Скриншот из видеоблога Сергея Доренко, 2016 год
Журналист, главный редактор радиостанции «Говорит Москва» СЕРГЕЙ ДОРЕНКО : 

Она телевизионно работала. Она работала ровно, как ей назидали. Она смотрела телевизор. Предположим, что няня смотрела телевизор. Это же легко предположить? Няня смотрела телевизор. Её умственное развитие, её интеллектуальность волне, с моей точки зрения, могла бы описываться фразой «няня смотрела телевизор». 

Дальше возникает боевой клич — Аллах Акбар.

Боевой клич победной агрессии. Это боевой клич победной агрессии, который мы видим по телевизору. Мы не знаем, где ещё он применяется, но мы знаем по телевизору, что когда они пускают в танк ракету, они кричат «Аллах Акбар». «Аллах Акбар». Всё. Значит, это боевой клич победной агрессии. Круто. Она его изрыгает. Дальше она говорит, что.. Что ещё она кричит? Она кричит «Я вас всех взорву». Это тоже телевидение. Я отрезала голову девочки в качестве подтверждения моей решимости, что я вас всех взорву. Значит, отрезание голов она видит уже два года по телевизору. 

Или на YouTube. И знает она репутационно, что люди не чуждые ей культурно режут головы. Не чуждые, не совсем чуждые ей культурно, скажем так, режут головы. Что так это принято, да. И что это точно всё время транслируется, что вот отрезали голову, отрезали голову, отрезали голову. Даже дети отрезают головы заложникам, даже дети отрезают головы пленным. Опять отрезали голову. Мы говорим об этом каждый день. Она в этом информационном поле. Она, будучи культурно не чуждой этим людям, которых обвиняют в отрезании голов, не может не примерять это на себя. Вот она примеряет. Не примерять это на себя. То есть она примеряет: вот я бы отрезала голову? Нет, ни в коем случае. Ни в коем случае. То есть всё равно она себя спрашивает. 

Мы, вот я например ни разу себя не спрашивал, отрежу ли я голову. Ни разу. Потому что для меня это, ну, как жизнь животных. Я на себя это не примеряю. Не примеряю. Ну, для меня это чуждо, понятно, да? Вот если бы меня всё время обвиняли, что чел жарил картошку на сале, на свином сале, то тарелка начала бы к себе примерять. Вот, жарят картошку на свином сале. А я бы пожарила картошку на свином сале? Говорят, нельзя, но вообще-то, эх, эх, эх! Нет-нет, но нельзя, говорю я, нельзя, ну ладно, хорошо, я отгонял бы от себя эти мысли, что стыдно, стыдно, холестерин, ну зачем? Но я бы, чёрт. И однажды, тайком, я бы пожарил картошку на свином сале. Это паттерны поведенческие, которые она на себя не могла не примерять. Она примеряла их на себя с телевидения. Телевидение — отрезать головы. Телевидение — угрожать, что я себя взорву. Телевидение — «Аллах Акбар» в виде боевого клича победной агрессии. Всё телевидение. И ещё она кричала, не забывайте, фразу «Я ненавижу демократию!». Она кричала фразу «Я ненавижу демократию!», что тоже, безусловно, телевидение. Всё. Значит, она просто ходила как телевизионный цитатник и выкрикивала телевизионные цитаты. Ну, в этом же суть. 

Дело не в няне. Не в ее национальности. И даже не в безумном трагизме происшествия. Восхождение кошмара в топ новостей, его становление в качестве общей темы и его исчезновение — точное следствие законов жанра, психологии и общенародного узколобия. 


Журналист, главный редактор радиостанции «Говорит Москва» СЕРГЕЙ ДОРЕНКО : 

Можно ли было определить по поведению этой няни, которая вернулась из отпуска, из своего Узбекистана, немножко другой? Она изменилась — стала чаще молиться, чаще запираться, она стала чаще надевать специфическую одежду. И, дескать, мать могла бы это заметить. Не знаю. Они жили долго, три года, и всякое бывает в жизни. Может быть, мать считала, что нужно просто пережить этот тяжёлый период. 

Оставить её в покое, и всё. Не лезть к ней, и всё. Я думаю, что никто не понимал, что будет какой-то срыв. Никто не понимал. Она вела себя аккуратно, тихо: они же такие забитые, они же такие тихие, они же такие, по стеночке ходят. 

Женского в её поведении ничего не вижу, кроме того, что, как мне сказал один парень — сам он с Кавказа — вы не представляете, как эти ваххабитские агитаторы действуют: у женщины только тень печали на лицо набежала, они прямо из бетонных стен выходят и начинают утешать. А дальше она их называет «сёстры», «ангелы» и непрерывно с ними созванивается, непрерывно сидит в интернете с ними. Всё. Они её ведут. Они её ведут к жертвеню и, в конечном счёте, к самоподрыву. И он говорит, они возникают прямо из стен. Поэтому когда она поехала туда и если она ходила там расстроенная, к ней мгновенно могли подойти эти так называемые сёстры, агитаторы, мгновенно, которые начали расшатывать её и без того расшатанную психику. 

Она не может быть не расшатанной ввиду целого ряда причин, в том числе, её униженного адского положения, полного отсутствия какого социального выхода, лифта. Она погребена заживо, а ещё и муж её или хахаль завёл другую девку. Всё. 

У неё возникли неприятности, и как ребенок она должна кому-то больно, причинить страшную боль какую-то. Как ребёнок, понимаете. Значит, если нам арабы отключили просто воду и канализацию за то, что мы дали большие чаевые, то эта за заботу решила убить ребёнка. Если вы скажете, что здесь вы не видите логики, то, поверьте, она им и не нужна, никакая логика. Никакая логика не нужна.