
отсюда
Свежие комментарии