Рассказы Алексея Иванова. Часть 7

Возможность разговора

- Ты много знаешь и многое видел в этой жизни, Имхотеп, твои слова всегда несут свет мудрости и добра. Скажи мне, мой друг, что есть истина?

- Я думаю, о Божественный, что истина – это нечто простое и очень близкое нам, например, наш разговор с Вами, ибо он может объять всю бесконечность смыслов.

- Мне понравился твой ответ, Имхотеп. Я даже соглашусь с тобой, однако есть нечто более удивительное и таинственное, о чем я думаю каждый день и каждую ночь. Это сама возможность разговора в мире, ведь если бы не было ее – не было бы и разговора.

Печальный факт

Печальный для философа факт: истина открывается не в рефлексивном познании, не в интуитивном скачке, но тогда и тому, когда и кому сама решит открыться.


Антропный принцип

Я работаю в научно-исследовательском институте и занимаю в нем высокую должность. Мы создаем телескоп будущего, который будет работать на совершенно новых физических принципах. Он позволит нам увидеть любой объект космоса в его прошлом, настоящем и будущем. Мы сможем схватить горизонт Вселенной, заглянуть в черную дыру, понять феномен запутанности элементарных частиц, раскрыть структуру черной энергии, проникнуть в точку сингулярности. Однако вряд ли это приблизит нас к разгадке существования человека, ибо тайна человека находится в самом человеке.

Сегодня был тяжелый день. Работала государственная комиссия. Наше «изделие» изучали, нас экзаменовали, нас критиковали. Вечером проверка завершилась. Наш труд высоко оценили, но сжали сроки выполнения заказа. Я подготовил несколько важных документов и подошел к окну. Мой кабинет на двенадцатом этаже. Внизу бесконечный поток машин. По утопающему в зелени тротуару движутся маленькие человечки, ничего не знающие, ни о чем не подозревающие, уверенные в незыблемости своего существования. О чем это я? В чем я их обвиняю? Какая-то мысль мелькнула в моем сознании. Сумею ли поймать ее? Сумею ли выразить в словах?

Вот эта мысль. Мы живем в мире и не осознаем того, что жить в нем не должны. Мы существуем вопреки всему, что вокруг нас, ибо то, что вокруг нас, нам враждебно. Оно готово нас убить: раздавить, разорвать, испепелить, сжечь, заморозить, превратить в лед. Взрывы звезд, провалы черных дыр, слепые астероиды, странствующие кометы могут уничтожить нашу цивилизацию в долю секунды. Могут, но не делают этого до сих пор. Почему уже несколько миллионов лет природа стабильно сохраняет необходимые нам для жизни условия? Почему не выходит за узкие границы благоприятных нашему виду климатических норм? Что-то сдерживает ее! Что-то ее контролирует! Что-то соединило в одной точке космоса тысячи причин и следствий, десятки фундаментальных констант и не дает разрушиться, рассыпаться хрупкому образованию… то есть нашей жизни. Что же это? Кто же это? Кто Он – этот незримый маг и чародей? Мы боимся сказать, что это Бог. Наука запрещает обращаться к сверхъестественному. Наука придумала антропный принцип, чтобы им объяснить целенаправленное движение материи по направлению к нам. Именно потому, что все сошлось, мы здесь появились. Но почему все сошлось? Потому, что все сошлось! Сама возможность спрашивать поэтому и существует. И тогда не надо спрашивать. Надо принимать факт нашего существования как счастливое совпадение многих и многих случайностей. Нет, мы будем спрашивать! Будем спрашивать до конца! Будем спрашивать до последней тайны! Даже, если наука заявит нам о бессмысленности наших вопросов…

Ко мне вошел мой коллега. Довольный, счастливый, радостный. Принес бутылку коньяка с двумя рюмками. Открыл. Разлил. Мы выпили. По одной, по второй, по третьей. Он вызвал себе такси. Я остался ночевать в своем кабинете. Больше к этой странной мысли, потрясшей меня до глубины души, я не возвращался.

Страх

Чего я больше всего боюсь в этой жизни? Боюсь проснуться и не вспомнить самого себя, своего прошлого, своих идей, своих творческих замыслов, того, что мне открылось, того, к чему я пришел в результате мучительного поиска.

Беззвучная флейта Чжуан-цзы

В тени изумрудных кленов самый мудрый из даосских мудрецов Чжуан Чжоу любил подолгу беседовать со своим добрым другом и постоянным оппонентом Хуэй Ши. Друзья обсуждали самые разные философские проблемы, часто спорили, пытались загнать друг друга в тупик, пытались поразить друг друга глубиной и оригинальностью суждений.

Однажды Чжуан Чжоу обратился к Хуэй Ши с вопросом: «как ты думаешь, дорогой мой изобретатель противоречивых смыслов, можно ли выразить в слове Безмолвие Божественных Небес?» Влюбленный в парадоксы Хуэй Ши не испугался столь сложной темы и дал волю своей буйной мысли.

- В рождении мы умираем, в смерти рождаемся, в яви мы грезим, в сновидении действительно живем, в разуме теряем истину, в безумии обретаем суть. Чтобы выразить безмолвие бесконечного неба, необходимо сначала осознать, что мы – его самая существенная часть, заблудившаяся на земле, забывшая о своем высоком предназначении. Необходимо почувствовать и понять, что небеса рядом с нами и в нас. Они готовы открыться нам, готовы передать нам на сбережение самое дорогое и самое главное – свою сокровенную мудрость. Для этого наш разум должен превратиться в гладкое, чистое зеркало, способное вобрать в себя бесконечность. Мы должны поверить в невозможность возможного и в возможность невозможного. Мы должны наполнить свое сердце пустотой вселенского простора, мы должны уподобиться флейте, играющей только потому, что она полая и имеет несколько маленьких отверстий. Следует соединить в едином миге исток всех вещей и конец всего сущего. Следует потерять себя и найти себя, рассыпать себя и собрать себя.

Хуэй Ши умолк. Десять тысяч событий, связанные одним великим превращением, являли неотвратимо всю полноту вселенского присутствия. Бархатные облака, словно нищие странники, спешили на богомолье. В солнечных лучах преодолевая волну, плавали утки и гуси. Над цветами кружили пчелы и бабочки. Под огромной ветвистой сосной струился и журчал маленький родничок. Насладившись невинностью и совершенством мира, Чжуан Чжоу молвил:

- Друг мой! Слишком много слов! Речь, ставшая словами, не выражает правды, ибо в каждом определении есть нечто неопределенное, в каждом доказательстве есть нечто недоказуемое. В этом мире нет ничего больше кончика осенней паутинки. Никто не жил больше умершего в младенчестве ребенка. Вся тьма вещей составляет с нами одно целое. Это невозможно объяснить, это надо почувствовать. Ответ на мой вопрос слишком прост: чтобы выразить Безмолвие Небесной Сокровищницы, надо всего лишь окунуться в молчание.

Отличие

Чем доказанный Бог отличается от Недоказанного? Первый жесток и мстителен, второй милосерден и сострадателен.

Божественное безумие

Это произошло со мной, когда я брел, уставший от работы, по аллее осеннего парка и созерцал летящие в воздухе серебряные паутинки. Бытие вышло из берегов, сущее надломило законы природы. Время замедлило бег, пространство обрело плотность и вязкость. Гул машин и голоса людей стихли, превратились в бессвязную шелуху восприятий, ушли на периферию сознания. Я вдруг ощутил, что все в мире зависит от меня, от моего желания, от моей воли, что все возникло только потому, что я этого захотел и с этим согласился. Я вдруг почувствовал, что являюсь причиной Вселенной и должен нести ответственность за всю Вселенную.

Опьянев от такой безумной мысли, я остановился. Дальше идти было невозможно – онемели ноги. Шатаясь из стороны в сторону, я с трудом добрался до скамейки. Болели виски, стучало сердце. Очнулся. Опомнился. Огляделся. Немного пришел в себя. Мне было стыдно за свое поведение перед другими людьми, но никто не обращал на меня внимания. В парке кружилась и падала желтая листва, бегали дети, пили воду из луж нерасторопные голуби и суетливые воробьи. Солнечные лучи золотыми зайчиками скользили по сырому асфальту. Усилием воли я попытался освободиться от парализующих сознание фантастичных переживаний, но безумие не пощадило меня и откуда-то из глубины бытия, из бездонной бездны существования вернулось вновь.

Я почувствовал свое единство с каждой душой во Вселенной, с каждой вещью мира: от маленького муравья до бездомной собаки, от листика, сорвавшегося с ветки, до плавающих во тьме космоса галактик. Я почувствовал свое единство с тем, что было, есть и будет. Я почувствовал единство с постижимым и непостижимым, истинным и сверхистинным, реальным и сверхреальным. Я почувствовал свое единство с тем, кто стоит по ту сторону единства и осуществляет его. Я зажмурился, ибо не смог больше терпеть света, я закрыл лицо руками, ибо не ощущал лица. Я лег на скамейку и попытался забыться, попытался спрятаться в беспамятстве, но безумие нахлынуло с новой силой, не считаясь с тем, что я всего лишь ничтожный человек, что мои духовные возможности ограничены тяжестью плоти.

Я ощутил боль и трепет каждой живой сущности, я почувствовал трагедию каждой судьбы во Вселенной. Я захотел каждого согреть, каждого успокоить и утешить. Сил моих не хватило, я упал со скамейки в грязную лужу и заплакал. Безумие же продолжало господствовать в моем сознании, божественным пламенем обжигая, прожигая, выжигая, сжигая его. Я понял, что смерти нет, что исчезновение обманчиво, что все мы встретимся, все соединимся в вечности. Все мы, прошедшие сквозь время, заблудившиеся во мгле тысячелетий, известные и неизвестные, счастливые и несчастные, увидим друг друга, узнаем друг о друге, соединимся друг с другом. Не будет Страшного суда, не будет возмездия за совершенное зло, не будет адских мук, не будет разделения на праведных и неправедных, на спасенных и отверженных. Будет у всех лишь радость и ликование, восторг и наслаждение. Я разорвал на себе одежду. Я стал рыть листву и искать в ней перья ангелов…

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор: неделя, месяц, год, век, тысячелетие. Очнулся я в чистой, светлой комнате монастырской больницы. На столе – старенькая Библия. В правом углу – пожелтевшие иконки. За мной ухаживает добрая разговорчивая старушка, которую я почему-то называю мамой. Я так и не вспомнил, кто я, откуда я, какое у меня имя, сколько мне лет, чем я занимался раньше, есть ли у меня родственники, была ли семья. Прошлое исчезло, будущее – не наступило. Но во мне нет чувства утраты, наоборот, во мне присутствует ощущение, что я обрел истину, что мне предстоит сделать что-то очень важное для людей. Из моего окна открывается прекрасный вид на сосновый бор, на золотые купола собора. Каждый вечер я гуляю по снежным тропинкам монастыря, любуясь глубиной и тишиной неба. Я наслаждаюсь, как невинное дитя, полнотой жизни, я счастлив от каждого ее мгновения. Во мне нет души, ибо она выпорхнула из мрачной темницы тела и соединилась с Непостижимым.

О богопознании

Нельзя без Бога, посредством гносеологических манипуляций, посредством «богословской техники» познать Бога. Бог не познается, как внешний гносеологический или внутренний мистический предмет. Если Его нет в душе, то Его нет и в акте познания.

В школе Мешочника

Последний великий философ античности Плотин в тихие часы одиночества часто размышлял о сути христианства. Его поражала таинственная и несокрушимая сила, с которой эта религия распространялась по бескрайним просторам Римской империи. Его пугала необъяснимая власть этого учения над людьми, то, с какой легкостью оно подчиняло их себе, делало безумными, превращало в послушных исполнителей, готовых пойти на какие угодно жертвы. Кое-что он понимал: христианство играет на слабостях людей, обожествляет их надежды; вместо трудного пути восхождения к Единому, оно само Единое опускает до простых человеческих забот, до простой человеческой жизни и, тем самым, облегчает человеку его земной путь. И все же было что-то, что постоянно ускользало от внимательного взгляда философа, он осознавал это и страдал от этого. В такие минуты Плотин вспоминал один давний разговор, свидетелем которого ему посчастливилось быть в прошлом.

Он жил тогда в прекраснейшей Александрии и учился у самого загадочного из философов – Аммония Саккаса. Плотин быстро преуспел в познании и был приближен к мудрецу. Среди учеников ходили слухи, что знания свои Аммоний получил непосредственно от Бога, когда, испытывая нужду, работал простым грузчиком в порту. Там в грязной харчевне ночью он якобы увидел чудесный сон и вышел на улицу совершенно другим человеком. Аммоний открыл в Александрии свою философскую школу, у него появились последователи. Философ никогда никому не навязывал своих взглядов, наоборот, требовал искать собственный путь и радовался, как ребенок, блеску чужой гениальности. Один из таких гениальных искателей истины однажды приехал к учителю. Это был христианский мыслитель Ориген. Между философами завязался спор о сущности Бога. Плотин делал очень важные для Аммония выписки из трудов Платона и Аристотеля, ему разрешили остаться.

- Мне кажется, - говорил Ориген, поглаживая свою черную бороду, - основная причина наших разногласий в том, что мы по-разному понимаем Бога.

- Понимаем Бога? – недоумевал изрезанный морщинами, седой Аммоний. – Можно ли понять Непостижимое?

- Можно, если Оно Само через собственного Сына пожелало открыть нам свои бездны!

- Ориген! Ты говоришь о Боге, как о каком-то существе, но Он – сверхсущество, сверхсущность. К Нему нельзя прилагать присущие человеку качества: желание, стремление, мышление.

- Можно, о, Аммоний! Можно, ибо мы сотворены по Образу Божьему, и, значит, Бог имеет в своей сущности нашу человечность: любовь, милосердие, сострадание, самопожертвование.

- Там, в глубине Божественной Единицы, Ориген, человеческий ум уже не различает добро и зло, истину и ложь, любовь и ненависть. В радостном упоении он теряет себя и не в силах выразить всю бесконечность блаженства.

- Попробуй, Аммоний, посмотреть на объект своей веры незаинтересованным, отстраненным взглядом. Что, если не различающее добра и зла Единое - всего лишь созданный тобою философский фантом, пустое наваждение измученной души, возжелавшей от страданий мира спрятаться в мираже?

- И вновь, Ориген, ты прибегаешь к уму, отличая с его помощью мираж от реальности, но в Едином ум рассыпается, как песок, поэтому нет предмета для сомнений.

- Что же это за Сверхсущество такое, в котором тождественны противоположности, в котором нет ничего близкого, родного, человеческого, в котором истина, благо и красота меркнут и исчезают?

- Я пришел к нему, Ориген, в результате озарения, когда работал в александрийском порту и видел всю мерзость, жестокость и несправедливость мира. Меня словно пронзила огненная молния. Мне вдруг открылось, что есть некая Причина всего, существующая вне мира, вне наших страданий и мук, вне наших бед и лишений, вне прошлого, настоящего и будущего. Мне открылось, что видимое мной по сравнению с Ней – игра теней, отражение отражений. Мы страдаем, потому что отделились от Нее, ниспали с высоты Запредельного в мутный поток Гераклитовой реки. Цель человеческой жизни – вернуться к Истоку, слиться с Ним, раствориться в Нем, забыв все, что было в этом мире, как страшный сон.

- Но можно ли назвать эту Запредельную Причину – Богом?

- И да, и нет! Ибо Она выше всех наших представлений о Боге, Она выше самого понятия «Бог», Она сама себе равна и ни от кого не зависит, Она сама для себя существует и ни в чем не нуждается.

- То есть, по-твоему, Бог – это безразличное ко всему Сверхсущее, погруженное в Себя, не слышащее наших стонов, нашего плача, не знающее наших мук.

- То есть, по-моему, Бог – это то Единое, из которого мы когда-то выпали и заблудились во тьме. О Нем нельзя ничего сказать и нельзя ничего помыслить. О Нем мы можем лишь догадываться. Но Оно истинно существует в глубине вещей и является их скрытым основанием.

- Нет, о, Аммоний! Наш Бог другой! Он вечно творит бытие для истины и добра. Он вечно создает живые души для того, чтобы они созерцали Его Свет и наслаждались этим созерцанием. Наш Бог не замкнут в Себе Самом и не превращает человеческую жизнь в театральное представление. Наш Бог каждому сострадает и о каждом заботится. Нашему Богу дороги не только праведники, но и грешники. С нашим Богом можно общаться, нашему Богу можно молиться, от нашего Бога можно ждать прощения и помощи. Более того, Он отдал свою Сущность, свое Слово, которым сотворил мир, на крестные муки, чтобы искупить наши грехи и дать нам возможность всем спастись. Распятая природа Бога или Христос останется на кресте до тех пор, пока хоть один грешник будет мучиться в аду. Христос – единственный путь, по которому нам дано вернуться в вечность, через который, я верю, в будущем произойдет великое воссоединение всей твари, всего космоса с милостивым Творцом.

Аммоний молчал. Он мог бы привести тысячу контрдоводов и разрушить систему Оригена, но что-то его удерживало. Быть может, ранние детские воспоминания, когда его родители, христиане по вере, говорили ему о том же самом: о милосердном Боге, что позволил Себя распять во имя спасения заблудших тварей. И неизвестно, сколько бы продлилось это молчание, если бы Плотин в порыве чувств, в необузданном желании вмешаться в спор случайно не опрокинул стоящий на столе кувшин с водой. Ориген улыбнулся, Аммоний представил ему своего лучшего ученика. От стыда и волнения Плотин не смог вымолвить ни единого слова, он поклонился философам и выбежал из комнаты.

Расхождение

Философия, мечтая понять Абсолютное, все время расходится с живым Богом Библии. Почему? Потому, что Бог Библии как раз желает всеми силами уйти от своей Абсолютности в относительное: в этот мир, к человеку, к его грехам, к его проблемам.

Требовать невозможного

Ночью во сне мне приснилась чудесная музыка. Музыку эту в своей жизни я никогда не слышал. Карлик в черном смокинге вдохновенно играл на скрипке. Я плакал от блаженства. Я выл и стонал от наслаждения. Меня трясло. Меня разрывало. Я безумствовал. Я сходил с ума. Я бредил и обожествлял свой бред. Хаотично льющиеся звуки создавали в моей душе ощущение истины и смысла, ощущение полноты и целостности бытия, ощущение предустановленной Богом вселенской гармонии, ощущение живой бесконечности, связанной со мной, вливающейся в меня, являющейся мной. Я осознавал, что через музыку одновременно нахожусь в себе и вне себя, везде и нигде, в мире и по ту сторону мира. Я осознавал, что все мы составляем один рисунок, один узор в Эдемском саду Всевышнего. Переживать в своей душе это состояние было невозможно. Если бы волшебная мелодия продлилась еще на миг, мое сердце не выдержало бы, но за окном начался дождь, капли ударили по стеклу… сладостный сон покинул сновидца.

Я не музыкант. Я вообще не люблю музыку. В своей обыденной жизни вполне нормально существую без нее. Откуда же тогда мой сон? На каком материале яви он возник? Неужели есть что-то во мне, что мне не принадлежит, что мной не является? В первое мгновение после пробуждения музыка еще была, она звучала в моей голове и не давала мне войти в мое представлен о себе, в мою роль, в мой образ, не давала мне вспомнить, кто я, как меня зовут, где я живу, чем занимаюсь. В следующее мгновение она отступила, но осталось ощущение бесконечного блаженства, ощущение того, что я - бог и могу дарить божественность всему существующему. Еще через миг во мне осталось лишь ощущение ощущения, переживание переживания, всего лишь след произошедшего, но очень глубокий и отчетливый, усомниться в котором было невозможно. Что же потом? Потом сверкнула молния, ударил гром, дождь усилился. Я пришел в себя, вернулся в эту жизнь уже бесповоротно и окончательно. Поток сознания понес меня по кругу. Я стал размышлять о том, что меня тревожит в этой жизни, о том, что было вчера, позавчера, о том, какие проблемы у меня на работе, в семье, и приснившееся потускнело, помутнело, потемнело. Началась мучительная погоня за ускользающим призраком, безнадежная борьба с собой за удержание иллюзии.

От музыки в сознании остались смутные эпизоды, какие-то отдельные звуки, какие-то изолированные обрывки. От ощущения блаженства осталась боль. Боль от того, что потеряно что-то глубокое и важное, боль от того, что это глубокое и важное утонуло в океане забвения. Я совершал титанические усилия воли, чтобы вспомнить. Я даже пробовал сам себе что-то напевать, но воспроизводил либо абракадабру, либо уже известную мелодию, пошлую и банальную. Далее, тени сна покинули меня безвозвратно. Не было больше ни боли, ни разочарования, ни чувства утраты. Не было ничего, кроме действительности, жестокой, коварной, навязчивой, тесной, печальной, скучной. Я вошел в нее с холодным сердцем, со здравым рассудком, не испытывая ни малейшего желания вспоминать произошедшее. Я был весь в настоящем, я был целиком в мутном потоке событий. Только продолжающийся дождь стучался в меня, взывал ко мне, проклинал меня, требовал от меня невозможного.

Бессмыслица и смысл

Наше ощущение бессмысленности жизни может быть основано только на скрытом существовании смысла. В противном случае было бы невозможно констатировать сам факт бессмыслицы.

Самое простое

Сирийский богослов Фахир Стрелец часто говорил своим ученикам о больших трудностях в постижении Бога. Глаза его устремлялись в небеса, морщины на лице становились бледными и глубокими, длинные седые волосы начинали излучать серебряные искорки. «Чтобы приблизиться к Сверхбытийному Единому, необходимо отказаться от всего чувственного, необходимо вылить из кувшинов сознания пьянящее вино самых дорогих и приятных сердцу слов, необходимо отказаться от самых сокровенных и потаенных созерцаний, необходимо убедить мысль в существовании немыслимого, чтобы потом и мыслимое, и немыслимое превзойти в тихой и безмолвной немоте. Там, в бездонном мраке пустоты, в непостижимой мгле небытия и происходит встреча освободившейся от скверны мира души с безымянным Сверхсущим».

Один из учеников Фахира, самый скромный и молчаливый, однажды, оставшись наедине с учителем, высказал свое возражение: «В начале было Слово, и потому все попытки духовидцев ради апофатического мрака отменить слова направлены против Благой Вести Божественного Логоса. Предложенный вами путь, учитель, имел бы право на существование, если бы Бог еще не открылся нам или если бы мы, завороженные мудростью Платона и Плотина, не приняли Откровение. Однако Бог снизошел до нас, явил нам свое лицо, свои мысли, свои чувства, и даже не нам, философам и мудрецам, а простым галилейским рыбакам, мытарям и блудницам. После того, как воплотился Сын Божий и показал нам глубину Божественной Троицы, не может быть тайн, не может быть тумана и мглы. Пусть прекратятся софистические игры философов! Пусть смолкнут гордые речи богословов! Истина во всей своей полноте явила себя во Христе, истина стала понятной простецам и малым детям».

Фахир не знал, что сказать своему ученику. Много лет он изучал греческую философию, много лет постигал труды отцов церкви, имел он и личный опыт безмолвных созерцаний, а надо было, оказывается, всего лишь прочитать Евангелие. Вернее даже, не прочитать, ведь читал он его сотни раз, но просто жить им, жить в нем, участвовать реально в описанных событиях, вслушиваться в каждое слово, в каждую притчу Спасителя, вдумываться в его поступки, в события его жизни.

Христос не делит людей на посвященных и непосвященных, на избранных и отверженных. Христос не соблазняет сверхумными экстазами и головокружительными парадоксами. Христос каждому предлагает через себя войти в сокровенную жизнь Божественной Троицы и обрести в ней вечное блаженство.


Часть 1, Часть 2, Часть 3, часть 4, Часть 5, Часть 6