Существует ли альтернатива (социализму) в XXI веке?

Print PDF

Ли Минци

Аннотация: В свете великих провалов капитализма в последние двадцать лет¹, необходима переоценка и исторической эффективности и исторического оправдания социализма. Даже если следовать логике мейнстрима экономической теории, нельзя обнаружить внятного теоретического обоснования того, почему социализм обязательно уступает капитализму. Нет ясных свидетельств тому, что экономика социалистических стран с точки зрения роста работала хуже, чем у капиталистических. При этом остаётся очевидным, что социалистическая экономика лучше удовлетворяла основные потребности населения, особенно в сравнении со странами периферии и полупериферии. В XXI веке историческая задача социализма заключается уже не в том, чтобы успешно соревноваться с капитализмом как с мировой системой. Напротив, поскольку капитализм оказывается нежизнеспособной исторической системой, социализм может оказаться единственным пригодным решением коренного кризиса, с которым столкнулось человечество [технически этих кризисов два: разрушение планеты и суженное воспроизводство населения, неизменно возникающее по мере капиталистического развития: экономическая конкурентоспособность ликвидирует дарвиновскую. Прим.публикатора].

***

После 1989 г. в атмосфере «конца истории»² мейнстрим экономической науки пришёл к единодушному мнению, что социализм в качестве экономического строя был в корне неправилен. Поражение социалистических моделей ХХ века стало главным доказательством того, что капитализм, при всех его проблемах, был лучшим общественным строем из всех возможных. Не осталось никакой альтернативы капитализму. Эту мысль в интеллектуальной среде разделяли не только защитники существующей системы, но и значительная часть западных левыхⁱ.

За падением Берлинской стены последовало существенное снижение уровня жизни значительной части населения во всём мире. Развал экономики социалистических стран привёл к ослаблению мирового рабочего класса. Почти в каждой части света национальный доход был перераспределён в ущерб труду и в пользу капиталаⁱⁱ.

На протяжении последних двадцати лет глобальная экономика постоянно находится под угрозой со стороны разрушительных финансовых кризисов. Вследствие того, что большая часть мира страдала от недостаточного внутреннего спроса, рост глобальной экономики оказался в зависимости от финансируемого в долг потребления в Соединённых Штатах, в то время как сама экономика США существовала за счёт постоянных пузырей активов. Поскольку эти механизмы исчерпали себя, глобальная экономика погрузилась в глубочайшую депрессию с 1930-х годов.

По мере того, как капиталистическая промышленность перемещалась из западного мира (в основном, в Китай и Индию) усиливалось истощение мировых ресурсов и разрушение биосферы. Неуклонный рост потребления ископаемого топлива угрожает XXI веку и дальнейшим временам надвигающейся климатической катастрофой. Мировая экологическая система находится буквально на грани краха и на карту поставлено выживание человеческой цивилизации.

В свете великих провалов капитализма в последние двадцать лет, необходима переоценка и исторической эффективности и исторического оправдания социализма. Экономика социалистических стран ХХ века представляла собой, по сути, различные модели национального развития в общеисторических рамках мировой капиталистической системы, которые коренным образом зависели от основных законов развития этой системы. Социалистические страны были вынуждены соревноваться с капиталистическими на основе исторических принципов капитализма.

Напротив, к началу XXI века мировая капиталистическая система вступила в период структурного кризиса, который больше не может быть разрешён в исторических рамках капитализмаⁱⁱⁱ. Кризис глобального изменения климата показал, что безудержное капиталистическое накопление в мировом масштабе сегодня находится в противоречии с выживанием человечества. В связи с этим историческая задача социализма сегодня уже заключается не в успешном соревновании с капитализмом в рамках мировой системы капитализма. Напротив, поскольку капитализм оказывается нежизнеспособной исторической системой, социализм может оказаться единственным пригодным решением коренного кризиса, с которым столкнулось человечество.

Следующий раздел (раздел 1) посвящён обзору типичной экономической критики социалистического экономического строя. В разделе 2 доказывается, что, даже если следовать логике мейнстрима экономической теории, невозможно получить ясного теоретического обоснования принципиального превосходства капитализма над социализмом.

В разделе 3 экономика социалистических и капиталистических стран сравнивается по параметру экономического роста. В разделе 4 даётся уровни жизни в социалистических и капиталистических стран сравниваются по показателям ожидаемой продолжительности жизни. Нет никаких ясных свидетельств тому, что экономика социалистических стран работала хуже, чем капиталистических, в плане экономического роста. Но при этом имеются доказательства, что социалистическая экономика удовлетворяла основные потребности лучше, чем капиталистическая, особенно если учесть показатели периферии и полупериферии.

В разделе 5 доказывается, что резкое расширение полупериферии в последние годы вызвало ряд новых всемирно-исторических условий, которые приведут к гибели мировой системы капитализма. В разделе 6 говорится о том, что кризис глобального потепления угрожает существованию всего человечества, но он не может быть разрешён в исторических пределах капитализма. В разделе 7 делается вывод о том, что только при социализме (основанном на общественной собственности на средства производства и всестороннем планировании) выход из кризиса изменения климата может быть найден, а человечество — спасено.

Экономическая теория: Почему социализм потерпел неудачу

Согласно классическому марксизму, социализм есть экономический строй, основанный на общественной и коллективной собственности на средства производства, рабочем демократическом контроле над экономическими ресурсами и экономическими решениями любых уровней, а также на всестороннем планировании, согласующем между собой экономические решения всех уровней на основе демократически выработанных критериев экономической целесообразности.

Эти установления, с точки зрения марксизма, необходимы не только для уничтожения капиталистической эксплуатации, но и для преодоления капиталистического противоречия между «общественным производством и капиталистическим присвоением». Всеобщее планирование устранит капиталистическую «анархию в общественном производстве» и обеспечит наиболее рациональное распределение экономических ресурсов, покончит с экономическим кризисом и позволит развивать производительные силы в согласии со свободным развитием индивидов^iv.

Между социалистическими экономическими моделями ХХ века и социалистической системой, выраженной в классическом марксизме, существуют важные различия. В частности, ни одно социалистическое государство не выработало формальные институты для осуществления демократического рабочего контроля над экономическими ресурсами и экономическими решениями. Однако некоторые из важнейших установлений социализма ХХ века, такие как коллективная собственность на средства производства и централизованное планирование, соответствовали основным принципам социализма, и их работа преподала важные уроки относительно жизнеспособности и желательности социализма^v.

Следует отметить, что, хотя социалистическим государствам ХХ века в целом не удалось выработать формальную экономическую и политическую демократию, классовые отношения в них всё же были сравнительно удобны для рабочих классов, а рабочие и крестьяне получили существенные материальные и нематериальные выгоды за время социализма. Особенно это заметно при сравнении социалистических государств ХХ века с капиталистическими странами, занимающими сходное положение в мировой системе капитализма. В этом смысле, социалистические государства ХХ века также заслуживают того, чтобы считаться частной исторической формой социализма^vi.

Экономический мейнстрим утверждает, что общественная (государственная или коллективная) собственность на средства производства, как и централизованное экономическое планирование неисправимо увечны. Проблема центрального планирования заключалась в том, что с учётом сложности современной экономики планирующему органу было невозможно собрать и обработать необъятное количество экономических данных, необходимых для разумных экономических решений. По мере возрастания сложности экономики проблема информации становилась всё более непреодолимой, а эффективность централизованного планирования неизбежно ухудшалась, что и привело социалистические экономики к гибели^vii.

На самом деле, экономика социалистических государств никогда не предполагала необходимости для центрального планирующего органа собирать и обрабатывать всю необходимую информацию. На практике существовало разделение труда между центральными планирующими органами и различными нижестоящими планирующими комитетами. Плановики центра определяли только нормы производства и цены для наиболее важной промышленной и сельскохозяйственной продукции. Решения относительно менее важной продукции делегировались на всё более низкие уровни, а заводы и хозяйства обладали определённой самостоятельностью в плане выбора средств и технологий производства.

Таким образом, в принципе, каждый уровень системы планирования нуждался лишь в сведениях, непосредственно относящихся к его деятельности. Планирующий орган более высокого уровня отвечал за сведение воедино решений нижестоящих органов с учётом тех сведений, которые были ему доступны и мало полезны для нижестоящего уровня (например, данные о взаимозависимости различных отраслей). На уровне завода или фермы использовались все необходимые местные сведения. Если бы этот принцип соблюдался, то проблема обработки данных была бы решена без особых трудностей.

Но следом возникает проблема рабочего стимула (или проблема начальника и исполнителя). Учитывая государственную собственность на средства производства, никто не владел производительной собственностью и никто не мог извлечь выгоду из производительного использования собственности. В результате у людей (которые являлись разумными экономическими существами и руководствовались личными интересами) не было стимула работать усердно и эффективно. Кроме того, высший планирующий орган вынужден был полагаться на информацию, предоставляемую нижестоящими инстанциями, а те запрашивали сведения у заводов и ферм.

Поскольку личный доход зависел от зарегистрированной производительности, которая, в свою очередь, зависела от сведений, переданных в планирующие органы, люди не были заинтересованы в том, чтобы предоставлять правильную и точную информацию. То есть в действительности проблема информации была проблемой стимула. Без решения этой последней проблемы различные уровни планирующих органов не получат сведений, необходимых для рациональных экономических решений. С другой стороны, без правильных данных планирующие органы не смогут выработать подходящие «способы стимулирования» для поощрения людей к труду (опять-таки, исходя из предположения, что люди руководствуются сугубо личными интересами и их необходимо побуждать к рациональному поведению). В этом смысле проблема стимула снова становится проблемой информации.

Экономический мейнстрим утверждает, что именно проблемы информации и стимула стали препятствием для прогресса и внедрения новых технологий при социализме. Без вознаграждения за частную собственность и риски отсутствовал стимул для нововведений. Хотя центральный планирующий орган мог использовать определённые стимулы для поощрения людей, учитывая принципиальную нерешаемость проблемы нововведений, он был не в состоянии оценить успех или провал, а также потенциальные выгоды и стоимость внедрения новой технологии. Поэтому попытки центра внедрить всякую новую технологию обречены на провал или на непредсказуемые и нежелательные результаты^viii. [На деле история плановой экономики СССР показывает, что эти проблемы до 1970-х гг. решались лучше, чем в развитых капстранах, почему развитие шло быстрей, в т.ч. рост производительности. Лишь поздней произошло торможение, из которого — увы, решили выйти путём «привития» рынка обществу и частноконкурентного характера производству, вместо развития того и другого на их собственных принципах, большей плановости развития первого и общественного второго характера. Перестройка общественной и экономической жизни на чуждых ей основаниях — настолько, что требовалось применить массу лжи и насилия, чтобы вырвать согласие людей — закономерно дезорганизовало первую и обрушило вторую, почему этот период и называется катастройкой. Ровно то же случилось 20 годами ранее в индустриально более развитой ЧССР. Прим.публикатора]

При этом критики признают, что при социализме произошло и обширное техническое перевооружение, и внедрение нововведений. В определённых сферах (таких, как оборонная промышленность), которым был отдан очевидный общественный приоритет, социализм даже смог поравняться с техническими достижениями западного капитализма [Опережающее развитие было в фундаментальной науке, паритет — в прикладной и внедрениях. По большинству направлений НТП, важных в ХХ веке — компьютеры, энергосистемы, энергетика, самолёты, электровозы, «большая химия», оргсинтез, биотехнология и пр. — СССР делил первое место с США или был вторым. Прим.публикатора]. Однако в целом, экономический мейнстрим утверждает, что социализму не удалось добиться широкого технического прогресса, способного поддержать быстрый рост «уровня жизни».

Но если социализм проиграл, поскольку не сумел успешно справиться с проблемами информации и стимула, то разве капитализм решает эти проблемы лучше?

Экономическая теория: Почему капитализм преуспел, и преуспел ли?

Типичная неоклассическая экономика утверждает, что при конкурентном капитализме, если допустить свободу ценообразования, информация о ценах и преимуществах миллионов различных товаров успешно транслируется с помощью цен, и это решает информационную проблему. Кроме того, все люди заинтересованы в повышении личной производительности. Если права частной собственности защищены правительством, стремление людей к личной выгоде приведет к наилучшим общественным результатам с учётом конкурентных рыночных цен.

Хотя этот грубый вариант неоклассического понимания капиталистического экономического строя по-прежнему широко преподаётся в университетах и колледжах, долгое время он представлялся далёким от действительности наиболее просвещённым представителям экономического мейнстрима. Действительность демонстрирует повсеместную неэффективность рынка. Экономика капиталистических стран страдает от монополий, моральных рисков³, асимметричности информации⁴, неполноты фьючерсных рынков, внешних эффектов и проблемы общественных благ.

Учитывая эти дефекты рынка, просвещённые представители мейнстрима настаивают на том, что, несмотря на проблемы, капиталистическая экономика с её частной собственностью на средства производства и конкуренцией всё-таки превосходит социализм. Конкуренция, хотя она и может быть расточительна, поощряет работников трудиться, а капиталистов — снижать цены и повышать эффективность. Более того, конкуренция способствует получению ценных сведений о качестве и эффективности. Также конкуренция даёт людям и компаниям мощный стимул для внедрения нововведений и разработки новых технологий^ix.

Совершенно ясно, что капитализм как экономический строй способен обеспечить быстрый экономический рост (по сравнению с предшествующими историческими системами). Также ясно, что капитализм способен вызвать быстрый технический прогресс в ходе этого роста [хотя только в центре миросистемы, на периферию в силу эффекта «летящие гуси» (открыт Коноэ Окамацу) «сбрасываются» устаревшие предприятия и технологические цепочки, что блокирует местные инновации, лишает т.н. преимущества отсталости. Прим.публикатора]. Однако, как понять, что капитализм вызывает правильный тип технического прогресса? Откуда мы знаем, что общественные издержки капиталистического экономического роста непременно ниже получаемых выгод? На деле, не исключено, что мы уже миновали поворотный пункт, после которого дальнейший экономический рост приводит во всё больших масштабах лишь к чистому общественному ущербу? [Сегодня мы знаем ответ — «да»; что видно всего ясней на примере разрушения биосферы. Прим.публикатора]

Современная микроэкономика признаёт, что рынок труда и рынок капитала обладают серьёзными дефектами. Оба рынка страдают от асимметричности информации и моральных рисков. Кроме того рынок капитала страдает от неполноты фьючерсных рынков или того, что Джон Мейнард Кейнс назвал «крайней ненадёжностью тех сведений», на основе которых капиталистам приходится оценивать предполагаемый доход от инвестиций^x. Последние пузыри активов и финансовые кризисы говорят о том, что цены на основные активы могут значительно отклоняться от реальной стоимости и что эти ложные цены могут удерживаться в течение долгого времени.

Если в обоих случаях факторные цены⁵ оказываются неверными в значительной мере и на долгое время, то что происходит с ценами на товары и услуги? Поскольку цены на них основаны на факторных ценах, не вытекает ли из этого, что и цены на товары и услуги неверны в той же самой степени? [И что «средний человек» принуждается это потреблять куда масштабней и жёстче, чем в социалистической экономике, т.к. он куда больше ограничен в деньгах, чем совграждане (отсюда и дефицит), а производство принципиально нацеливается не на его нужды, а на прибыль буржуя, что видно лучше всего в самых насущных товарах (лекарства) и услугах (врачей). См. материалы сообщества «Здравозахоронение», прим.публикатора]

Теперь давайте рассмотрим проблему внешнего эффекта. Производство всех товаров и услуг поглощает материальные ресурсы и оставляет материальные отходы. Следовательно, всякое производство и потребление имеет экологические издержки. А если учесть нынешнюю ситуацию мирового экологического кризиса, можно смело утверждать, что эти издержки непомерно высоки, и что цены на товары и услуги на реальных рынках, скорее всего, снова крайне неправильные [а рынок всегда и везде толкает сэкономить на регенерационных затратах, почему «производство» отходов вместе с экологическими проблемами растёт быстрей, чем общественно богатство. Прим.публикатора].

Может ли капиталистическое правительство вмешаться и смягчить воздействие на окружающую среду? Для такого решения имеются два непреодолимых препятствия. Во-первых, если капиталистическое государство пожелает вмешаться, оно должно знать правильную цену или правильные объёмы загрязнения (если государство предпочтёт на рыночных условиях продавать частным компаниям разрешения на загрязнение, то оно должно точно понимать, в каком объёме их продавать). Если так, то чем в данном случае капиталистическое государство оказывается лучше социалистического? [Ничем: последовательная компенсация предприятиями всех экологических и социальных издержек их деятельности в полном объёме и без запаздывания означает социализм, т.к. если это не удаётся обойти, каждому из хозяйствующих субъектов (а не только контролирующему их государству) становится выгодно преследовать долговременный выигрыш вместо краткосрочного при капитализме, т.е. в этих условиях выгодней  кооперироваться с другими производителями, и распределять квоты воздействия, чтобы не превысить предельного уровня по каждому из рисков, а не конкурировать с ними за общий публичный ресурс. Что означает плановое развитие всех ради сохранения общего ресурса, будь то рыба, лес, городская земля и т.д., подрываемых рынком но сохранных при общественной собственности. Прим.публикатора] Наконец, если ущерб окружающей среде наносят все, то для правильной оценки стоимости этого ущерба капиталистическое правительство должно знать истинную цену (или истинный объём) для каждого вида товаров и услуг. Но в таком случае, разве капитализм решает проблему информации лучше, чем социализм?

Существует и более глубокая проблема, обусловливающая неэффективность мирового капиталистического рынка. Мировой капиталистический строй является межгосударственной системой. Так что капиталистические правительства становятся заложниками мировой «дилеммы заключённого» [как и фирмы на рынке, см.примечание выше]⁶. Деятельность мирового капиталистического рынка оказывает неустанное давление на всякое национальное правительство, требуя повышения экономического роста при сокращении расходов на экологическое и социальное регулирование. Это не значит, что национальные правительства вовсе не регулируют социальную и экологическую сферы; более того, страны, входящие в «ядро» мировой капиталистической системы могут себе позволить большие расходы на регулирование, чем страны периферии [в модели пределов роста показано, что реакция капиталистической мир-экономики на её «штатные» регуляторы, рынок и технологии контрпродуктивна и/или запаздывает, почему даже в развитых странах контроль экологической ситуации неэффективен: продолжается преобразование природных ландшафтов, ликвидирующее «экосистемные услуги», а борьба с загрязнением, как и территориальная охрана природы в развитых странах требуют всё больше вложений для сохранения статус кво, т.е. существующий тренд развития его подрывает и экоопасен. Прим.публикатора]. Но это означает, что в действительности мировые успехи капитализма по контролю экологических издержек далеко не соответствуют тому, что необходимо для восстановления мирового экологического баланса.

Если мы сравним капиталистические (рыночные) неудачи с социалистическими неудачами, какие предварительные выводы мы можем сделать? Социалистическая экономика безусловно страдает от множества пробелов и неточностей в таблицах «затраты-выпуск». Капиталистическая экономика полагается на цены, считая их более совершенной заменой этим таблицам. Но вышеприведённые соображения показывают, что в реальной капиталистической экономике практически все цены оказываются неправильными, причём в значительной степени и в течение долгих периодов времени. То есть с точки зрения информации превосходство капитализма над социализмом отнюдь не очевидно.

Защитники капитализма, тем не менее, будут утверждать, что капитализм превосходит социализм, потому что он лучше решает проблему стимула. Конкуренция и угроза безработицы заставляют рабочих работать усерднее. И что важнее всего, вознаграждение частной собственностью и угроза банкротства постоянно поощряют капиталистов к повышению эффективности и внедрению новшеств.

Существует ли социалистическое решение для проблемы стимула? В социалистической экономике, основанной на государственной собственности на средства производства, так называемая проблема стимула в конечном счёте решается за счёт общей готовности и желания рабочих трудиться во благо общества. Это предполагает установление и укрепление отлаженной социалистической демократии и требует постепенного воспитания сознательности.

В опыте социализма ХХ века это условие, конечно, так и не было полностью выполнено [хотя выполнялось на протяжении большей части истории этих стран. Прим.публикатора]. На деле экономика социалистических стран опиралась на различные сочетания «моральных стимулов» (взывающих к стремлению людей служить интересам коллектива или общества) и «материальных стимулов» (опирающихся на стремление людей к собственной выгоде). [Как показывает экономист, классик аналитического марксизма Сэм Боулз, такой подход соответствует человеческой природе вообще: даже при капитализме «хорошие граждане» важней «эффективных стимулов», больше того, постановка вторых во главу угла ухудшает ситуацию с первыми. Прим.публикатора] Давайте на мгновение представим, что социализм будущего будет решать проблему инициативы примерно так же эффективно, как и социализм ХХ века. Чего он достигнет в сравнении с капитализмом?

Если допустить, что социализм оказывается не в состоянии побуждать людей так же успешно и сильно, как капитализм, следует ли из этого, что социализм уступает капитализму как экономический строй? Вышеприведёнными рассуждениями было установлено, что в обоих случаях экономические решения основываются на огромных объёмах в значительной мере неверных сведений. Поэтому, если мы захотим сравнить оба строя по тому, насколько успешно они двигаются к общепринятым целям общественного благополучия (таким как качество жизни, социальная справедливость и экологическое равновесие), придётся признать, что оба строя двигаются в ложном направлении. Один из них, социализм, имеет слабую систему стимулирования и очевидно движется к ложной цели медленнее [что позволяет природе восстановить нарушения, созданные развитием предшествующего периода, меньше проблем перекладывается на следующие поколения. Прим.публикатора]. Другой, капитализм, благодаря превосходящей системе стимулирования движется в ложном направлении быстрее.

Является ли строй, двигающийся к ложной цели быстрее и эффективнее, лучше какого-либо иного? А что если эта ложная цель есть крушение мировой экологической системы и конец человечества?

Достижения социализма ХХ века: Экономический рост

Экономический мейнстрим придерживается мнения (мнения, которое разделяют и многие левые мыслители), что социалистические страны ХХ века не смогли справиться с проблемой информации, не нашли стимулов для работников и управленцев и не сумели обеспечить технический прогресс. В результате экономика этих стран росла медленнее экономики капиталистических стран. Подтверждается ли это представление эмпирическими данными?

На первом графике сравниваются долгосрочные изменения в разнице доходов между Россией/Советским Союзом, «Восточной Европой» и Китаем с одной стороны и Соединёнными Штатами с другой. Соединённые Штаты — самая развитая капиталистическая страна, задающая «жизненные стандарты» системы мирового капитализма^xi. «Восточная Европа» представлена в качестве средней результатов семи восточноевропейских стран: Албании, Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Польши, Румынии и Югославии. ВВП на душу населения для всех стран рассчитан в международных долларах по курсу 1990 г. ВВП на душу населения США взят за 100. ВВП на душу населения других стран показан в качестве процентного отношения к показателю США^xii.

Перед Первой мировой войной Российская Империя испытывала небольшой спад относительно Соединённых Штатов. Её показатель упал с 30 в 1900 г. до 28 в 1913 г. Российский/советский показатель резко снизился с 1913 по 1928 гг. в связи с разрушениями Первой мировой и последовавшей Гражданской войн.

В 1928 г. Советский Союз приступил к осуществлению Первого пятилетнего плана. Советский показатель подскочил с 20 в 1928 г. до 35 в 1938 г. Во время Второй мировой войны Советский Союз понёс обширные потери человеческих и материальных ресурсов. К 1945 г. советский индекс опустился туда, где он был в 1928 г. В 1950-е и 1960-е гг. Советский Союз добился сравнительно быстрого экономического роста. К 1975 г. советский ВВП на душу населения вырос примерно до 38% от уровня США.

После 1975 г. советское относительное экономическое положение вступило в период заката. К 1990 г., последнему году существования советской системы планирования [на деле 1987 г.], советский ВВП на душу населения составлял около 30% от уровня США, то есть сравнялся с российским показателем 1900 г. Но только после распада Советского Союза государства, образовавшиеся на его бывшей территории, испытали настоящий экономический крах как следствие стратегии «шоковой терапии» перехода к капитализму.

В досоциалистический период положение Восточной Европы относительно Соединённых Штатов сильно и устойчиво снижалось. Средний восточноевропейский показатель упал с 35 в 1900 г. до 22 в 1950 г.

На протяжении 1950-х и 1960-х социалистические страны Восточной Европы добились сравнительного экономического успеха. К 1975 г. средний ВВП на душу населения в Восточной Европе достиг 33% от показателя США. После 1975 г. вслед за Советским Союзом Восточная Европа вступила в период упадка. К 1989 г., последнему году существования социалистической системы в Восточной Европе, восточноевропейский показатель упал до 26, но по-прежнему был выше, чем в 1950 г.

ВВП на душу населения Китая в 1900 г. составлял 13% от показателя США. К 1950 г., он опустился до 4,7%, а Китай был превращён в одну из беднейших стран мира. После 1950 г. маоистское социалистическое планирование заложило основу для китайской индустриализации. В 1978 г., в преддверии рыночных реформ, приведших Китай к капитализму, китайский ВВП на душу населения составлял лишь 5,3% от американского показателя, что было лишь немногим выше уровня 1950 г.

Если сравнить ВВП на душу населения страны (или группы стран) в начале и в конце социалистического периода, то у Советского Союза с 1913 по 1990 гг. наблюдается некоторое улучшение (с 28 до 30), у Восточной Европы — некоторое улучшение с 1950 по 1989 гг. (с 22 до 26), а у Китая — небольшой подъём с 1950 по 1978 гг. (с 4,7 до 5,3).

В случае Советского Союза следует принять во внимание, что его экономика была сначала разрушена тремя годами жестокой Гражданской войны, последовавшими за Октябрьской революцией, а затем снова была разорена Второй мировой войной. Положение Китая и Восточной Европы в социалистический период выглядит достаточно выгодно по сравнению с положением перед переходом к социализму, когда оба региона испытали заметный и длительный спад относительно уровня Соединённых Штатов.

Однако можно заявить, что советский эксперимент не удался в том смысле, что он не сумел выполнить своё обещание обогнать капитализм в плане развития материальных производительных сил и сравняться с экономикой самой развитой капиталистической страны. Однако, как будет показано, аналогичные неудачи являются законом и для самой капиталистической системы.

Мировой капиталистический строй является неравноправной иерархической системой, в которой страны делятся на три структурные позиции: ядро, полупериферия и периферия. Исторически богатство системы скапливалось в ядре. Как пояснил Джованни Арриги^xiii, благосостояние, концентрируемое в ядре, сделалось своеобразным «олигархическим богатством», в котором отказано не принадлежащим к ядру странам. Между странами ядра наблюдалась устойчивое стремление к сближению. Напротив, в мировой системе в целом выдерживался устойчивый курс на рост разрыва между ядром, полупериферией и периферией вплоть до 1980-х гг. Только Япония — единственное заметное историческое исключение — оказалась в состоянии выдвинуться из периферии в полупериферию и в итоге в центр [сегодня таких исключений множество — от Южной Кореи, КНР, Таиланда, Индонезии, Малайзии, Ирана, Бразилии и т.д., не говоря о Тайване, Гонконге, Сингапуре. С другой стороны, с исчезновением стран «второго мира» (сохранилась лишь Куба) полу- и периферия слились. Прим.публикатора].

График 2 сравнивает ВВП на душу населения России/Советского Союза, Восточной Европы и Латинской Америки. ВВП на душу населения в каждой стране или группе стран показан в процентном отношении к среднемировой величине. По сравнению с этой средней успехи советского и восточноевропейского социализма выглядят довольно впечатляюще.

Советский Союз заметно преуспел в первой половине ХХ века. ВВП на душу населения России в 1913 г. находился практически на среднемировом уровне (98%). К 1950 г. советский ВВП на душу населения вырос до 135% от среднемирового показателя. И Советский Союз, и Восточная Европа с 1950 г. по 1975 г. развивались быстрее, чем весь мир в целом. И хотя они столкнулись с некоторым спадом в 1980-е, к 1989 г. советский ВВП на душу населения был на 39%, а восточноевропейский — на 15% выше среднемирового показателя. Оба региона добились значительного успеха по сравнению с досоциалистическим периодом.

Для сравнения, с 1913 по 1940 гг. Латинская Америка обладала примерно теми же показателями ВВП на душу населения, что и Россия или Восточная Европа. Но с 1950 по 1980 гг. Латинская Америка фактически никак не улучшила своё положение в системе мирового капитализма. В 1980-е её положение ухудшилось гораздо сильнее, чем позиции Советского Союза или Восточной Европы. С 1980 г. по 1990 г. ВВП на душу населения Латинской Америки упал относительно среднемирового со 121% до 98%.

График 3 сравнивает показатель ВВП на душу населения Китая, Восточной и Южной Азии и Африки. Определение «Восточная и Южная Азия» относится к среднему показателю 14 восточноазиатских и южноазиатских стран (исключая Китай и Японию).

С 1950 г. по 1980 г. китайский ВВП на душу населения несколько вырос — с 21% до 24% среднемирового показателя. За тот же период показатель Восточной и Южной Азии слегка понизился — с 33% до 31%, а африканский упал с 42% до 34%. То есть в относительном выражении Китай развивался чуть быстрее других азиатских стран и гораздо быстрее Африки.

То есть при сравнении экономики социалистических стран со среднемировым показателем или с экономикой капиталистических стран, находящихся на сходном уровне экономического развития (при сравнении Советского Союза и Восточной Европы с Латинской Америкой, а Китая с иными азиатскими или с африканскими странами) развитие социалистической экономики выглядит довольно благополучным.

Конечно, к 1980-м и Советский Союз, и Восточная Европа столкнулись с относительным спадом. Но их спад был скромен по сравнению с тем, что пережили Латинская Америка и Африка. Советская и восточноевропейская экономика не обрушилась до тех пор, пока к ней не была применена капиталистическая шоковая терапия.

Работа социализма в ХХ веке: Ожидаемая  продолжительность жизни

В качестве показателя уровня жизни ВВП на душу населения несовершенен. Он не делает поправку на общественные или экологические издержки, не учитывает неравенство богатства и доходов и не передаёт действительное физическое и духовное благополучие людей.

Амартия Сен^xiv разграничил человеческие достижения или «свершения» и владение благами. Хотя распоряжение товарами является в конечном счёте средством достижения благополучия, его не следует смешивать с самой целью. Сен предложил пользоваться показателями возможностей, а не денежных доходов или богатства для измерения благополучия или уровня жизни.

Ожидаемая продолжительность жизни есть прямой показатель физического благополучия людей. Он не только отражает состояние здоровья населения, но также косвенным образом говорит об общественных, экономических и политических условиях^xv.

На Графике 4 сравнивается ожидаемая продолжительность жизни при рождении в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе с аналогичным показателем Западной Европы. Западная Европа представлена средним показателем стран, входящих в современную еврозону. Восточная Европа представлена Польшей, Чешской Республикой и Венгрией. Бывший Советский Союз представлен Российской Федерацией, Беларусью и Украиной.

В 1960-е ожидаемая продолжительность жизни в Восточной Европе, европейской части Советского Союза и в Западной Европе была в принципе сопоставимой. В Чешской Республике и Белоруссии в определённые годы она даже была несколько выше, чем в среднем по Западной Европе. Учитывая, что западноевропейский доход на душу населения был примерно в два раза выше, чем в Восточной Европе, эта близость в плане ожидаемой продолжительности жизни должна рассматриваться как великое достижение советского и восточноевропейского социализма.

Однако в течение 1970-х и 1980-х ожидаемая продолжительность жизни в Восточной Европе и Советском Союзе оставалась без изменений, остановившись в районе 70 лет, так что отставание от Западной Европы продолжало расти. После 1990 г. Восточная Европа и бывший Советский Союз двинулись разными путями. Если в восточноевропейских странах с начала 1990-х ожидаемая продолжительность жизни устойчиво повышалась, в бывших советских республиках она существенно понизилась. И хотя в Российской Федерации и Беларуси имело место некоторое улучшение после 2005 г., то в Украине его не было.

График 5 сравнивает ожидаемую продолжительность жизни в двух азиатских социалистических странах (Китае и Северной Корее) и в Индии со средним показателем по Восточной Азии. В 1960-е Китаю удавалось уверенно увеличивать своё превосходство над Индией в плане ожидаемой продолжительности жизни. К 1975 г. ожидаемая продолжительность жизни при рождении в Китае была на 14 лет больше, чем в Индии, несмотря на сходные показатели ВВП на душу населения в обеих странах. Также ожидаемая продолжительность жизни в Китае на этот момент была примерно на три года больше, чем в среднем по Восточной Азии.

График 5. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении (Год, Избранные азиатские страны, 1960–2008).

Источник: Всемирный банк, 2010^xvii.

Как только Китай встал на путь рыночных реформ, рост ожидаемой продолжительности жизни замедлился и отставание Индии стало быстро сокращаться. Опыт Северной Кореи сложнее. На протяжении 1960-х и 1970-х ожидаемая продолжительность жизни в Северной Корее уверенно росла. К концу 1980-х она достигла примерно 70 лет, то есть уровня развитых капиталистических стран начала 1960-х.

После распада Советского Союза Северная Корея столкнулась с резким сокращением поставок нефти. Ее высокомодернизированное, нефтезависимое сельское хозяйство потерпело крах^xviii. Снижение ожидаемой продолжительности жизни началось после 1990 г., но прекратилось примерно после 2000 г.

Напротив, Куба более успешно справилась с кризисом энергоносителей, спровоцированным развалом СССР, активно развивая органическое сельское хозяйство^xix. На Графике 6 сравнивается ожидаемая продолжительность жизни на Кубе, в Латинской Америке и Соединённых Штатах. С 1960 г. по 2008 г. ожидаемая продолжительность жизни на Кубе значительно превосходила средний показатель по Латинской Америке. К 1970-м Куба догнала в этом плане Соединённые Штаты. С 2003 г., ожидаемая продолжительность жизни на Кубе остается немного выше, чем в США. В этом следует видеть великое достижение кубинского социализма и поражение американского капитализма.

Эти данные свидетельствуют, что нет никаких явных доказательств принципиального преимущества капиталистических стран перед социалистическими по экономическим или социальным показателям.

Социалистические страны ХХ века не сумели поравняться с самой развитой страной капитализма, но это не удалось и большинству периферийных и полупериферийных стран. Советская и восточноевропейская социалистическая экономика испытали определённый спад после 1970-х и оказались на протяжении двадцати лет не в состоянии улучшить ожидаемую продолжительность жизни. С другой стороны, их спад оказался довольно скромным по сравнению с латиноамериканским или африканским спадом 1980-х годов.

График 6. Ожидаемая продолжительность жизни при рождении. (Год, избранные американские страны, 1960–2008).

Источник: Всемирный банк, 2010^xx.

За время социалистического периода и Советский Союз, и Восточная Европа сумели заметно улучшить своё относительное положение в системе мирового капитализма (с точки зрения ВВП на душу населения по сравнению со среднемировым уровнем). Китай при маоистском социализме укрепил своё относительное положение после долгого, устойчивого спада в дореволюционный период.

Хотя ожидаемая продолжительность жизни в Советском Союзе и Восточной Европе отставала от западноевропейского уровня, но была устойчиво выше, чем в Латинской Америке. Китай при социализме заметно обгонял по ожидаемой продолжительности жизни Индию, а Куба догнала Соединённые Штаты. Эти достижения показали, что на периферии и полупериферии (в странах с низким или средним доходом) социализм смог удовлетворить базовые потребности населения лучше, чем капитализм. Хотя Северная Корея, несмотря на успешное развитие до 1980-х, стала заметным примером неудачи, её опыт следует рассматривать в должном историческом контексте, с учётом своеобразной внутриполитической обстановки и крайне неблагоприятного внешнего окружения [скажем, по распространённости голода КНДР благополучней Индии. Вообще, большая часть бедняков и голодающих обитает не в самых бедных, но наиболее «рыночных» странах «третьего мира». Прим.публикатора].

Сравнивая исторические успехи капитализма и социализма, Арриги^xxi сделал следующие выводы:

«Помимо всего прочего, эта закрытость, в отличие от открытости по отношению к мировому рынку и капиталу, значительно отразилась на статусе и благосостоянии низших социальных страт в обсуждаемых регионах — страт, которые в государствах с низким и средним доходом составляют около половины или две трети населения. Как мы уже говорили, в рамках «гонки» за стандартами Запада дела у СССР шли не лучше, а, скорее, даже хуже, чем у Латинской Америки.

Но даже самая низкостатусная страта населения в Советском Союзе по критериям продовольствия, здравоохранения и образования существовала несравнимо лучше, чем соответствующая группа в Латинской Америке (включая Бразилию). А если сравнить по тому же принципу Китай с Юго-Восточной и Южной Азией, то разрыв получается гораздо значительнее».

Подъём полупериферии и упадок мирового капиталистического строя

Если в действительности социалистические страны добились сравнительного успеха на экономическом и социальном поле, или по крайней мере успеха, смешанного с неудачами, что привело к их крушению? В рамках нашей статьи мы не сможем рассмотреть этот вопрос подробно. Но основная причина заключается в результатах внутренней классовой борьбы в ныне исчезнувших социалистических странах.

Дэвид Коц^xxii утверждает, что в позднесоветский период оформился союз сторонников капитализма, в который вошло большинство коммунистической партии и государственной бюрократии, а также неолиберальные интеллектуалы и представители частного сектора. Невзирая на то, что большинство советских граждан предпочитали социализм (какую-либо его форму) капитализму, союз сторонников капитализма воспользовался ситуацией довольно слабого экономического кризиса, чтобы навязать населению капиталистическую повестку. Я^xxiii считаю, что после поражения «культурной революции» прокапиталистическое крыло Коммунистической партии Китая одержало решительную политическую победу над революционными социалистами, проложив путь для китайского перехода к капитализму⁷.

[Скорее, «культурная революция» — один из примеров т.н. коллапса сложных обществ, достаточно часто встречающийся в странах «третьего мира». Она лишь дезорганизовала общественный строй, в прежние десятилетия устанавливаемый КПК, не создав ничего взамен. Другой пример такого развала — Конго, Центральноафриканская республика, Ливан, Ливия, Сомали и т.д. failed states. Прим.публикатора]

Поражение социализма ХХ века стало подтверждением базовых законов развития мирового капиталистического строя. Вплоть до конца ХХ века существовал устойчивый, выдерживавшийся на протяжении веков, курс на расширение разрыва между доходами ядра, полупериферии и периферии.

Система мирового капитализма разделяется на три структурные позиции. Исторически к периферии относилось большинство территорий и населения планеты. К середине ХХ века соотношение населения ядра (Западная Европа и Северная Америка), полупериферии (Советский Союз, Восточная Европа и Латинская Америка) и периферии (Азия и Африка), составляло примерно 20 против 20 и 60 соответственно. Соотношение доходов этих трех частей мира составляло примерно 100 к 25 и 5. К 1970-м гг. это соотношение доходов оказалось серьёзно оспорено подъёмом социалистических стран ХХ века. Благодаря развалу социалистических стран, примерно к 1995 г. это соотношение доходов в целом вернулось к состоянию середины ХХ века.

Однако, менее, чем за четверть века после падения Берлинской стены, геополитическая карта мира была сильно перестроена. По мере экономического развития Китая и Индии, а также восстановления России и Латинской Америки, экономическое и геополитическое влияние «запада» резко ослабло, и Соединённые Штаты с Западной Европой вступили на путь необратимого упадка. Что означает этот всемирно-исторический поворот для будущего мирового капиталистического строя?

Перенос мировой прибавочной стоимости (за счёт прямого грабежа и неэквивалентного обмена) из периферии в ядро всегда был основным действующим механизмом мирового капиталистического строя. Её концентрация в странах ядра позволила этим странам сохранить крупные монопольные прибыли и обеспечить необходимые стимулы для накопления капитала в ключевых «передовых отраслях», имеющих сравнительно высокие риски и требующих крупных долгосрочных капиталовложений.

Эта огромная прибавочная стоимость, концентрируемая в ядре, необходима ещё и потому, что позволяет странам ядра обеспечивать сравнительно высокую зарплату «кадрам» системы, то есть квалифицированным рабочим, инженерам, учёным, апологетам системы («интеллектуалам»), экономическим управленцам, армейским офицерам, контролирующим «высокотехнологичные» военные силы.

Поскольку в ядре происходило капиталистическое накопление, время от времени там происходило повышение зарплат, налогов и экологических расходов в ущерб норме прибыли в центрах накопления. По мере того как страны ядра развивали новые передовые отрасли в целях воспроизводства крупных прибылей, старые отрасли, в которых прибыли понизились до среднего уровня, переносились в другие части света. Исторически, именно полупериферия стала принимающей стороной переносимых отраслей (или звеньев «товарных цепочек») и оказала неоценимую услугу в политической и экономической стабилизации мирового капиталистического строя^xxiv.

За последние полтора века курс на повышение зарплат, налогов и экологических расходов очевидно усилился. Повышение зарплат и налогов стало реакцией на длительную борьбу «антисистемных движений» (социал-демократии, национально-освободительных движений и «коммунизма»), которые вынудили правящие «элиты» существующего строя в середине ХХ века пойти на серьёзные уступки. Повышение экологических расходов произошло вследствие безудержного капиталистического накопления, безмерно ускорившего истощение природных ресурсов и ухудшение состояния окружающей среды^xxv.

В результате мировой капиталистический строй оказался вынужден ускорить темпы мирового перемещения промышленности. Это привело к резкому расширению территорий полупериферии за последние 25 лет. И важнее всего, что к полупериферии присоединились Китай и Индия, ставшие центрами последнего этапа этого перемещения. ВВП на душу населения Китая теперь увеличился до одной седьмой от уровня США, а Индия может достичь сходного показателя в течение примерно десяти лет. Учитывая огромные размеры китайского и индийского населения, примерно к 2020 г. мировая полупериферия (территории с ВВП на душу населения в пределах одной пятой от уровня самого развитого капиталистического государства) может расшириться до того, что включит около 60% населения планеты. В состоянии ли мировой капитализм пережить такое масштабное расширение полупериферии? [Пока в состоянии: слой местного «потребительского класса», соответствующего западным квалифицированным рабочим и выше, во всех этих странах растёт быстрей роста экономики, почему те же выбросы парниковых газов сегодня варьируют не между странами, а между «потребительским классом» и бедняками каждой страны. Прим.публикатора]

Это расширение неизбежно повлечёт крупное перераспределение мировой прибавочной стоимости. Чем меньше её будет концентрироваться в ядре, тем сложнее странам ядра будет финансировать накопление капитала в передовых отраслях. Странам ядра станет всё труднее поддерживать большое количество «кадров», квалифицированных работников и управленцев системы или «средний класс» [пока что «утечка мозгов» только усиливается, как и концентрация научных исследований в США, немногих других развитых странах — и Китае. Прим.публикатора].

Уже практически все капиталистические страны ядра столкнулись с непреодолимыми финансовыми кризисами. Финансовый кризис в сущности является признаком неспособности ядра одновременно обеспечивать благоприятные условия для капиталистического накопления и сохранять «социальный мир» (то есть поддерживать политическую лояльность средних классов) в собственных пределах^xxvi.

Широко признано, что гегемония США переживает необратимый упадок: относительное экономическое положение Соединённых Штатов в системе мирового капитализма ухудшается, и, что важнее, они утрачивают желание и возможности управлять системой с учётом её общих долгосрочных интересов.

Нынешнее расширение полупериферии явно ускорило закат гегемонии США. Ещё более зловещим для мирового капиталистического строя является то, что великое расширение полупериферии также резко увеличило число государств, имеющих вес в общесистемной политике, что сделало куда менее вероятным и даже невозможным появление нового гегемона. Об этом свидетельствует расширение высшего органа мировой политики с так называемой «большой семёрки» до «большой двадцатки».

Мировой капиталистический строй есть межгосударственная система. Устройство межгосударственной системы необходимо для поддержания такого равновесия сил между государством и капиталом, которое благоприятно для накопления капитала. Однако эта система обладает роковым недостатком. Поскольку она не имеет «мирового правительства», не существует и работоспособного механизма защитить и обеспечить её общие долгосрочные интересы (такие, как международный мир, макроэкономическое управление, выстраивание мирового общественного компромисса и глобальное регулирование экологии), так что безудержное соперничество государств ведёт к самоуничтожению системы.

На протяжении своей истории мировой капитализм постоянно опирался на сменяющихся гегемонов (в XVII веке — Нидерланды, в XIX веке — Великобританию, в ХХ веке — Соединённые Штаты), в качестве доверенных лиц мирового правительства заботившихся об общем благе системы в долгосрочной перспективе. Вследствие масштабного расширения полупериферии этот исторический механизм, необходимый для нормального воспроизводства мирового капитализма, начинает давать сбои^xxvii.

Таким образом небывалое расширение полупериферии ведёт к ряду принципиально новых всемирно-исторических условий. Эти новые условия подрывают несколько основополагающих механизмов, необходимых для нормального функционирования и воспроизводства мирового капитализма.

Но самым ярким свидетельством того, что капитализм исчерпал свой исторический срок, является кризис глобального потепления.

Кризис XXI века: Климатическая катастрофа

Прежде страны ядра (Западная Европа и Северная Америка) несли ответственность за львиную долю всех выбросов парниковых газов в атмосферу. Однако в последние годы в результате быстрого экономического развития и растущего спроса на электроэнергию в странах полупериферии, основная часть новых выбросов исходит от так называемых «восходящих стран». В сущности, Китай уже отвоевал у Соединённых Штатов звание главного загрязнителя атмосферы, а Индия в этом плане отвоевала у Японии третье место^xxviii.

Средняя температура на поверхности планеты сегодня примерно на 0,8°C выше, чем в доиндустриальные времена и повышается со скоростью около 0,2°C в десять лет. При такой динамике, к концу XXI века глобальное потепление (относительно доиндустриальной эпохи) составит 3°C.

Потепление на 3 градуса уничтожит тропические леса Амазонки, что приведёт к дальнейшему потеплению ещё на 1,5°C. Южная Африка, Австралия, Средиземноморская Европа и запад Соединенных Штатов превратятся в пустыни. Уровень моря может подняться на 25 метров, а миллиарды людей — стать экологическими беженцами.

При потеплении на 4°C таяние арктической вечной мерзлоты может привести к выбросу огромного количества углекислого газа и метана. Вымрут водоросли  — основной поглотитель углерода в океане. Тогда безудержное глобальное потепление будет уже не остановить, и температура повысится ещё на несколько градусов.

Если глобальное потепление дойдёт до 5°C и выше, в мире станет жарче, чем когда-либо за последние пятьдесят миллионов лет. Основная часть мира станет необитаемой, и человеческое население катастрофически сократится. На карту поставлено ни много ни мало само выживание человечества^xxix.

На Графике 7 сравниваются три возможные будущие траектории выбросов углекислого газа от ископаемого топлива с историческими выбросами мировой экономики. Сегодня в мире путём сжигания ископаемого топлива производится около 31 миллиарда метрических тонн углекислого газа. Если мир примет на себя обязательство удержать парниковую эмиссию на текущем уровне без дальнейшего повышения, тогда суммарные выбросы XXI века составят около трёх триллионов метрических тонн. Тогда к концу века потепление, скорее всего, составит 4°C, а долгосрочное равновесное потепление (в течение нескольких столетий) около 8°C.

Если мир начнёт сокращать выбросы углекислого газа немедленно и в среднем на 1% [в год], тогда общий объём парниковых выбросов в XXI веке составит около двух триллионов метрических тонн. К концу столетия это может привести к глобальному потеплению на 3°C и к долгосрочному равновесному потеплению на уровне 6°C. Глобальное потепление в таком случае уничтожит тропические леса Амазонки, приведёт к повышению уровня воды на 25–75 сантиметров⁸, превратит значительную часть мира в необитаемую пустыню и приведёт к катастрофическому сокращению мирового населения.

Наконец, предположим, что выбросы углекислого газа будут немедленно сокращены примерно на 4% в год и эта динамика будет выдерживаться вплоть конца XXI века. Тогда совокупные выбросы диоксида углерода в течение XXI века составят около одного триллиона метрических тонн. Это может привести к потеплению на 2°C к концу столетия и к долгосрочному равновесному потеплению на уровне 4°C. Несмотря на то, что даже этот сценарий содержит определённую серьёзную опасность неудержимого глобального потепления, в сложившихся обстоятельствах только он даёт надежду на сохранение той человеческой цивилизации, к которой мы привыкли.

Можно ли добиться выравнивания климата на уровне, приемлемом для сохранения человечества (сценарий, соответствующий долгосрочному потеплению на 2–4°C), при капитализме?

Соотношение между выбросами углекислого газа, производительностью экономики (ВВП) и техникой определяется по следующей формуле:

Интенсивность выбросов = выбросы углекислого газа / ВВП

Или

Выбросы углекислого газа = интенсивность выбросов × ВВП

Интенсивность выбросов зависит от технических условий, таких как энергоэффективность и доля ископаемого топлива в общем энергопотреблении. Из этого следует:

Коэффициент роста выбросов углекислого газа = темп роста интенсивности выбросов + темп экономического роста

Когда та же формула берётся с точки зрения темпа снижения:

Коэффициент сокращения выбросов углекислого газа = темп сокращения интенсивности выбросов – темп экономического роста

Поэтому при прочих равных любое сокращение интенсивности выбросов, обусловленное повышением энергоэффективности или переходом от ископаемого топлива к безуглеродной (ядерной или возобновляемой) энергетике, приведёт к сокращению эмиссии углекислого газа. Но всякое повышение темпов экономического роста сведёт это сокращение на нет.

Марксистские теоретики и экономисты мейнстрима сходятся в том, что основой капиталистического экономического строя являются частная собственность на средства производства и рыночная конкуренция. Более того, обе стороны согласны с тем, что безудержная конкуренция постоянно и неистово толкает капиталистов к повышению производительности и внедрению новых технологий, что ведёт к устойчивому и быстрому экономическому росту в долгосрочной перспективе. По сей день это стремление к безграничному росту всё ещё представляется апологетам рынка главным достоинством капитализма.

И наоборот, существует ли внутри капитализма сопоставимая сила, которая способствовала бы сокращению парниковой эмиссии от сжигаемого топлива? В действительности необходимо падение интенсивности выбросов со скоростью, значительно превышающей рост экономики.

За десять лет, с 1999 по 2009 гг., мировая экономика росла в среднем со скоростью 3,5% в год, интенсивность выбросов падала в среднем на 1,1% в год, а выбросы углекислого газа от сжигаемого топлива росли в среднем на 2,4% в год. В ходе «большой рецессии» 2009 г. мировые выбросы сократились на 1,3%. Если бы подобная рецессия повторялась каждый год вплоть до конца XXI века, то мир приблизился бы к осуществлению сценария долгосрочного потепления на 3–6°C.

В состоянии ли мировая капиталистическая экономика значительно ускорить темп сокращения интенсивности выбросов при помощи сочетания государственного вмешательства и технических нововведений?

При современной капиталистической системе, мировой экономике необходим рост хотя бы на 3% в год, чтобы удержать уровень безработицы от повышения (при условии роста производительности труда примерно на 2% в год, а населения земного шара — на 1% в год). Если ставить задачей ежегодное сокращение выбросов углекислого газа на 4%, то интенсивность эмиссии должна ежегодно снижаться на 7%! Даже если стремиться к снижению на 1% в год, интенсивность выбросов должна ежегодно падать на 4%.

Даже не говоря о прочих организационных и технических трудностях, неизбежная медлительность перестройки инфраструктуры не позволит добиться быстрого сокращения интенсивности загрязнения атмосферы. Все энергетические и промышленные мощности современного мира основаны на ископаемом топливе. И эти мощности не удастся перестроить быстро. Если год от года заменять примерно по 5% мировой капитальной инфраструктуры на мощности, сокращающие интенсивность выбросов, скажем, в два раза (это практически равно предположению, что все новые электростанции и автомобили будут безэмиссионными), это позволит сократить среднемировую интенсивность выбросов лишь на 2,5%.

Представьте, что в будущем темпы сокращения интенсивности выбросов удастся сократить до 3% в год, тогда для достижения четырёхпроцентного темпа снижения эмиссии, мировая экономика всё равно должна будет сжиматься со скоростью 1% в год^xxx.

Есть ли альтернатива (социализму) в XXI веке?

В ХХ веке экономика социалистических стран оставалась частью мирового капиталистического строя и была вынуждена состязаться с капиталистической экономикой по показателям, заданным этим строем. Социалистическим странам удалось закрепиться и даже в чём-то улучшить своё положение в системе мирового капитализма, при этом удовлетворив основные потребности населения лучше, чем капиталистические страны на сходном уровне развития. Но в конечном итоге экономика социалистических стран оказалась не в силах вырваться из-под действия основополагающих движущих законов мирового капитализма.

В XXI веке всемирно-исторические условия коренным образом изменились. Капитализм перестал быть жизнеспособным историческим строем, настолько, что его существование более не совместимо с выживанием человечества в долгосрочной перспективе. Самое явное свидетельство тому — кризис изменения климата.

Из вышеприведённых рассуждений следует, что справиться с кризисом изменения климата, установить глобальное экологическое равновесие и спасти человечество может только система, способная работать стабильно в отсутствие экономического роста, при этом удовлетворяя базовые потребности населения.

Только при нулевом (и если потребуется, отрицательном) экономическом росте сокращение интенсивности выбросов за счёт повышения энергоэффективности и распространения безэмиссионной энергетики может непосредственно привести к абсолютному сокращению эмиссии парниковых газов. Только при сочетании нулевого экономического роста с быстрым сокращением интенсивности выбросов (которое в свою очередь требует масштабной перестройки инфраструктуры), человечество имеет шанс обеспечить климатический баланс и тем самым спастись^xxxi.

Можно ли так перестроить капитализм, чтобы он устойчиво работал при нулевом росте экономики? Раз основой капитализма являются частная собственность на средства производства и рыночная конкуренция (без них это уже не капитализм), то невозможно представить, чтобы капиталисты, движимые жаждой наживы и страхом перед конкурентами, не стремились к постоянному увеличению масштабов производства и размеров прибыли.

Существует ряд дополнительных причин, в силу которых капитализм не может работать без роста экономики [см.также модель пределов современной экономической системы, показывающей, что в рамках капитализма возможно лишь «два из трёх» — экономический рост, рост благосостояния работников, и компенсация экологического ущерба от первого и второго, но не все три сразу. Плюс «экономить на экологии» в долговременной перспективе подрывает рост. Прим.публикатора]. Во-первых, при капитализме производительность труда имеет свойство со временем повышаться. Нулевой экономический рост в сочетании с повышением производительности труда приведёт к постоянному росту безработицы.

Во-вторых, неравенство доходов и богатства при капитализме имеет свойство расти. Отсутствие экономического роста при сохранении роста неравенства приведёт к абсолютному падению уровня жизни огромного большинства населения [и прогрессу разного рода «социальных язв», в свою очередь понижающих качество жизни, в т.ч. и квалификацию рабсилы. Прим.публикатора].

В-третьих, капиталистические правящие классы в качестве своего главного идеологического обоснования всегда опирались на рост экономики и лживые посулы постоянного роста уровня жизни. Не будь этого роста, к чему абсолютному большинству населения продолжать терпеть капиталистическую эксплуатацию и непомерное неравенство богатства и доходов? На чём будет строиться оправдание капитализма?

Требование нулевого роста экономики делает не только капитализм, но и любую другую основанную на рынке экономическую систему неприемлемой в XXI веке. Это потому, что всякая рыночная система вне зависимости от первоначального распределения средств производства неизбежно воссоздаст те же типы экономических и общественных отношений, что и капитализм, вынуждая участников экономического процесса бороться за непрерывное увеличение масштабов производства. В сущности, если рыночная конкуренция не приводит к повышению объёмов материального производства, то какую пользу для общества несёт экономический строй, основанный на этой конкуренции со всеми её отрицательными социальными последствиями, такими как рост неравенства, безработица, неуёмный индивидуализм, отчуждение людей и разрушение окружающей среды?

Если человечество не намерено возвращаться к какой-либо форме докапиталистического классового строя, какие ещё возможности есть у нас кроме социалистической экономической системы, основанной на общественной собственности на средства производства и всестороннем планировании?

Исторические социалистические страны также участвовали в экономическом соревновании. Но это было вызвано тем, что они были частью мировой системы капитализма и вынужденно конкурировали с капиталистическими странами в сфере экономики и обороны. Устойчивый экономический рост есть для всякого государства необходимое условие выживания в рамках мировой капиталистической системы. В будущем посткапиталистическом мире не будет никаких препятствий к тому, чтобы всестороннее социалистическое планирование сформировало экономику, сдерживающую свой рост.

Читатели-марксисты легко поймут, что рост экономики происходит от того, что общественный прибавочный продукт используется для расширенного воспроизводства (за счёт привлечения большего труда, создания большего объёма средств производства и повышения производительности труда). Поэтому для обеспечения нулевого роста экономики всё общество должно сперва принять коллективное решение относительно использования прибавочного продукта и затем использовать его на нечто иное, кроме расширения экономики. Капитализм и любая другая рыночная система не в состоянии выполнить ни одно из этих условий^xxxii.

Только при экономическом строе, основанном на общественной собственности на средства производства и всестороннем планировании, общество сможет непосредственно контролировать применение прибавочного продукта и обеспечить его использование не ради экономического роста, а для других целей, таких как общественное потребление, сокращение рабочего времени, и иных способов развития физических и умственных возможностей людей^xxxiii.

Только при общественной собственности на средства производства и экономическом планировании общество способно осуществить масштабную перестройку мощностей за сравнительно короткий период времени, что необходимо для быстрого сокращения интенсивности выбросов. Исторический опыт социализма ХХ века показывает, что плановая экономика может быть особенно успешной в мобилизации ресурсов для определённых общественных задач и во внедрении определённых типов технических усовершенствований, когда им отдаётся явный приоритет.

Только при общественной собственности и экономическом планировании общество может сохранить экологию [безграмотность, нужно — биосферу, «экология» — фундаментальная наука, капитализм ей тоже грозит, но иначе. Прим.публикатора], не жертвуя при этом базовыми потребностями большинства населения. Исторический опыт показывает, что социалистическая экономика успешнее капитализма удовлетворяла базовые потребности населения при более низком уровне материального потребления.

А как же быть с проблемами информации и стимула? Прежде всего, эти проблемы, пожалуй, были не так серьёзны, как нам внушает экономический официоз. Это очевидно при сравнении действительных показателей социалистических и капиталистических стран. В любом случае, могут ли эти проблемы сравниться по важности с выживанием человечества?

Есть ли для человечества XXI века альтернатива, кроме социализма?

Миньци Ли,  Университет Юты,  Факультет экономики

Оригинал в Science and Society

«Взлёт Китая и упадок капиталистической  мир-экономики». (Об авторе и его предыдущей книге)

The Rise of China and the Demise of the Capitalist World-Economy.  — London: Pluto Press, 2008. – 208 c.

Реферат Владимира Попова

Предлагаемый читателю обзор книги китайского политэкономиста и социолога Ли Минци «Подъем Китая и упадок капиталистического миро-хозяйства» требует в качестве пояснения  нескольких вступительных слов. Почему наше внимание привлекла именно эта книга  о  китайском обществе и будущем миро-системы? Дело в том, что внушительные экономические успехи современного Китая не просто поражают воображение множества наблюдателей, а непосредственно бросают радикальный вызов для всестороннего осмысления последствий этого феномена для миро-системы в целом. Как изменится в скором времени мировое хозяйство, пережив нагрузки впечатляющего роста китайской промышленности? Какие произойдут геополитические сдвиги? Станет ли Китай новым мировым гегемоном, вытеснив с этой позиции США? Займет ли юань место доллара в качестве мировой резервной валюты? Эти вопросы становятся центральными темами анализа все большего количества специалистов в области социальных наук.

В ряду скрупулезных исследований стремительного расцвета Китая книга Ли Минци претендует на особое место. Суть его работы лаконично выразил Иммануэль Валлерстайн:

«Ли Минци проделал нечто отличное и очень важное. Он поместил «подъем Китая» от эпохи Мао до нынешних времен в контекст истории единой миро-системы. Он убедительно показывает, что сам успех капиталистических методов в Китае настолько обременил способность к накоплению миро-системы как целого, что этот подъем  становится главным фактором в будущем упадке капиталистической миро-системы».

Таким образом, в книге  китайского обществоведа отрабатывается  одна из стержневых гипотез  миро-системного подхода в социологии  о неизбежном закате капиталистического  миро-хозяйства  и  его будущей  замене на другую историческую систему. Согласно выводам китайского ученого, решительный удар по современным практикам накопления капитала нанесет анаболический рост экономики Китая, который одновременно обостряет международную конкуренцию за убывающие ресурсы миро-системы и разрушает ее экологическую устойчивость. В этом отношении книга Ли Минци представляет собой существенный вклад в развитие миро-системного анализа, по-прежнему довольно влиятельного исследовательского направления в социальных науках.

Несколько слов следует сказать о самом авторе, неизвестном российской аудитории. К тому же  перипетии его судьбы дают несомненный повод это сделать. В 1987—1990 гг.  Ли Минци  был студентом Пекинского университета, изучал экономику, находился под влиянием работ неолиберальных экономистов «чикагской школы». Он активно участвовал в политических протестах, последовавших за событиями на площади Тяньаньмэнь в 1989 году.

В 1990 году был арестован китайскими властями за пропаганду свободного рынка  и до 1992 года пребывал в китайской  тюрьме. В период заключения происходит решительный переворот в мировоззрении Ли Минци. В тюрьме он знакомится с трудами К.Маркса, Ф.Энгельса, Мао Цзэдуна. После освобождения из заключения Ли Минци уже убежденный марксист. Два последующих года он провел в поездках по Китаю, пытаясь осмыслить кардинальные трансформации  общества.  В это время он активно  критикует как политическую программу  китайских либералов, так и действия представителей правящего режима, решительно свернувших на путь авторитарного госкапитализма. В 1994 году он уезжает в США, становится аспирантом Массачусетского университета, в 2002  году получает докторскую степень в области экономики, защитив диссертацию «Три эссе о китайских государственных предприятиях: к альтернативе приватизации».

В 2001 году исследовательский интерес Ли Минци смещается в сторону миро-системного анализа, представителем которого он и является в настоящее время. Исследование китайского обществоведа «Подъем Китая и упадок капиталистического миро-хозяйства» опирается на широкий фактографический материал из новой и новейшей социально-политической  и экономической истории Китая, позволяет, по нашему мнению, глубже прочувствовать связи экономического подъема Китая с динамикой капиталистического миро-хозяйства, а также с сопутствующей экологической проблематикой. 

* * *

 Отправной пункт исследования  Ли Минци — это анализ мировых  исторических процессов, а не  просто фактов расцвета экономической  мощи Китая. «Является ли  исторический феномен подъема Китая одним из последовательных циклических движений существующей мировой системы (как это произошло с Республикой Соединенных провинций, Великобританией и Соединенными Штатами), посредством которых система обновилась и воспроизвела себя в значительно более крупных масштабах, хотя и в других обличьях и при других формах лидерства? Или на этой раз все по-другому? В какой степени возвышение Китая предполагает «поворотный пункт», новое направление?» (р. 1). Речь идет о мировой  системе, которую основатель миро-системного  анализа И.Валлерстайн определяет как

«…социальную систему, имеющую границы, структуры, групповое членство, правила легитимации и внутреннюю слаженность. Ее жизнь слагают конфликтующие силы, которые скрепляют ее своим напряжением и разрывают, по мере того как каждая группа неизменно пытается переопределить ее в свою пользу. Она имеет характеристики организма  в  том отношении, что за определенный промежуток жизни ее характеристики в некоторых аспектах меняются, а в других остаются стабильными. Ее структуры могут определяться в различные моменты времени как сильные или слабые только с точки зрения внутренней логики ее функционирования»2

По мнению Ли Минци, последовательно  развивающего теоретические положения  миро-си