Начнем с банального: в Большой Советской Энциклопедии и “ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИИ“ об этрусках указано следующее: «Этруски (итал. Etruschi, лат. Etrusci, Tusci, др.-греч. Tyrsenói, τυρσηνοί, τυρρηνοί, самоназв. Rasenna, Raśna) — древние племена, населявшие в 1–м тыс. до н. э. территорию на северо-западе Апеннинского полуострова (область — древняя Этрурия, современная Тоскана) между реками Арно и Тибр, и создавшие развитую цивилизацию, предшествовавшую римской».
Между тем, древнейшее племенное название этрусков «Турша» или «Туруша» упоминается уже в египетских памятниках царствования Рамсеса II.
У греков это название приняло форму Тиррена (Τυρσ – ηνοί, Τυρρήνοί). При этом, сами этруски, согласно Дионисию Галикарнасскому (см. Г.С. Гриневича), называли себя расенами, что означало «свободные» (источник - Древние цивилизации. Этрурия. http://www.gazeta.lv/story/6447.html). Кроме того, «совершенно безоговорочно этруски названы славянским племенем в словаре Стефана Византийского».
В свою очередь, в латинском языке корень Turs дал образования Turscus и с добавочным слогом E – и с перестановкой – E–trus–cus, откуда слово Etruria.
Но перейдем, собственно, к этрусскому обществу …
Относительно общественной жизни этруссков известно [Неронова В.Д., Этрусски и Ранний Рим./История Древнего мира. Расцвет Древних обществ.- М.:Знание, 1983], что основной единицей древнейшего этрусского общества была родовая община. Главы родовых общин составляли совет старейшин; из их числа, возможно, избирался «лукумон». Власть лукумонов, подобно власти греческих басилеев, была пожизненной, но не наследственной. Функции лукумона неясны; некоторые полагают, что он был верховным судьей, военным предводителем и главным жрецом города-государства. Римляне также сообщают о существовании у этруссков клиентелы: клиенты образовывали зависимый слой, рекрутировавшийся из свободных людей незнатных и разорившихся родов. Они попадали в кабальные условия существования и приобретали статус зависимых от знати.
Помимо существовавшего у этруссков класса свободных («раснёс», откуда национальное название этрусского народа — Расены), в этрусском обществе также известны три категории зависимых людей: «лаутни» (вольноотпущенники, патриархально-зависимые люди, одна часть которых была занята в собственно господских хозяйствах в качестве ремесленников и другого обслуживающего персонала «лаутни-этэра»), «этэра» (крепостные, обрабатывавшие наделы за долю урожая) и собственно рабы (слуги, гладиаторы).
В V—IV вв. до н.э. у знати было много домашних рабов, а также имелись рабы-гладиаторы. Но основную массу угнетенных составляло подневольное местное сельское население, напоминающее спартанских илотов, фессалийских пенестов и царских людей на древнем Ближнем Востоке. Лаутни — это зависимые люди, включенные в домашнюю общину своего покровителя — патрона. Большинство лаутни, как показывают их имена, происходило из чужеземцев. В категорию лаутни попадали свободные, оказавшиеся вследствие задолженности или других бедствий в подчинении у аристократов. Положение лаутни было потомственным: их дети и внуки оставались в сословии лаутни. Таким образом, лаутни — это патриархально-зависимые лица, являющиеся членами господского «дома».
Категорию этэра античные авторы отождествляют с фессалийскими пенестами. По-видимому, этэра происходили из местного, неэтрусского населения. Этэра известны в восточной и юго-восточной областях Этрурии, где до позднейшего времени сохранились остатки италийского населения. Этэра привлекались в Этрурии к военной службе и, возможно, к трудовым повинностям в пользу государства. Большинство этэра владели небольшими земельными наделами, за которые отдавали своему господину часть урожая. Другие этэра жили при дворе господина, занимаясь ремеслом или домашней работой; такие этэра назывались у этруссков лаутни-этэра.
Этрусское рабство, в отличие, например, от греческого или римского, не подвергалось в историографии столь же глубокому специальному изучению. Считается бесспорным, что у этруссков существовало рабство пленных и купленных чужеземцев, но нет единства в оценке его характера. Фрески на стенах этрусских гробниц и сведения античных авторов позволяют утверждать, что рабы широко использовались в домах этрусской знати в качестве слуг, танцовщиц, музыкантов и т.п. Кроме того, источники указывают на существование у этруссков обычая ритуальных убийств рабов в форме смертельных поединков между ними и травли людей зверями. О последнем позволяет судить, например, фреска в так называемой «Могиле авгуров» в Тарквиниях, где изображена травля собакой человека с завязанным лицом.
О характере этрусского рабства существуют противоречивые суждения. Л.А. Ельницкий оценивает его в целом как «примитивное», указывая на его домашний характер и связь с человеческими жертвоприношениями, которые обычно свидетельствуют о незначительной роли рабов в производстве. По мнению же А.И. Немировского, «у этруссков было более или менее развитое рабовладение». Он считает, что этрусски применяли труд рабов не только в домашнем хозяйстве, но и на прямом производстве, например при обработке земли, рытье каналов, добыче металлов, строительстве крупных сооружений, хотя об этом и отсутствуют сведения в источниках.
Другую категорию эксплуатируемых людей в этрусских городах-государствах, по-видимому, составляло некоренное тирренами местное население, которое сопоставляется античными авторами с фессалийскими пенестами, спартанскими илотами и другими подобными категориями подневольного населения.
Ещё одной особенностью системы организации общества в Этрурии (в отличие от Древней Греции и большинства других стран Средиземноморья) было то, что она сохранила некоторые матриархальные черты. Роль женщин в Этрурии и матриархальные родовые связи широко подтверждаются мемориальной эпиграфикой - с надписями на надгробиях с указанием рода матери усопшего. Отношение этруссков к женщинам настолько шокировало греков и римлян, что они называли его безнравственным. Для них было неприемлемо, что женщины этруссков пользовались независимым общественным положением [выделено автором]и имели влияние в таких важных делах, как вопросы культа. В отличие от греческой практики и в согласии с более поздними римскими обычаями, этрусских матрон и молодых девушек из аристократии нередко можно было видеть на общественных собраниях и публичных зрелищах.
В Этрурии было также распространено совместное принятие пищи супругами (данная традиция отсутствовала у греков и, уж тем более, у восточных народов, но была принята у славян – выделено автором]); они вместе возлежали на греческом ложе-клине, которое покрывалось тюфяками и подушками, сложенными вдвое. Перед ложем ставились низкие столики.
Имена у этруссков давались не по отцу, а по матери. Римский обычай, в соответствии с которым все члены рода получали общее (родовое) имя, скорее всего, восходит к этрусскому обществу. Даже в период упадка государства отпрыски этрусских семей гордились своими родословными. Меценат, друг и советник Августа, мог похвастаться происхождением от этрусских царей: его царственные предки были лукомонами города Арретия.
Однако, в более поздние времена, возможно, под влиянием Рима, как государства с чисто патриархальным стилем культуры и правления, роль женщины в Этрурии снижается, из ее рук исчезает предмет женской магии - зеркало. Снижение роли женщины в Этрурии в ее позднюю эпоху видно и из того, что после IV в. до н.э. на саркофагах стали изображать не обнявшиеся полулежащие пары, а лежащего мужчину и женщину, сидящую у его ног.
Бронзовое зеркало из Перуджи. Ок. 320 г. до н.э. - Н-188
Предположительно – Мелеагр и Афрпа - «сцена вбивания гвоздя»
Женщина в одежде (слева); обнаженная девушка и обнаженный юноша 2 (справа), а в центре — обнаженная крылатая женщина (богиня!) с молотком в правой руке и большим гвоздем в левой. Эту сцену обычно называли «сценой вбивания гвоздя», истолковывая вбивание гвоздя •«как своего рода дань судьбе, позволившей завершить год» (К. Мюллер), или полагая, что «церемония вбивания гвоздя отражает один из элементов концепции этрусского времени: «С каждым праздником нового года свободное от шляпок гвоздей пространство на священной стене храма становилось все меньшим и меньшим. Когда-нибудь оно заполнится совсем, и вместе с тем кончится время, которое в этом мире определено этрусскому народу» (О. Вакано). В надписях, сопровождающих эту сцену, при этом вычитывались имена «Мелеагр и Афрпа» («неотвратимая»).
По версии Г.С. Гриневича - Дословный русский перевод: ...ТЕПЕРЬ, НАДЕЖДА ВЧЕРАШНЯЯ. ДАВИТ ВОЗДУХ(ОМ) ВСЕ НЕМИЛОСЕРДНЕЕ. АУРА ПРИНОСИТ СЕБЯ В ЖЕРТВУ "Если вглядеться в лица персонажей сопровождающей приведенный текст сцены: отрешенный, потерянный взгляд юноши; выпученные, наполненные страхом глаза обнаженной девушки; поникшая голова женщины (слева) и ее безвольная рука, лежащая на плече богини, — все это вряд ли соответствует торжественной церемонии «вбивания гвоздя», завершающей очередной год. Совершенно ясно, что эти люди испытывают удушье, и это очень хорошо согласуется с текстом надписи: «Давит (удушает) воздух (ом) всё немилосерднее (всё сильнее)». А крылатая женщина, богиня, полная решимости, заметьте, не просто вбивает гвоздь, а гвоздем прибивает к стене свое крыло, чтобы не было соблазна улететь, оставить людей в трудную минуту. Она готова разделить с людьми их муки до конца. Иными словами, крылатая женщина (по тексту Аюро-Аура) приносит себя в жертву — о чем и говорится в тексте надписи"
Пирующие в "Гробнице Щитов", Тарквинии. ок. III в. до н.э.
За столом, уставленном яствами, среди которых безошибочно можно определить виноград и хлеб, на кушетке, покрытой великолепным ковром, обильно украшенным узорами - символами репродукции, мы видим красивых мужчину и женщину, возможно супругов. Художнику удалось передать теплоту чувств, связывающих их. Мужчина не может скрыть своего восхищения красотой женщины, а она с нежностью смотрит на него, и, осторожно трогая за плечо, словно предлагает довериться ей и взять из ее рук красное яйцо - символ возрождения. Надписи на этом участке фрески интересны еще и тем, что за верхним текстом ясно видны полустертые следы нижних, более старых записей. Из надписей выяснили, что это Велия Сейтити, жена Ларта Велки, аристократа, принадлежавшего к могущественному клану жрецов.
Сцена с изображением банкета в "Гробнице Щитов, Тарквинии. ок. III в. до н.э.
Если предыдущая пара буквально излучает нежность по отношению друг к другу, то на этой фреске запечатлена нескрываемая печаль, отражающаяся на лицах не только супругов, но и музыкантов. Горе супругов сильно настолько, что они пытаются найти утешение и забвение в чаше с вином, к которой протянулись руки обоих. Яйца же лежат на столе. Возможно, эта фреска украшало склеп, где были похоронены оба супруга (может быть погибших в результате несчастного случая). На это указывает как сходное положение ног обеих фигур, так и одинаковые белые тоги (или покрывала) с зеленой каймой, одетые на обеих фигурах, а также то, что в центре эти покрывала изображены таким образом, что создается впечатление, будто использовано всего одно покрывало, облекающее обе фигуры и соединяющее их.
Саркофаг супругов (итал. Sarcofago degli Sposi) — знаменитый этрусский саркофаг из некрополей в Черветери, который входит в состав экспозиции Национального музея этрусского искусства на вилле Юлия III в Риме. Высота — 114 см, длина — 190 см. В древности был расписан. Датируется второй половиной VI века до н. э. Памятник принадлежит к группе саркофагов, повторяющих форму человеческого тела. Его уникальность в том, что он изображает две фигуры, мужскую и женскую, пирующие в загробном мире. Этот сюжет представлен также в древнегреческой вазописи. На эллинское влияние указывают такие детали, как форма ложа, заплетённые косы, миндалевидная форма глаз и играющие на лицах улыбки. Заботясь преимущественно об отделке лиц и передаче жестов, нижнюю половину тел художник изобразил схематично. В Черветери был найден ещё один саркофаг подобной работы, в котором можно предполагать руку того же мастера. Хранится в Вилла Джулия, Рим
Свежие комментарии