История в зеркале паранауки. Ч.2.

Print PDF

В продолжение темы роста лженауки как следствия ослабления «советскости» приведены главы 4-5 книги с критикой этноцентристской историографии Северного Кавказа. Начало (главы 1-3) см.здесь.

М.С. Гаджиев, В.А. Кузнецов, И.М. Чеченов

 Резюме. Описаны этноцентрические и псевдоисторические мифы, бытующие в ряде северокавказских регионов: о «великих предках» (которые круче, чем у соседей), о «нашей автохтонности» (на территориях, оспариваемых у соседей и пр.), показана их лженаучность и социальная опасность, поскольку межнациональная и, шире, межгрупповая вражда и так по умолчанию стимулируется капитализмом, а данная мифология даёт ей как бы научное обоснование, в которое легко и приятно поверить. Увы, многие из этих мифов появились и были опубликованы (не были отсеяны обычным для науки рецензированием публикаций) ещё в СССР 1940-1960-х гг., хотя массовая продукция и массовое влияние начались уже после «катастройки», когда нормальных советских технарей, лингвистов, историков и других специалистов массово толкнуло в сочинение этноцентрических мифов.

Это стало следствием репликации в республиках общесоюзной патриотической кампании для обоснования «русского приоритета», создавшей такого рода фактоиды. в виде книг А.К.Югова, «воздухоплавателя Крякутного» и т.д. фактоидов. Провозгласив русский народ «старшим братом», на которого прочие смотрят снизу вверх, её авторы не предвидели повторения этой схемы в республиках, союзных и автономных. Там «старшим братом» становился дающий им имя народ, это влекло за собой определенные издержки в т.ч. для местных русских. Об этом подробно описано в воспоминаниях Карена Брутенца о ситуации в Азербайджане. То же с понятной радостью изображал антисоветчик Липкин в «Декаде». И, как в Союзе, на «узкой площадке» местных газет и издательств возникал местный извод «патриотической мифологии» (авторы подробно рассказывают — какой, где и когда). Развитие шло, таким образом, «от Югова к Яралиеву» и другим героям книги Гаджиева, Кузнецова и Чеченова.

Глава 4. «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман»

Рассмотренные в предшествующих главах псевдонаучные публикации, проанализированные лишь частично, дают некоторое представление о явлении северокавказской параистории или вульгарной историографии. В них проявляются в достаточной степени главные черты этого феномена общественного сознания, опрокинутого в далекое прошлое. Подобные «новаторские исследования», оказывающие воздействующие на умы неподготовленных читателей, формирующие неверное представление об истории, в особенности этнической истории, и раньше существовали. Но за последние 10-15 лет вал этой низкопробной литературы, активность вульгаризаторов истории резко возросли не только на Кавказе, но и в других регионах бывшего СССР, являя собой одно из общественно-идеологических последствий распада бывшей советской системы, а вместе с ней и советской науки.

Продолжим рассмотрение исторических мифов из древней и средневековой истории Северного Кавказа. Многое неизбежно совпадает с тем, что уже освещалось выше, но здесь будет важно показать не только и даже не столько качественную, сколько количественную широту ее бытия. Фактический материал нами вновь подается выборочно: он объёмен, и, как уже отмечалось, не укладывается в рамки данной работы, не претендующей на полноту.

Наукообразное мифотворчество, проявляющееся в идеализации далекого прошлого, получило довольно широкое распространение и в историографии абхазо-адыгских народов. Эти коренные народы Северного Кавказа, подобно тюркам, имеют богатое и яркое прошлое, не нуждающееся в красивых дополнительных декорациях и в столь модных в наше время преувеличениях и гиперболизмах. И, тем не менее, главные тенденции параистории – «кто древнее», поиск «великих» предков, «родных» цивилизаций – пронизывают современную паранаучную историографию абхазо-адыгов.

Начало кардинальным изменениям и «уточнениям» древнейшей истории их было положено усилиями ленинградского филолога Г.Ф. Турчанинова, о чем мы расскажем в одной из следующих глав. Идеи Г.Ф. Турчанинова, основанные на сомнительной дешифровке сомнительной надписи на каменной плитке из Майкопа, были в Адыгее подхвачены археологом Н.Г. Ловпаче, к некоторым работам которого мы и обратимся. Согласно Н.Г. Ловпаче, в первой половине III тыс. до н.э. в Прикубанье вторглись арии, которые, «увлекая за собой местных горцев, к тому времени хаттоязычных, … совершили переход с Кавказа в Малую Азию», на что якобы указывает каменная плита из Кархемиша¹ с иероглифической надписью

«о завоевании народом хаттун в 3750 г. до н.э. страны Гильданы»².

Легко заметить, что упомянутая надпись первой половины IV тыс. до н.э. и вторжение ариев в первой половине III тыс. до н.э. отдалены друг от друга промежутком в тысячу лет, и остается совершенно непонятным – как в надписи из Кархемиша могли описываться события, состоявшиеся тысячелетие спустя.

При подобном детальном освещении фактов из истории протоадыгов эпохи ранней бронзы Н.Г. Ловпаче ссылается на содержание надписи (вернее, изображений) на упомянутой плитке из Майкопа. Чтение надписи Г.Ф. Турчаниновым не может считаться доказанным. И вообще не ясно, надпись ли это. Тем не менее, Н.Г. Ловпаче старается подтвердить турчаниновскую версию об основании на месте современного г. Майкопа в апреле-мае 1200 г. до н.э. (!) города Айа или Ах, принадлежащего «царю великому Мрану»185³. Но этого показалось мало и, развивая достигнутый «успех», автор начинает утверждать о возникновении уже нескольких городов на Северо-Западном Кавказе в эпоху ранней бронзы! Самый древний и крупный город, конечно, располагался «на левом берегу р. Белой в урочище Майкоп… и вероятно послужил прототипом столицы Хеттского царства в Малой Азии Хатуссы» и этот город,

«возможно, …тоже назывался Хатусса или, вернее, Каттупса».

Нурбий Газизович Ловпаче

«Судя по наличию укрепленных поселений, … довольно широкому распространению иероглифической письменности (?! – авт.), ремесел … логично предположить существование Хаттского государства и на Северном Кавказе»⁴.

Основу населения государства, возникшего в воображении самого Н.Г. Ловпаче, составляли «пришедшие родственники шумеров Двуречья», ассимилировавшие местные кавказские племена и получившие от них этноним «хатты», т.е. «земледельцы». Обратим внимание на настойчивые попытки связать своих далеких предков опять-таки с шумерами, на этот раз на Северо-Западном Кавказе.

Далее Н.Г. Ловпаче считает, что хатты – «это позднейшие фаты Диодора Сицилийского», они же были основными создателями и носителями майкопской археологической культуры, существовавшей (по Ловпаче) не только в эпоху ранней, но и средней бронзы⁵. Таким образом, он пытается изменить хронологию майкопской культуры, подогнав ее произвольно под свои исторические реконструкции. Естественно, подобное насилие над установленной хронологией, как и в целом над историей, вызвало резкие возражения в научной печати⁶.

Подобные псевдоисторические выкладки присутствовали и в диссертации Н.Г. Ловпаче, представленной в Специализированный совет по защите диссертаций при Институте истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра РАН. В ней, к примеру, констатируются такие абсолютно необоснованные заключения как о существовании в майкопское время рабского труда, признаков государства в майкопском обществе, четырех городских центров, союза майкопских племен из четырех этносов (атхов, хаттов, сумеров-суберов и праариев).

Многочисленны не выдерживающие критики и вызывающие недоумение выводы и наблюдение типа:

«половина тамгообразных знаков связана генетически с хеттским иероглифическим письмом, что доказывает закономерность появления Майкопской плиты с сообщением об основании древнего города Ах (Аух или Айе) на месте Майкопа»; «ионийские греки, которые переселялись с южного берега «Хы шIуцэ» (Черного моря) в район Торика, Баты, Горгиппии, Гермонассы, Фанагории, были эллинизованными кавказцами, возвращавшимися на свою Родину»; «скорее всего централизованного общеадыгского государства не получилось, но каждый племенной вождь мог добиться у себя государственности»

и т.д. и т.п. Естественно, экспертная комиссия Специализированного совета отклонила эту диссертацию как не отвечающую предъявляемым требованиям и не соответствующую научному уровню.

Увлечение хаттами и попытки прямолинейно связывать их в этногенетическом плане с протоадыгами очевидно основаны на выводах ряда авторитетных филологов (И.М. Дунаевская, Г.Г. Гиоргадзе, И.М. Дьяконов, В.Г. Ардзинба, В.В. Иванов и др.), доказывающих структурную и даже генетическую близость ныне мертвого хаттского языка языкам абхазо-адыгских народов Северо-Западного Кавказа⁷. Эти глубокие исследования принадлежат серьезным ученым и, конечно, должны быть учтены. Но они не могут подвергаться столь вольному информативному перенапряжению и служить основой для неоправданных исторических концепций, построений, заявлений.

К их числу, в частности, следует отнести декларацию преподавателя новой истории Кабардино-Балкарского госуниверситета, доцента К. Унежева о том, что

«адыго-черкесы не одно столетие занимали огромное пространство от моря и до моря»

и что они

«являются носителями майкопской культуры, проживавшими от Хатти (Малой Азии) до Кабарды»⁸.

Еще более абсурдными представляются утверждения К. Кагермазова о том, что бжедуги⁹ «происходят непосредственно» от киммерийцев, шапсуги¹⁰ от этрусков, камергойцы¹¹ от спартанцев, кабардинцы от скифов¹².

Говоря о современных творцах исторической мифологии и использовании ими периодической печати для распространения своих идей, целесообразно коснуться обширной статьи бывшего лаборанта Кабардино-Балкарского госуниверситета А. Бакиева, помещенной в пяти номерах (!) официальной республиканской газеты¹³. По многим признакам эта статья весьма симптоматична для вульгарной историографии.

Работа А. Бакиева открывается отрицанием ранее сделанного. Как и положено для этого вида «исследований», говорится о «замалчивании и откровенной лжи» в изучении истории адыгов и других народов Кавказа, о методологической несостоятельности бывшей советской науки, основанной на марксистской идеологии и т. п.

«Применительно к адыгам наложение марксистской исторической концепции на их историю дает довольно грустные результаты», –

смело констатирует автор. Он упрекает ученых в том, что они освещали историю адыгов не с

древнейших времен, а с «неких веков до н.э. и первых веков н.э.», т.е. с начала упоминания в письменных источниках зихов, синдов и меотов. А ведь адыгский этнос, по А. Бакиеву, один «из самых древних на земле».

Конечно, это надуманные обвинения в адрес кавказоведов. Историческая наука и особенно археология давно и небезуспешно пытается высветить всю глубину адыгской исторической ретроспективы и нащупать во тьме веков следы протоадыгских племен Кавказа. Не будем говорить об обобщающих трудах по истории Адыгеи, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии, а также об академическом издании «История народов Северного Кавказа». Но разве монографии Е.И. Крупнова, В.И. Марковина, Р.М. Мунчаева¹⁴ и другие многочисленные труды кавказоведов не противоречат голословным упрекам лаборанта А. Бакиева?

Посмотрим, что предлагает этот «новатор» от истории. Первый этап древнейшего прошлого адыгов, по заявлению А. Бакиева, относится к XIII-XII тыс. до н.э., когда на берегах Средиземного моря процветала атлантическая працивилизация, носители которой говорили на общем праязыке. Одной из ветвей этого праязыка являлся язык адыгов,

«существовавший… задолго до того, как появились наскальные фрески Тассили»

в Сахаре (ранние из которых датируются VI-V тыс. до н.э. – авт.). Носители упомянутого праязыка жили в «развитых густонаселенных городах» и занимались сельским хозяйством. Это-то в эпоху мезолита – среднекаменного века – когда в Средиземноморье только-только зарождались земледелие и скотоводство, когда человек еще не изобрел керамическую посуду и многое другое! В результате катастрофических землетрясений и наводнений между 11652-11543 годами до н.э. (!) от могучей атлантической працивилизации остались лишь отдельные очаги в Малой Азии, на Балканах и др., а впоследствии «культурными достижениями атлантов воспользовались цивилизации Минойской Греции, Крито-Микенской, египтяне, хатты, шумеры, фракийцы, этруски».

Что лежит в основе этого занятного мифа современного автора? Отнюдь не специальные исследования отечественных или зарубежных ученых. Источниковой базой послужили легенды и мифы из «Истории» Геродота (V в. до н.э.), научно-популярная книга современного писателя А. Горбовского «Загадки древней истории» (М., 1971) и статья А. Барашкова «Гибель Атлантиды» (Наука и религия. 1991. No 12). Перед нами яркий образец так называемой «третичной» мифологии (в отличие от «первичной» или архаичной).

Первый этап древней истории адыгов, по А. Бакиеву, завершается в конце IV тыс. до н.э. «исполинской евразийской битвой». Второй этап, с XIX по XIII в. до н.э., он назвал «Имперским». Северные границы реконструируемой «древнеадыгской империи» доходили до «южных склонов Кавказского хребта», а западная и центральная часть Северного Кавказа «составляли периферию ее мира». В очерченную таким образом территорию оказались включены им очень разные по своему облику археологические культуры эпохи средней бронзы (II тыс. до н.э.): триалетская, протоколхидская, дольменная, «северокавказская», катакомбная и др., за которыми, как мы можем предполагать, скрываются и различные этнические общности¹⁵.

Ни о каком этническом единстве на данной территории не может быть и речи. Более того, археологические культуры Кавказа, перечисленные выше, коренным образом отличались от культуры хеттов Малой Азии¹⁶, с которыми Бакиев связывает древних адыгов. Особо А. Бакиев отмечает мирный договор XIII в. до н.э. между египетским фараоном Рамзесом и хеттским царем Хаттусилем III. По-своему комментируя этот реальный факт, автор пишет:

«Адыги по праву могут гордиться тем, что наиболее ранний из известных мирных договоров в истории был подписан культурными наследниками родственных им древних хаттов».

Здесь можно согласиться лишь с тем, что у малоазийских хаттов (протохеттов), родственных адыго-абхазам, пришельцы-хетты действительно заимствовали многие элементы языка и культуры. Вместе с тем, по языку и иным признакам хетты-арийцы оставались в основе своей народом индоевропейским.

Бакиев историю протоадыгов эпохи бронзы фактически подменил историей малоазийских хеттов-индоариев. Увлеченный хеттами, А. Бакиев далее утверждает, что «именно хеттам обязаны своим спасением… древнеегипетские и месопотамские цивилизации, а с ними и вся европейская цивилизация» от уничтожения так называемыми «морскими народами». Не обойден вниманием и Северный Кавказ – он оказался регионом, откуда «бронзолитейная, а затем соответственно и железоплавильная металлургия начала распространяться по всей Передней Азии и миру».

В действительности, как установлено специальными археологическими и металлографическими исследованиями (последние выполнены О.Х. Бгажба), функционировало обратное направление – из Передней и Малой Азии на север, в том числе и на Северный Кавказ. Не меньшую некомпетентность демонстрирует А. Бакиев и в отношении эпохи средневековья Северного Кавказа – это заявление о том, что развалины храма в Архызе, датируются VI в. (хотя на Северном Кавказе храмов этого времени пока не выявлено), утверждения о том, что с VIII-IX вв. среди адыгов спорадически «начинает распространяться ислам» и что часть адыгского племени Беслень отделилась и заняла земли Пятигорья и небольшую часть нынешней Большой Кабарды «на рубеже VIII-IX веков» (хотя никаких достоверных данных об этом нет).

Но это «мелкие» исторические неточности, по сравнению с «масштабными» «историческими» построениями. Мы не случайно продемонстрировали идеи и постулаты, развиваемые А. Бакиевым. Дело не только в том, что его публикация, хотя она и газетная и рассчитана на несведущего потребителя, представляет типичное произведение параисторического жанра. Суть не в авторских фантазиях, видениях, домыслах, дилетантизме. Главная особенность подобных публикаций состоит в том, что их авторы, муссируя и активно популяризируя идею о причастности предков своих народов к созданию той или иной ранней цивилизации, замалчивают целые периоды в истории своих подлинных, но не столь престижных на их взгляд, этнических предков. В данном случае, касательно статьи А. Бакиева, мы имеем в виду полное отсутствие в его публикации упоминания о северокавказских племенах – носителях майкопской, дольменной и прикубанской археологических культур, вероятно связанных с древнейшими протоадыгами.

Заметим кстати, что по поводу этнической принадлежности майкопской культуры высказаны разные мнения. Не исключено, что одними из создателей майкопской культуры III тыс. до н.э. были древнейшие протоадыги. Но это лишь рабочая научная гипотеза, требующая дополнительной аргументации, определенных уточнений, разработки на междисциплинарном уровне. Есть и версия о возможной генетической связи племен восточного варианта майкопской культуры с протовайнахами – далекими предками чеченцев и ингушей¹⁷. Существует также гипотеза о возможном протокартвельском (протогрузинском) происхождении этой культуры¹⁸. Но необходимо отличать научные гипотезы, от голословных, декларативных, «прямолинейных» утверждений, не опирающихся на исторические факты.

Как будет отмечено ниже, в последнее время предпринимаются необоснованные попытки рассматривать создателей и носителей майкопской культуры, как предков осетин в лице индоарийцев или индоиранцев эпохи ранней бронзы III тыс. до н.э. В.А. Сафронов отстаивал невероятную идею о создании майкопской культуры семитами – выходцами из Северной Месопотамии, точнее из Тель-Хуэйра в районе Харран в III тыс. до н.э.¹⁹ Эта версия была веско опровергнута В.И. Марковиным²⁰.

Если к сказанному добавить, что ныне активно отстаивается, как отмечалось, и идея о тюркоязычности майкопских племен, то перед нами раскрывается курьезный факт перетягивания «одеяла истории» на себя с разных сторон. Причем с определенными оговорками можно сказать, что среди создателей этих версий нет ни одного археолога-кавказоведа, который бы достаточно целенаправленно, специализированно занимался исследованием майкопской культуры, изучал бы на соответствующем профессиональном уровне проблему ее происхождения.

Естественно, всякие построения указанной выше пробы являются надуманными или в лучшем случае требуют существенных дополнений и уточнений, основанных на самых серьезных, тщательно взвешенных фактах. Следует подчеркнуть, что опытные археологи-специалисты, основная деятельность которых направлена на изучение бронзового века Северного Кавказа, крайне осторожны в своих предположениях о происхождении майкопской культуры и об этнической принадлежности ее создателей. По существу эта сложнейшая проблема пока остается нерешенной²¹. «Заполонение» Северного Кавказа семитами, индоевропейцами, тюрками дало основание видному специалисту по ранней истории Кавказа, чл.-корр. РАН Р.М. Мунчаеву выразить недоумение:

«Спрашивается, а где жили в таком случае коренные народы Северного Кавказа и вообще, откуда и когда они появились на Кавказе?»²².

Тем не менее, различные домыслы рассмотренного выше свойства, не признанные наукой, включаются как в массовое сознание, так и в практику. Мы уже обращали внимание на то, что «сенсационные открытия» о тюркоязычности майкопских племен, якобы являющихся предками балкаро-карачаевцев, изложены на страницах учебных пособий. Как еще один пример, укажем на официальный документ, опубликованный в центральной республиканской газете «Кабардино-Балкарская правда» (04.07.1992). Этот документ, известный под названием «О результатах работы комиссии Конгресса кабардинского народа по определению этнической границы между Кабардой и Балкарией», открывается многообязывающими словами:

«Адыги относятся к числу древнейших народов мира. В III тыс. до новой эры предки адыгов создали всемирно известную майкопскую культуру, ареал распространения которой охватывал территорию от восточного побережья Азовского и Черного морей до нынешнего Дагестана»²³.

И здесь звучат знакомые нам слова… Опять мифические территории «от моря до моря». Выше отмечалось, что одними из создателей и носителей майкопской культуры, во всяком случае, ее западного варианта, могли быть протоадыги. Но при всей возможной диахронной преемственности ставить знак равенства между современным народом и его прапредками III тыс. до н.э. невозможно. Такой прямолинейности в истории не существует, народы и их языки развиваются, постоянно находясь в движении и изменении. Здесь надо заметить, что крайне упрощенный и весьма популярный в параистории прием экстраполяции современного этноса (не обязательно кавказского) на какую-либо древнюю археологическую культуру нередко оказывается малоперспективным.

Причины кроются не только в громадных хронологических дистанциях и сложностях в установлении континуитета, т.е. непрерывности развития на данной территории, но и в том, что многие этносы древности навсегда сошли с исторической сцены вместе со своими языками и мы этих исчезнувших языков не знаем и, вероятно, не узнаем никогда. Надо признать, что возможности позитивного познания в этом направлении ограничены, и историческая и археологическая наука не в состоянии твердо ответить на все интересующие нас вопросы древнейшей истории, в особенности ранней этнической истории, на вопросы этногенеза тех или иных народов. Здесь всегда будет присутствовать дискутируемая проблема соотношения этноса (этнической общности), не представляющего собой постоянной, неизменной константы, и археологической культуры. Те или иные научные концепции и построения по этим проблемам, особенно по проблемам, не документируемым письменными источниками, будут всегда в той или иной степени гипотетичными, опирающимися на более или менее прочную фактологическую базу, открытыми для научной дискуссии.

В таком именно подходе состоит одно из существенных отличий историко-археологической науки от паранауки, которая, заполняя образовавшийся информативный вакуум, «смело» и однозначно отвечает на все вопросы, правда, при этом фантазируя и создавая этнополитические мифы. В наше время почва для исторического мифотворчества оказалась особенно благоприятной, и это подтверждает слова Марка Блока о том, что

«мифомания присуща не только отдельным индивидуумам, но и целым эпохам»²⁴.

Совершенно очевидно, что мифотворчество и, следовательно, иллюзорность и фантасмогории – не поле приложения науки. Изложенные выше идеи о древнейшей истории адыгских народов получили некоторое распространение и за рубежом. Так, сирийский адвокат из г. Алеппо М. Борак ищет адыгских предков в Месопотамии и пытается доказать родство адыгских языков с шумерским. По его мнению, адыги – прямые потомки шумеров и они «внесли самый прямой вклад в шумерскую цивилизацию». Но и это не все – М. Бораку кажется вероятным родство адыгов и с этрусками²⁵.

Иную позицию в тех же вопросах занимает А. Алишев, упоминавшийся нами в предыдущей главе в числе апологетов идеи тюркоязычности шумеров. Помимо защиты и популяризации этой версии, он приводит собственные «исследования», пытаясь убедить массового читателя в том, что язык загадочных этрусков также был тюркским и что одним из их потомков являются балкаро-карачаевцы²⁶.

Версию о тюркоязычности шумеров и создании ими на Северном Кавказе майкопской и остальных производных от нее культур (кобанской и др.) в последнее время активно отстаивает также филолог С.Я. Байчоров. Как он пишет, в его картотеке насчитывается уже 3440 шумерских слов, которые будто бы могут быть объяснены им на основе балкаро-карачаевского и других тюркских языков. Он далеко обошел и И.М. Мизиева, нашедшего свыше 40 «шумеро-балкаро-карачаевских лексических схождений», и К.С. Кадыраджиева, который привел около 40 «фонетико-лексических корреспонденций» между шумерским и тюркскими языками²⁷. Куда им до Байчорова!

Ставшая в последние годы модной «шумеромания» заразила и дагестанских интеллектуалов – «исследователей» славного прошлого и «искателей» знатных «предков». Профессор Дагестанского госпедуниверситета, доктор физико-математических наук Г.А. Абдурагимов, не будучи удовлетворенным «прямой генетической связью» лезгин с древними албанами, о чем он поведал во внушительной по объему (607 стр.), крайне политизированной монографии «Кавказская Албания – Лезгистан. История и современность» (СПб., 1995)²⁸, решил «копнуть» глубже и «разразился» новой, такой же «представительной» (479 стр.), но убогой по содержанию книгой с многообещающим названием «Лезги и древнейшие цивилизации Передней Азии: история, были, мифы, сказания» (М., 1998; соавтор – Д.А. Абдурагимова).

Удивительная «творческая» плодовитость! По всей видимости, эти сочинения явились откликом на один из пунктов Программы Лезгинского народного движения «Садвал», принятой в 1990 г., в бытность Г.А. Абдурагимова председателем этой организации, ставившей целью «восстановление национальной государственности в рамках единого лезгинского государственного образования». Этот пункт гласил: «История лезгин требует объективного исследования и освещения без идеологического и националистического насилия». И Г. Абдурагимов, как лидер, следуя «генеральной линии партии», претворяет в жизнь ее установки и создает свою историю лезгинского народа.

В обеих книгах автор выражает «искреннюю признательность» известным дагестанским исследователям за предоставленную литературу и материалы, ценные замечания, консультации и т.д. Но мы уверены, что никто или почти никто из названных ученых не разделяет этногенетические и культурно-исторические взгляды Г.А. Абдурагимова – ни одного положительного отклика от них на эти «капитальные» труды не последовало. Приведенные перечни призваны были продемонстрировать якобы существующую поддержку филологами, историками, философами «научных» выводов и «научной» значимости этих квазиисторических опусов. И, наоборот, в специальной литературе и в массовой периодике прозвучали жесткие, но справедливые отповеди этим «изысканиям»²⁹.

Физик Г.А. Абдурагимов заявляет:

«Мои книги… – это научные работы, написанные на фактическом материале историков, археологов, лингвистов и других специалистов. Почти на каждой странице имеются ссылки, приводятся мнения ученых по обсуждаемому вопросу, а выводы логически вытекают из этих мнений. Это и есть научный подход»³⁰.

Вот такой «научный подход» – приводятся мнения специалистов по тем или иным историко-лингвистическим вопросам, а сложнейшие (и однозначные) этногенетические выводы, на которые не рискуют даже профессионалы, делает дилетант. Научный аппарат, кстати, часто сопутствующий подобным работам, также призван придать наукообразность этим трудам. Эту цель преследуют и многочисленные, часто пространные, цитирования и апелляции к мнениям известных ученых-профессионалов в своей области, но представленным в ином ракурсе, в ином свете, вырванные из исторического контекста.

Р.Г. Магомедов в своей рецензии под символическим названием «Оставьте шумеров в покое!» на книгу Абдурагимовых по этому поводу замечал³¹:

«Самое поразительное, что «историко-лингвистические перлы» авторов разбросаны между многочисленными научными положениями других исследователей, которые вполне корректны и вписываются в уровень развития современной исторической и лингвистической мысли. Часть этих идей обильно цитируется авторами, правда, как правило, без кавычек и без указания страниц первоисточников. Иногда подобные «ожерелья» чужих цитат наполняют подряд многие страницы книги, но еще большее место в работе занимают сплошные тексты из других трудов, иногда в виде прямых плагиатов, а иногда прикрытые легкой переделкой. … Компилируя чужой текст в больших объемах, авторы не остановились и перед заимствованием соответствующих комментариев, состава и содержания цитируемой специальной литературы, встречаемых в чужом тексте. При этом сплошь и рядом все это приводится без ссылок, т.е. выдается за собственные научные наработки. «Хороший» пример «научной» методики и этики преподает профессор аспирантке-соавтору!»³².

В итоге таких манипуляций авторы приходят к основополагающему выводу:

«Проведенные нами исследования показывают, что шумеры имеют прямую генетическую связь с лезги»214.

Это центральное заключение доказано, как отмечают Абдурагимовы, на основе анализа данных лингвистики, истории, археологии, фольклористики. Т.е. авторы, как замечает Р.Г. Магомедов,

«будто проявляют знание и методологию этих четырех научных дисциплин,  выступая в роли лингвиста, историка, археолога и фольклориста. Сделанное ими «открытие», как и другие подобного рода, основаны, на первый взгляд, на обширных, «энциклопедических» знаниях; авторы таких «исследований» якобы проявляют глубокую эрудицию в самых различных областях знания – истории, археологии, языкознании, этнографии, фольклористике и т.д.

Облачены эти труды в наукообразную форму и выглядят привлекательно для неискушенного читателя. Иногда даже специалисты попадаются на эту «удочку». Историк, например, читая такой опус, полагает, что автор абсолютно не прав в своих исторических построениях, а вот лингвистические и иные доводы выглядят достаточно убедительно. Языковед или фольклорист же, знакомясь с тем же сочинением, уже мыслит иначе: приводимые лингвистические или фольклорные доводы – это ерунда, а вот исторические факты звучат веско. В действительности же, если «копнуть» поглубже, то открывается дилетантизм авторов «сенсаций», поверхностное знание, манипулирование фактами и т.д. Другая сторона методологии таких авторов – они обычно ставят знак равенства между предположением, догадкой и реальным знанием, историческим фактом. Навязчивый замысел ложится в основу гипотезы и та становится якобы проверенным и доказанным знанием, аксиомой»215.

Для методики Абдурагимова характерна и подмена устоявшихся этнонимических и лингвистических обозначений надуманными, абсолютно неправомерными. Уверенно шагая «через века, через народы», он вводит такие этнические термины-новоделы как кутии-шумеро-хуррито-урарто-албаны (лезги), протолезги-кутии, кутии-шумеро-албано-лезгинский народ, хуррито-лезги, лезгиноязычные хурриты, лезгиноязычные кутии, лезгиноязычные шумеры и т.п., которые лишний раз должны продемонстрировать неподготовленному читателю «прямую генетическую связь».

Этой цели, а также показу воображаемой эксклюзивной роли древних лезгин в культурно-исторических и этноязыковых процессах, подчинена и замена термина «восточно-кавказские» или «нахско-дагестанские языки» на «лезгино-нахские», ибо «нахская группа языков произошла от лезгиноязычных хурритов (урартов)», а кайтагцы, даргинцы, лакцы и аварцы – «либо произошли от лезги, либо заимствования в языке и культуре получены «в процессе взаимного сближения или «схождения» на почве развития производственной и экономической общности их носителей»³³.

Нелепость, глупость этих заявлений очевидна для историка, лингвиста, но рассчитаны они не для них, а для широких масс, не осведомленных в тонкостях исторической науки и языкознания. При этом ни слова нет о других дагестанских народах – табасаранцах, рутульцах, цахурах, агулах, удинах и др., языки которых входят в лезгинскую языковую группу, и которых авторы, очевидно, легко и просто считают лезгинами.

Абдурагимовы вносят свою лепту и в археологическую терминологию – «куро-аракскую культуру» предлагают называть «культурой кутии-хуррито-урартов, т.е. культурой лезгиноязычных народов». Очень сложную проблему этнической атрибуции куро-аракской культуры, по которой исследователями высказано несколько противоположных мнений-предположений (в том числе и о том, что носителями этой культуры были прадагестано-нахские племена), профессор-физик и аспирант-литературовед решают, словно рубят «гордиев узел».

Сколь легко Абдурагимовы разрешают трудные вопросы и проблемы этнического развития наглядно видно и из следующего пассажа – приведя ряд цитат из работ авторитетных ученых, они заключают:

«Кутии (утии) в V-IV тысячелетиях до н.э. в южной Месопотамии получают новое название – шумеры, в IV-III тысячелетиях до н.э. в северо-восточной части Месопотамии кутии (утии) переименовываются в хурритов, во II-I тысячелетиях лезгиноязычные народы, расселенные на территориях озера Ван и Армянского нагорья, получают новое название – урарту, а в государстве Кавказская Албания – алпаны. Интересно отметить, что в государстве Кавказская Албания (IV до н.э.–VII в. н.э.) алпаны и удины (кутии) были синонимами, которые в IV в. получили новое название – лезги»³⁴.

Таким образом, из глубины веков, «не мудрствуя лукаво», перекидывается этногенетический «мостик» в нашу современность, призванный показать прямую генетическую преемственность, и незачем ученым «ломать» себе голову – ведь «слепить» историю так просто, достаточно констатировать переименование якобы одного и того же народа. Эти «умозаключения», отличающиеся предельной упрощенностью и надуманностью, искажением исторических фактов, не выдерживают самой элементарной критики.

Достаточно хотя бы сказать, что албаны и удины не получали новое этническое наименование лезги, известное с рубежа нашей эры в форме «леги», «леки» параллельно с этнонимами «албаны» и «утии», а для IV-V вв. н.э. известны и цари леков (Шергир, Ипаджадж), и цари албан. Албаны и леги//лакзи//лезги – это не идентифицируемые, не тождественные, но родственные этносы.

Эта дифференциация сохранялась на протяжении всей истории албан – еще автор XVII в. Закарий Канакерци проводит ясное этноязыковое различие албан и лакзи³⁵. Исторический взгляд Абдурагимовых искажен националистическими очками, и они видят то, что желают видеть в своем стремлении

«воспевать предков как славных героев, сделавших бесценный вклад в формирование человеческой культуры и цивилизации и облагородивших все другие народы»³⁶.

Другой пример – как авторы обращаются с данными лингвистики. Излагая на нескольких страницах материалы исследования И.И. Эфендиева по иранским лексическим элементам в лезгинском языке, Абдурагимовы заключают, что «эти языки также в давние времена взаимно «проникали» друг в друга». Мало того, они заимствования из иранского в лезгинском называют взаимозаимствованиями, ставя проблему «с ног на голову» и критикуя автора за «ложное представление, будто лезги переняли слова из персидского». При этом Абдурагимовы совершенно не замечают, что абсолютное большинство лексем представляет заимствования из новоиранского языка, а не из средне- или древнеперсидского, т.е. относятся ко времени после VIII в. н.э. В итоге вывод:

«Протолезги и другие автохтонные народы Передней Азии сыграли существенную роль и в становлении персидской культуры»³⁷.

Налицо посягательство на чужие культурные достижения, на чужое прошлое.

Отметим еще два момента, на которые невольно обращается внимание при знакомстве с книгой Абдурагимовых и на которые акцентировал внимание их критик Р.Г. Магомедов. Предоставим ему слово.

«Большая часть анализируемой книги представляет своего рода хрестоматию мифов, легенд, былей, иллюстрирующих, по замыслу Абдурагимовых, духовную культуру, религию, пантеон богов, героев и царей «лезгинских» племен и т.д. … Способы компиляции чужих текстов в этих разделах рассматриваемой книги также разнообразны и замысловаты. Иногда даны ссылки к небольшим отдельным предложениям, буквально «плавающим» внутри полностью заимствованного чужого текста; нередки целые разделы, почти целиком повторяющие структуру и содержание работ других авторов.

Надо сказать, что к каждой главе этой части работы предпосланы вводные разделы обобщающего характера, которые тоже, как правило, «присвоены» авторами в готовом виде. Например, текст на две с половиной страницы в начале главы «Школа жизни» дословно взят из известной книги С. Крамера «История начинается в Шумере» (М., 1991, с. 18)»³⁸.

Помимо мифов и легенд шумеров и хурритов (об Энлиле, Энкиду, Инанне, Иштар, Гильгамеше и т.д.), авторы приводят большое количество якобы бытующих ныне легенд и былей времен Ахеменидов и Кавказской Албании, об Александре Македонском и Дарии, о царях Албании Оройсе, Ваче и Джаваншире, римских полководцах Лукулле и Помпее и т.д. Как подчеркивает Р.Г. Магомедов,

«сделано это с расчетом, чтобы создать у читателей иллюзию сохранения в глубинных пластах фольклора лезгинского народа бесспорной «исторической памяти», идущей от албан, и тем самым показать «прямую генетическую связь» их (а также шумер, кутиев, хурритов, пеласгов) с лезгинами».

Но преследуют эти современные мифы, включенные в палитру древней передневосточной мифологии (неподготовленный читатель и не разберет где «новоделы», а где реально существовавшие легенды и предания древности), не только названные цели – в них заложены и идеи консолидации народа, его былой могущественности и славы, высокого духа и свободолюбия и прочих положительных качеств, присущих любому народу.

Для наглядности приведем дословно несколько отрывков из некоторых взаимосвязанных мифов³⁹, претендующих на «седую древность». Легенда «Канда-гар» (что якобы этимологизируется с лезгинского как «плохой ветер»):

«Персидская держава стала тюрьмой для покоренных народов… Чтобы ослабить сопротивление лезгиноязычных хурритов, урартов, царь Дарий набирал на их землях всадников и отправлял их далеко на восток, якобы для защиты восточных границ иранской империи. … Так образовались обширные поселения протолезги в Афганистане и Средней Азии. Одним из таких регионов являлся Канда-гар…»⁴⁰.

Легенда «Битва при Иссе»:

«Затем Искендер (т. е. Александр Македонский – авт.) подъехал к пеласкам (по Абдурагимовым, это «албаны, осевшие на Балканах более трех тысяч лет тому назад» – авт.) и сказал: «Пеласки! Вы потомки хурритов и кутиев, некогда могущественных народов, захвативших полмира, давших народам высокую культуру. Ваши братья (т.е. албаны и урарты, по замыслу Абдурагимовых – авт.) сейчас находятся в рабском подчинении у персов, … вы воюете … за освобождение своих сородичей из рабства!».

Легенда «Знаменательная встреча»:

«…Искендер остановил бой (битва при Гавгамелах – авт.) и через предводителя пеласков обратился к горцам: «Кто вы?». «Мы – отряды алпанов и урартов, наемные войска царя Дария». «Как вы можете служить Дарию, воевать против своих братьев-пеласков? … Переходите ко мне, служите у меня, так вы прославите и свое имя!».

После этих слов отряд, состоявший из алпанов и урартов, перешел на сторону Искендера, и началось преследование бегущих вражеских войск, при котором персы гибли толпами…».

Легенда «Встреча братьев и друзей»:

«После победы над Дарием Искендер дал волю своим войскам. Предводитель пеласков по-братски разделил военные трофеи и богатства и организовал великолепное пиршество в честь знаменательной победы. В торжествах участвовали и алпаны, и урарты – протолезги и протонохчи…».

Вот таковы ура-патриотические, ложногенетические легенды и предания наших современников-сказителей. Почитаешь эти мифы современника и готов к борьбе за свободу и счастье народа. Современный этноцентристский, этнополитический миф, как отмечает В.А. Шнирельман,

«обращен в прошлое и будущее, полностью или почти полностью игнорируя настоящее, которое кажется ему тусклым и лишенным внутреннего смысла. Апеллируя к прошлому, он фактически строит внеисторическую схему, представляющую народ вечной и неизменной целостностью. В особенности постоянными объявляются черты «национального характера» или «национального духа», которые неизменно ставят данный народ выше всех других. Так как современная эпоха видится временем упадка и морального разложения, а героика и великие деяния связываются с отдаленным прошлым, такой подход способствует расцвету иррационального, мистического восприятия истории, согласно которому героическое прошлое автоматически должно обеспечить народу славное будущее. … В итоге этноцентристский миф создает основу для идеологии насилия и служит для возбуждения энергии масс во имя какой-либо этнополитической цели»224.

Такой конкретной целью, как мы уже цитировали, являлось продекларированное в Программе движения «Садвал» создание лезгинского государства. Книга Абдурагимовых великолепно издана, богато иллюстрирована. Но какую цель преследуют эти многочисленные иллюстрации? Ответ дает Р.Г. Магомедов:

«Неразрывная связь лезгин с древнейшими народами Передней Азии демонстрируется и таким приемом, как выстраивание обширного иллюстративного ряда сюжетов из истории и культуры древнейших цивилизаций. Иллюстрации шедевров архитектуры, декоративно-прикладного искусства, памятников письменности древней Передней Азии призваны вызвать ассоциации, что они созданы прямыми предками лезгин»⁴¹.

В завершение рассмотрения труда Абдурагимовых приведем еще одну пространную цитату.

«На наш взгляд, основной причиной всех этих войн и конфликтов (на Ближнем Востоке и Кавказе – авт.) является национализм, выращенный на научном чванстве. К сожалению, многие археологические, исторические и другие научные данные были фальсифицированы, чтобы выпячивать свое «Я»… Судьбы некоторых народов настолько переплелись, что вряд ли сейчас можно определить, какой кусок земли Передней Азии принадлежал какому народу. С этой точки зрения, война между евреями и палестинцами является абсурдом. Армяно-азербайджанский конфликт – еще более парадоксальное явление».

Как замечает Р.Г. Магомедов, «если не знать продолжение этого цитируемого текста из рассматриваемой книги Абдурагимовых (стр. 435), то трудно поверить, что он принадлежит этим авторам. Но далее цитата завершается фактически неприкрытыми претензиями на историческое лидерство, на «этническую территорию»:

«Армяне, пришедшие с Балкан (X-VI вв. до н.э.), и тюрки, пришедшие с Алтая (XI-XII вв. н.э., появившиеся на территории нынешнего Азербайджана преимущественно в XIX в. н.э.), воюют между собой за Карабах, который не был ни армянским, ни тюркским. Карабахцы – это бывшие лезгиноязычные албанцы, которые перешли в XIV-XV вв. н.э. на армянский язык. Известно, что пришлый завоеватель не превышает и 20% местного населения. Как армянский народ, так и тюркиазербайджанцы создавались на культурной базе и на территориях лезгиноязычных народов (урартов и кавказских албанцев). Вместо того, чтобы дружно жить и развиваться, эти два народа воюют между собой за землю и народ, не принадлежащие им». Вот так-то. Умеющий думать да поймет»⁴².

В таком же мифологическом и этноцентристком духе выдержана объемистая книга Ф.А. Бадалова «История лезгинского народа (лезгиноязычных народов) и государства (V тыс. до н.э. – Х в. н.э.)» (Дербент, 1998. – 437 с.). Книга полна измышлениями, откровенными фантазиями, подтасовкой фактов, претензиями на историческое лидерство, древность и т.д., и т.п. Это и понятно – одним из основных источников, на которые опирается автор в своем повествовании, является подложная, так называемая «Албанская книга» – мнимая рукопись, якобы написанная в VII-VIII вв., но в действительности созданная в наши дни (о ней см. гл. 6). Чтобы читатель понял, в каком «ключе» написан сей печатный труд, приведем только несколько тезисов-выводов: «государственным языком Алупании (т.е. Кавказской Албании – авт.) был лезгинский язык», «лезгинская цивилизация являлась одной из самых древних на Кавказе», «общехурритские религиозные корни в верованиях этруско-пелазгов-лезгин налицо», «…именно в этот период верховный бог древнелезгинских племен Ра-Солнце становится и верховным богом Египта»⁴³. Комментарии, как говорится, излишни. Казалось бы, пиши себе на здоровье – «бумага все стерпит», а «написанное пером, не вырубишь топором».

Но пугает то, что автор этой книги, видимо, преподает историю студентам, а книга его «завершена в университете «ЮЖДАГ», всесторонне обсуждена, одобрена и рекомендована Ученым Советом в качестве учебного пособия для аспирантов, студентов и учащихся старших классов средних учебных заведений»⁴⁴. Это, кстати, тот же университет, известный «дешифровками» фальшивой «Албанской книги», «Фестского диска», других древних памятников письменности и имеющий государственную аккредитацию. В предисловии к книге Ф. Бадалова доктор философских наук, профессор, действительный член Нью-Йоркской Академии наук⁴⁵ Н.Г. Магомедов в частности пишет, что

«данная работа, где осуществляется убедительное повествование об истории и культуре лезгинского народа … будет достойно оценена читателями, она сумеет выполнить существенную позитивную функцию добротного информационно-просветительского источника и будет полезным дополнением к учебникам по истории северо-восточно-кавказских народов».

Много говорить не приходится по поводу столь лестных слов в адрес этой книги; в действительности – перед нами не «убедительное повествование», а бездоказательное, национал-мифологизированное сочинение, не «добротный информационно-просветительский источник», а недоброкачественный, вульгарный опус, не «полезное дополнение к учебникам», а вредная, этноцентристская книга.

Добавим, что спустя два года Ф.А. Бадалов выпустил уже специальную книгу, посвященную созданной им же религиозно-мифологической системе древних лезгин и названной им «раизмом» по имени верховного бога Ра⁴⁶. Некий Р.Р. Бабаев, не удовлетворившись древним «лезгино-египетским» божеством Ра, сопоставил имя богини Луны Мен (тоже древнелезгинской) с именем первого царя Египта Мена (Мину), предпринял «тщательные» поиски «лезгинского следа» в древнем Египте, чему посвятил обширную статью, опубликованную в четырех номерах газеты «Дагестанская панорама»231. Анонсируя  изыскания этого следопыта, «большого патриота своего народа», редакция газеты безответственно писала, в частности:

«Сегодняшний день для лезгинского народа подобен его большому и светлому празднику. К нему возвращается его великая и славная история, идущая от далеких предков. Открывая для мира страницы этой великой истории, редакция сердечно поздравляет весь лезгинский народ и всех любителей древней истории»⁴⁷.

Мы полагаем, что в этих словах скрыта грубая шутка, если не издевка, автора анонса. Далее редакция просила желающих оказать «посильную спонсорскую помощь» для публикации книги Р. Бабаева. Автор заварил такую историко-топонимо-этимологическую кашу, что вряд ли найдется желающий ее расхлебывать. Но читатель-обыватель поглощает ее, как и многие  другие суррогаты подобных «исторических» исследований, и, переварив эту псевдонаучную пищу, уже бредит манией величия. Р. Бабаев не один десяток топонимов древнего и современного Египта связывает с древними лезгинами, предлагая им сумасбродные объяснения, как то: Египет (Егъипад) – «Неведомая сторона», Гелиополь – «город гелов», Каир (Гаhир) – «река (озеро) горя (скорби, тоски)», Карнак (Карноаг) – «земля Кара» и др. В числе древнелезгинских названий числятся Нил, Луксор, а также топонимы в Эфиопии, Кении, Тунисе, Марокко. По этому поводу Р. Бабаев, не отдавая себе отчета, пишет:

«Судя по имеющимся на африканском континенте лезгинским названиям, они (древнелезгинские племена – авт.) пошли дальше Египта не только вглубь континента, но и по его побережьям – восточном, северном и западном. Так что есть полное основание говорить о том, что древние лезгинские племена были знакомы не только с Египтом, но и с африканским континентом»⁴⁸.

С таким же успехом автор может найти «древнелезгинские» следы в Восточной Азии, в Америке, Австралии. Для этого надо взять справочник географических названий мира и «пробежаться» по нему, выявив необходимые наименования, как, например, Легаспи на Филлипинах, Гилфорд и Гилмен в США, Албери и Олбани в Австралии, Асахи и Асахигава в Японии и многие другие «древнелезгинские» топонимы. По-явление же этих топонимов в Египте автор объясняет тем, что гиксосы (по Р. Бабаеву, от лезг. гиг «ось, вал арбы»), завоевавшие ок. 1700 г. до н.э. Египет и основавшие здесь столицу Аварис (тоже будто-бы лезгинское название), а также «народы моря», вторгшиеся сюда в XIII в. до н.э., в основном состояли из древних лезгин. Правда, армянский националистический «исследователь» С.М. Айвазян, известный своей скандальной книгой «История России: Армянский след» (М., 1997), пытался доказать, что гиксосы, ознакомившие египтян с лошадью и колесницей, были армянами⁴⁹.

Читая статьи Р. Бабаева, можно найти еще немало развлекательно-смешного на псевдоисторико-этимологические темы. Например, название Урарту – это лезгинское Урертул «территория озер», урартская столица Тушпа – это лезгинское Тушпад «ориентированная сторона», древняя мидийская столица Экбатана (др.-иран. Хагматана, совр. Хамадан) – это лезгинское Экупатан «светлая сторона» и т.д., и т.п. От этого «историка» читатель может узнать, что «Ассирию изначально населяли древние лезгины», что «хараппскую культуру в Индии в долине реки Инд создали хурриты, асы и другие лезгинские племена», что название страны Сирия происходит от лезгинского слова цири «черемша» и проч., и проч.

Еще один потешный пассаж из работы Р. Бабаева: древнее лезгинское племя мазы (есть сел. Маза в Южном Дагестане) обитало не только на территории Кавказской Албании и в Северном Иране (Мазандаран), но и в Малой Азии (Мизия), во Фракии (Мезия), откуда они «потом переселились на территорию Польши и Белоруссии. Возможно, что ныне в Мазурии на северо-востоке Польши живут потомки древних мазов, упомянутых в египетских надписях»⁵⁰. Автор упустил из виду г. Мазабука в Южной Африке, но не забыл сопоставить народный польский танец мазурку с лезгинкой. А по поводу итальянской тарантеллы Р. Бабаев многозначительно рассуждает – «не являются ли создателями этого танца древние лезгинские племена».

Поводом для древнелезгинской тарантеллы автору послужили, конечно же, этруски, ну и немалочисленные «древнелезгинские» топонимы, которые он обнаружил на географической карте Италии. Но еще больше «параллелей» он нашел в Скандинавии, о чем поведал в огромной безграмотной статье – в 17 номерах (!) той же газеты «Дагестанская панорама» – с обескураживающим названием «Лезгинский след в истории норвежцев»⁵¹ (ср. с названием книги другого этноцентриста С.М. Айвазяна «История России: Армянский след»). Не будем перетруждать себя и читателя, курьезными и бредовыми этимологиями из этого опуса, но заметим, что Р. Бабаев в этом деле не первооткрыватель. Он, ухватившись за неразумную идею Т. Хейердала и его азербайджанских последователей⁵² о связи древних азербайджанцев (азери) с древними норвежцами (норманнами), первого легендарного короля которых звали Асер и у которых существовал пантеон богов-асов, обитавших в усадьбе Асгард, переиначил ее на лезгинский лад, объявив асов древним лезгинским племенем.

В итоге это (уже якобы древнелезгинское, а не мнимое древнетюркское) племя с Кавказа переселилось сначала в низовья Дона (г. Азов), а оттуда в Скандинавию. Они же, по убеждению Бабаева, оставили многочисленные свои следы и на иных просторах, например, в том же Египте – это, в частности, топоним Асуан, который, по его мнению, представляет «чистое лезгинское название, содержит два лезгинских родоплеменных названия: ас и ван». Заметим, что у норманнов, помимо богов-асов, были еще «старшие» боги – ваны, а в Южной Америке имеются населенные пункты Асунсьон и Асогес, и пожелаем «следопыту-этимологу» дальнейших заблуждений на лезгино-норвежско-итальяно-египетской и иной этимологической ниве.

Создается впечатление, что Р.Р. Бабаев ставил целью позабавить читателей своими курьезно-комическими «изысканиями», но иначе как глумлением, измывательством, издевательством над историей вообще и над историей народа в частности эти «бабаевские» штудии назвать нельзя. Упоминавшемуся вымышленному раизму древних лезгин подстать и версия о рождении Заратуштры и возникновении зороастризма в горах Дагестана. Об этом поведал широкому кругу читателей на страницах официальной республиканской газеты «Дагестанская правда» бывший филолог, а ныне экстрасенс и поэт Ф. Джамалов. Естественно, появился на свет пророк на малой родине автора – в Агуле⁵³, который «являлся своеобразным очагом авестийской духовной цивилизации, «Шамбалой» (Тибетом) древних ариев»⁵⁴.

«Место рождения пророка должно было соответствовать тому пункту, откуда во время гелиактического восхода можно было наблюдать необычный блеск (зар) Сириуса, сияющего золотистой искоркой в лучах восходящего солнца. Это событие должно было произойти 21 марта 996 г. до н.э. на Великой Горе, в Небесной стране, т.е. в Агуле. Маги знали об этом, поэтому в ночь с 20 на 21 марта на горе Зайбун (Подножии рождения) они разожгли ритуальный огонь – эран цабур (арийский костер) и с середины ночи до восхода вступили в молитвенный обряд уш (с агульск. яз. – «ночь»), вызывающий силы света. Так появился в мир великий пророк Заратуштра».

Другое «открытие» Ф. Джамалова – Атлантида. Читатель уже, наверно, догадывается, где она находилась –

«…именно Дагестан являлся легендарной Атлантидой – «землей отцов», откуда пассионарные яфетические племена (в том числе и древние греки) расселились по всей Евразии»⁵⁵.

А почему «земля отцов», так этимология названия этой загадочной страны такая по Ф. Джамалову – от древнеяфетических ат/дад, что значит «отец», и лант/ланд, то бишь «земля».

«Ну а причем тут Дагестан?» –

спросит любопытствующий читатель. Да при том, что Атлант – это производное (калька) от опять-таки яфетического слова «Дагестан», которое переводится вовсе не как «Страна гор», а означает на чеченском «Страна (родина) отцов». К тому же имя мифического Атласа (Атланта) – титана, державшего на своих плечах небосвод, переводится снова с яфетического как «отец лазов», т. е. лезгов-лезгин-пелазгов.

В статьях Джамалова, представляющих собой псевдоисторические сочинения и яркий образчик современного мифотворчества, объединены в единое целое древние легенды и библейские сказания, выдаваемые за реальные факты истории, научные данные и так называемые эзотерические знания, которые он ставит на один уровень. В итоге мы видим такие абсурдные положения и заключения как-то:

«Данные агульского языка позволяют уточнить многие древние понятия, восходящие к праязыку времени Ноя. А если Ной являлся носителем языка допотопной цивилизации, то очевидно, что нахско-дагестанские языки должны сохранить черты допотопного языка»;

«как показывают исследования, регион Кавказа являлся колыбелью человеческой цивилизации»;

«период пребывания в раю – это не история, а зародыш человеческой истории… детальное исследование библейских сюжетов позволяет предположить, что изгнанники из рая поселились на Кавказе»;

«после глобального потопа и гибели Кавказско-Месопотамской цивилизации (Эдема-Атлантиды) возрождение снова начинается на Кавказе»; «ведь не случайно здесь (т.е. в Дагестане – авт.) бывали царь Саргон, царица Семирамида, … Александр Македонский…»; «Иафет находился на Кавказе»; «согласно преданиям, родоначальник Кавказской расы Иафет после смерти был похоронен на вершине горы Шалбуздаг⁵⁶»;

«исторические материалы свидетельствуют: древнегреческая мифология имеет прямое отношение к Дагестану»;

«цивилизация, сформировавшаяся на территории Дагестана, была более древней, чем цивилизация Передней Азии»;

«место, которое Магог выбрал для своего обитания, со временем стали называть Агул, что означает буквально Мир наверху или Небесная страна»;

«в Магу-дере находится наиболее почитаемая святыня агулов – Магунпир, или Магу-эрелер⁵⁷. Мы полагаем, что этот пир является священным надгробием основателя Религии магов – Магога, сына Иафета»;

«исследования показывают, что, действительно, шумеры … были частью субарейских племен, выходцев с Кавказа».

Не будем более утомлять читателя откровениями Джамалова – их можно продолжать «до бесконечности». Здесь мы встретим и этимологию шумерских топонимов (Ур, Урук, Эридур, Ассур и др.), гидронимов, теонимов на основе агульского языка; узнаем, что Гильгамеш – это агульское имя (означает «Могучий буйвол»), что «племена магов» – это союз шести дагестанских племен во главе с Зороастром (агулом), что Сарматия – это Дагестан, а амазоны – дагестанские сарматы, что центральноазиатские племена тохар, дахов, кушан – мигранты с Восточного Кавказа. Читатель может узнать из этих статеек еще много чего абсурдно-«интересного».

Для автора в числе авторитетов – русские национал-параисторики В. Щербаков и А. Барашков, утверждающие, что «племена хетто-лувийцев и… хаттов влились … в те самые роды полян, о которых говорит русская летопись», что предки славян – скифы – произошли от Магога – князя Роша, т. е. Руси. При всем этом, автор частенько упоминает и имена и мнения известных ученых, стараясь придать своим измышлениям наукообразность, пытаясь прикрыть наготу своих параисторических опусов «научным платьем».

Итак, одни «новаторы»-интеллектуалы от историографии утверждают, что шумеры, этруски и скифы были предками адыгов (кабардинцев, черкесов и адыгейцев), другие – тюркоязычных народов (в т.ч. и балкаро-карачаевцев), третьи – дагестанских народов… Вспомним в этой связи и тех, кто пытается доказать, что едва ли не прямыми потомками этрусков, скифов или тавроскифов являются русские (см. гл. 1), а несколько лет назад некто В. Тороп издал учебное пособие для начинающих «киммерологов», где утверждается, что киммерийцы Геродота – славяне, и в Западной Европе киммерийцы-славяне перешли на кельтскую и германскую речь и т.п.⁵⁸ Ну если не этруски, так киммерийцы! [Интересно было бы усадить всех этих сторонников «прямой генетической связи» за один стол и послушать их дискуссию]. Не будем говорить об анекдотичных и подкупающих наивной простотой этимологиях «этруски – это русские» или «пелазги – это лезги» и процитируем высказывание Л.П. Загурского более чем 120-летней давности:

«Пожелаем нашим кавказским археологам, чтобы они перестали отыскивать на Кавказе Иудею, Халдею, земной рай и очень древний Египет»⁵⁹.

Пожелание Л.П. Загурского современным деятелям от истории явно неизвестно и они продолжают свои поиски славного предка. Перенесемся в более поздние эпохи. В числе тех, кто сделал ряд «сенсационных открытий», здесь можно назвать кандидата исторических наук А.Ж. Кафоева. Удивляет  непоследовательность и поверхностность его суждений и выводов. Так, по «исследованиям» А. Кафоева, «на Северном Кавказе… проживали славяне-анты в лице предков кабардинского народа», которые входили в состав «могущественного антского союза», существовавшего в данном регионе в I-XIV вв.⁶⁰ Далее он заявляет, что «с учетом археологических данных» (причем не указывает, каких именно), кабардинский народ на Центральном Кавказе «проживает… начиная с эпохи бронзы, т.е. 6-7 тысяч лет»⁶¹.

Кафоев Арсен Жебралович, 1950 г. (справа)

Возникает вопрос: если кабардинцы и другие адыгские народы являются, по А. Кафоеву, прямыми потомками «антов-славян», входившими в состав мифического антского союза I-XIV вв., то кто же были касожские племена Северо-Западного Кавказа, хорошо известные по русским летописям и общепризнанные в отечественной историографии как основные предки тех же адыгов. С невероятной легкостью он «решает» и этот вопрос. «Касоги – это китайцы» – однозначно заявляет А. Кафоев. По его словам, они составляли большой скотоводческий племенной союз под названием «косситы» или «каса», который, «снявшись с Алтайских гор (входивших в то время в состав Китайского государства), … во II в. н.э. двинулся на Запад»⁶².

Надо заметить, что бывший экономист, переквалифицировавшийся в историки, А.Ж. Кафоев давно подвизался в области ранней истории адыгов. Еще в 1963 г. издательством «Эльбрус» в г. Нальчике была издана его монография «Адыгские памятники». Пытаясь расширить круг памятников адыго-кабардинской письменности и удревнить их (что необходимо для демонстрации древности пребывания кабардинцев на их нынешней территории), он в этой книге сосредоточил основное внимание на эпиграфических объектах, прежде всего на новом чтении надписей на известной Зеленчукской каменной плите из верхнего Прикубанья и на так называемом Дука-беке на речке Этоко в Кабардино-Балкарии. Последний памятник широко интерпретируется на фоне кабардинского фольклора, и А.Ж. Кафоев к проблеме Дука-бека возвращается неоднократно. О чтении Зеленчукской надписи мы будем говорить в следующей главе, сейчас же обратимся к Дукабеку.

Версия А. Кафоева, изложенная в его монографии, сводилась к трем основным постулатам:

1) надпись на этокском памятнике, представляющем монументальную каменную фигуру воина, связана с кабардинской песней о Баксане – сыне Дауо, переданной нам Ш.Б. Ногмовым, и они дополняют друг друга;

2) дата Дука-бека не XI и не XIV век, как предполагалось в научной литературе, а 452-453 гг.;

3) изваяние принадлежало кабардинскому воину, следовательно, кабардинцы заселили Центральное Предкавказье не позже середины V в., а возможно и раньше⁶³.

Перечисленные выводы автор сопроводил обвинениями в адрес ученых в монополии, диктатуре отдельных лиц или коллективов в науке, а это «противоречит марксистскому взгляду на развитие науки и ленинской теории познания»249.

Именно упомянутая монография А.Ж. Кафоева, наполненная «новаторством» и историческим мифотворчеством, в немалой степени дала толчок тому историографическому беспределу, который мы видим на Северном Кавказе сегодня. Парадоксально, но факт – «заслуги» А. Кафоева перед наукой были официально признаны присуждением ему степени кандидата исторических наук. В то же время кафоевские фантазии подверглись резкой

критике⁶⁴, но это обстоятельство нисколько не смутило Кафоева: его публикации с домыслами вокруг знаменитого Дука-бека продолжаются. В 1987 г. он «уточнил» и еще раз «удревнил» дату этого памятника, отнеся его к 375 г., и добавив, что народы России и Северного Кавказа уже тогда (когда и России то еще не было) находились в союзнических, «антских» побратимских отношениях⁶⁵.

В 1991 г. Кафоев так разъясняет причины передатировки Дука-бека: датировать его XVII в., как предлагал крупный археолог А.А. Иессен, невозможно, ибо «в таком случае пришлось бы вести речь о слишком запоздалом периоде появления предков кабардинского народа на нынешней территории». Железная логика! Дата 375 г., по А. Кафоеву, подтверждает пребывание кабардинцев здесь в IV в. и отрицает утвердившийся в науке взгляд о переселении их сюда из Прикубанья около XV в.252. В 1992 г. Кафоев делает еще один шаг в глубь веков и утверждает: дата Этокского памятника – 375 г., но ему

«с учетом археологических данных – 5-6 тысяч лет»⁶⁶.

Изваяние Дука-бек, до 1849 г. стоявшее на берегу р. Этоко, действительно представляет исключительно интересный и важный археологический памятник. К сожалению, он еще слабо изучен, хотя не раз привлекал внимание исследователей. В некоторых отношениях памятник уникален. При его датировке ученые до сих пор опирались на сильно поврежденную греческую надпись, вырезанную на лицевой стороне; в ней имелась дата, прочитанная академиком В.В. Латышевым как 1130 год⁶⁷, а известный палеограф и специалист по позднему греческому письму А. Попадопуло-Керамевс видел здесь 1623 г.⁶⁸ Кроме того, по В.В. Латышеву, в надписи упоминается «раб Божий Георгий грек», а А. Попадопуло-Керамевс слово «грек» исправил на «пресвитер». И все же для ряда современных исследователей предпочтительной оказалась датировка Дука-бека – XII веком.

Итак – IV, XII и XVII века. Что ближе к истине? Дука-бек представляется очень сложным для изучения объектом и с ним еще далеко не все ясно, особенно трудно решаема проблема происхождения и идентификации изображенного воина. Название «Дука-бек» с некоторыми оговорками можно признать кабардинским, оно существует как фамильное имя и сейчас в форме Дуко, Дуков⁶⁹. Но кабардинское название изваяния, разумеется, еще не значит, что оно было сделано и поставлено кабардинцами. Номинация Дука-бек могла в народе возникнуть много позже его изготовления. Дело в том, что у кабардинцев не было традиции изготовления подобных статуй и в их материальной культуре Дука-бек аналогий не имеет, тогда как в его иконографии просматриваются традиции древнетюркских изваяний Северного Кавказа и других регионов Евразийских степей. Поэтому истинное происхождение Этокской статуи остается неясным и спорным.

Что касается даты Дука-бека, то один из авторов этих строк недавно опубликовал статью, где было установлено наличие на одной из граней изваяния сцены охоты на оленя, причем охотник целится в животное из ружья на подсошке. Тем самым статуя Дука-бек не может датироваться временем ранее XVI в., что соответствует эпиграфической дате А. Попадопуло-Керамевса и анализу одежды Дука-бека; скорее всего памятник относится к началу XVII в.⁷⁰ В своих изысканиях А. Кафоев совершенно не учитывал рельефные изображения изваяния и не попытался с ними разобраться.

Как видим, надуманная дата Дука-бека, предложенная Кафоевым, не выдерживает проверки. Передатирование этокского памятника, как подкупающе искренне признался сам Кафоев, было сделано не в интересах установления истины, а дабы не говорить о «слишком запоздалом» появлении кабардинцев на их нынешней территории. Автора (а по некоторым данным, не только его), не устраивает установившийся в науке взгляд о переселении кабардинского народа на современную территорию – вот в чем суть. Вспомним принцип «кто древнее» и один из создаваемых этноцентристских мифов – об автохтонности. Отсюда искусственное удревнение пребывания кабардинского этноса на территории современной Кабарды до 5-7 тысяч лет.

Следует подчеркнуть, что ранняя этническая история и этногенез кабардинцев, как и других народов Северного Кавказа, требуют дальнейшего глубокого и фундаментального изучения. Но следует признать и то, что сегодня наиболее научно обоснованной является концепция, согласно которой кабардинцы довольно поздно отделились от адыгского этнического массива – автохтонного населения Северо-Западного Кавказа, и в массовом порядке переселились, судя по вполне достоверным данным и в частности по археологическим материалам (работы Э.В. Ртвеладзе, А.Х. Нагоева и др.), на территорию современной Кабарды не ранее конца XIV- начала XV в., после нашествия Тимура в 1395 г. Утверждая, что кабардинцы живут на территории современной Кабарды несколько тысяч лет, Кафоев вводит своих читателей в глубокое заблуждение. В своей последней публикации он вновь датирует Дука-бека IV в., а хеттов делает равнозначными адыгам⁷¹. Показательно, что эти «новые» фантастические идеи Кафоева получили в печати положительный отклик авторов, абсолютно некомпетентных в данном вопросе⁷².

В увлекательный процесс исторического мифотворчества включились также «историки» Чечни и Ингушетии. Ограничимся лишь несколькими примерами, некоторые из которых уже были предметом критики⁷³. Они в достаточной мере показывают общность методов, приемов, идей, типичных для всей северокавказской вульгарной, этноцентристской историографии. Среди поднимаемых проблем – те же проблемы глубочайшей древности современных этносов, их некогда обширных территорий, приобщенности к древним цивилизациям, культурам и прочие мифы.

Начнем с газетных публикаций А. Измайлова. В одной из них автор утверждает, что современные вайнахи (чеченцы и ингуши) являются потомками древних египтян⁷⁴