На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

ЖеЖ

50 153 подписчика

Свежие комментарии

«Мой неповторимый геном»

Print Friendly Version of this pagePrint Get a PDF version of this webpagePDF

n0fnkj4zha4

Самое замечательное в книге Лоны Франк «Мой неповторимый геном» — подчёркнут важный момент про соотношение биологического и социального: когда мы на первом шаге обнаруживаем, что некий вариант гена создаёт человеку уязвимость за счёт повышенной агрессивности, когнитивной ригидности, тревожности, склонности к депрессии, выпивке или ещё чего-то такого, на втором шаге исследователи почти всегда выявляют что

а) уязвимость проявляется лишь в каком-то социальном контексте, обычно это ухудшенные условиях детства, либо хреновое социальное кружение и потом,

б) «уязвимые» дети лучше откликаются на социальную поддержку и при её наличии у них меньше (!) проблем, чем у контрольной группы, т.е. использование «орудий социального труда» обращает нужду в добродетель. См. в тексте:

«Авторы — группа исследователей из Университета Джорджии — решились на весьма рискованное мероприятие: они забрались в самую глушь штата и проникли в одну из беднейших афроамериканских общин. Им удалось отобрать 640 семей, в которых имелся ребенок 11 лет, — на пороге полового созревания со всеми рисками, сопутствующими этому возрасту. Предполагалось подвергнуть этих детей ДНК-тестированию и организовать наблюдение за ними до достижения 14 лет. Исследователей интересовали две вещи: во-первых, проявят ли дети с укороченной версией SERT-гена особую предрасположенность к курению, алкоголю, наркотикам? И во-вторых, изменится ли что-либо в генетике детей, если ограждать их от дурного влияния?
После тестирования дети были разделены на две группы. Одних предоставили самим себе, других вместе с остальными членами семьи включили в программу поддержки Strong African American Families (SAAF). В рамках этой программы родителям помогали наладить доверительные отношения с детьми, следили за их времяпрепровождением, оказывали психологическую поддержку. Все эти меры дали в общем положительный результат.
Дети из первой группы, несущие укороченную версию SERT-reна и предоставленные сами себе, через несколько лет пристрастились к табаку и алкоголю, стали вести бес порядочную половую жизнь. Отклонения от нормы наблюдались среди них вдвое чаще, чем среди носителей двух нормальных аллелей SERT-rena. Налицо была явная пред расположенность обладателей неблагоприятных генов к аномальному поведению — в полном соответствии с ожиданием исследователей.

Но по-настоящему сенсационное открытие было впереди, и касалось оно детей, включенных в программу SAAF. Обнаружилось, что превентивные меры сказались только на «генетически неблагополучных» испытуемых и почти не отразились на «нормальных»…

…вот что считает Джей Белски, детский психолог из Биркберк-колледжа Лондонского университета:

«Следует говорить не о ранимости, а о податливости, пластич ности. Человек с “плохими” вариантами генов SERT и МАОА, которого относят к группе “риска”, более восприимчив к окружающему миру, и вовсе не только к отрицательным его сторонам, но и к положительным. Его генетика не одномерна».

Понятие «ранимость» и «риск» так прочно засели в голове психологов, что даже самые продвинутые из них как бы не замечали пластичности, даже когда она вытекала из их собственных исследований. Белски с коллегами внимательно просмотрели результаты исследований таких знаменитостей, как Авшалом Каспи и Терри Моффит, и увидели в них кое-что интересное: когда у носителей неблагоприятных вариантов генов SERT и МАОА еще и трудное детство, это существенно повышает вероятность того, что в будущем у них возникнут поведенческие проблемы и разовьется депрессия.

Но верно и обратное: если в детстве все было в лучшем виде, то депрессия и прочие неприятности настигают носителей этих вариантов реже, чем обладателей «стойких» генов. Чувствительность берет верх над не преклонностью. Такие люди извлекают из безмятежного детства больше, чем их «нормальные» сверстники. Они расцветают. Психолог Брюс Эллис и педиатр Томас Бойс, говоря об этом феномене, проводят сравнение между одуванчиками и орхидеями. Люди-одуванчики крепкие и живучие, они — соль земли, ведущие весь свой род через испытания. Люди-орхидеи, хиреющие при плохом уходе, при хорошем превращаются в украшение человеческого рода». [Что видно среди прочего, в строении мозга человека: он «сконструирован» так, что меняется сильней обезьяньего].

Я, собственно, думаю, что именно так распространялись среди людей способности к принципиально новым занятиям каких не было ранее — за счёт биологически уязвимых (или дискриминируемых групп), но мотивированных этим заняться настолько, что они выдумывали технику, вроде камешков косноязычного Демосфена, позволяющего не только исправить дефект но и определить «полноценных», в технике не нуждающихся. А потом это изобретение остаётся в фонде популяции, и служит всем; накапливаясь с другими изобретениями этого рода, они дают кумулятивный эффект, меняют социум, а наша телесность уже «подстраивается» под общественные изменения, в т.ч. появление тех самых новых занятий, о которых пошла речь. См. «Про селекционистский подход к социальной истории-2«

А теперь немного о собственно книге. Она в целом мне очень понравилась: собственно, это первая биологизаторская книжка, где ни один из относящихся к делу фактов про связь генов, состояния и поведения человека не опущен и не перевран (99% таких текстов эти детали опускают, в силу понятных концептуальных дефектов биологизаторства). Так сказать, максимально улучшенный вариант Аси Казанцевой. См, например (дальше в кавычках везде — цитаты из книги»:

«Моос Кнудсен продолжила. Перейдем теперь к гену BDNF. Он кодирует фактор роста, который стимулирует деление клеток и образование между ними новых связей, а значит, влияет на то, как реагирует головной мозг на внешние стимулы.

Есть два его варианта. Один кодирует белок с валином в конкретной позиции, другой — с метионином. Метиониновый вариант встречается редко, у большинства людей оба аллеля — валиновые.

—У вас валиновый аллель один, — заметила Моос Кнудсен.
Я знаю, что это означает! — воскликнула я с таким жаром, что она посмотрела на меня с удивлением.

В ответ я вынула из сумки оттиск статьи, только что опубликованной в журнале Psychoneuroimmunology. Группа ученых из Еврейского университета в Иерусалиме сообщала, что женщины, которым, по несчастью, достался по крайней мере один метиониновый вариант BDNF-гена, хуже переносят стресс, чем обладательницы двух валиновых вариантов.

Авторы статьи взяли интервью у сотни человек при включенных видеокамерах и осветительных приборах, а затем предложили им решить несколько математических задач. По ходу эксперимента у них регулярно измеряли содержание в крови гормона стресса — кортизола. Среди лиц мужского пола выработка кортизола — а значит, и реакция на стресс — повышалась быстрее всего у обладателей двух валиновых вариантов BDNF-гена. У женщин картина была иной: острее всего на стресс реагировали те из них, которые несли и тот, и другой варианты.

Интересно, откуда берутся эти гендерные различия, — произнесла Моос Кнудсен, листая статью.

У израильских ученых не было ответа на этот вопрос, и мы перешли к другому гендерному различию, касающемуся одного из моих генов, а именно — гена, кодирующего фермент моноаминоксидазу (МАОА). Если помните, этот фермент расщепляет серотонин, и варианты гена с пониженной экспрессией сопряжены с повышенной чувствительностью к социальным проблемам.

Обладателей этого менее активного гена относят к категории «бойцов», потому что у них повышена агрессивность, — заметила Моос Кнудсен. — Но, похоже, это качество проявляется у мужчин и женщин по-разному. У мужчин реакция направлена наружу, а у женщин — внутрь».

[понятно, как это связано с системой угнетения женщин: до сих пор в западной культуре агрессия поощряется у мужчин и подавляется у женщин, так что гневный характер повышает статус первых но дискредитирует вторых. Равно давятся инициатива, готовность говорить на собраниях и пр. При эмансипации — скажем в ГДР и на Кубе — разрабатывались психологические техники, позволяющие это преодолеть].

Единственная мелочь, что можно поставить в укор — авторка опустила маленькую, но самую интересную деталь в рассказе про исследование Хе Джун Ким.

«Ее работа посвящена исследованию когнитивной гибкости в контексте вариабельности гена рецептора 5-НТ1Д. Физиологам известно, что этот рецептор играет ключевую роль в адаптации мыслительного процесса к различным обстоятельствам. Ким полагает, что все дело здесь в тех же С и G в его гене. Носитель G-варианта менее гибок в мышлении, следовательно, ему тяжелее менять свой когнитивный статус, чем носителю варианта С. Какую культуру ни возьми, те ее представители, которые мыслят более традиционно, в стиле мейнстрима, скорее всего, будут носителями G-варианта. Ким иллюстрирует это на примере корейцев и североамериканцев.

Как показывают антропологические и психологические исследования, между представителями восточной и западной культур в восприятии мира и самих себя существуют характерные различия. Первые более склонны к объединению, вторые — к изоляционизму. Когда корейцев, китайцев или японцев просят описать какую-нибудь картину, они говорят о ней в целом, а европейцы перечисляют детали. Ким попросила группу корейцев и группу американцев ответить на ряд вопросов — с целью выяснить степень коллективизма и индивидуализма у тех и других, а затем секвенировала 5-НТ 1А-тен у каждого испытуемого. Сравнительный анализ результатов подтвердил ее гипотезу. В обеих группах носители двух G-аллелей были наиболее яркими выразителями культурных традиций.

Обладатели двух С-аллелей, напротив, максимально отклонялись от них. Посередине располагались те, у которых один аллель был С-типа, а второй — G.

Очаровательно! — воскликнула Гитта Моос Кнудсен, когда я закончила. — Вот вам прекрасная иллюстрация того, как культурные традиции влияют на экспрессию генов, не правда ли? Вообще говоря, я полагаю, что связь между генетикой и культурой — достойная тема для будущих исследований. Это чрезвычайно интересно».

Что здесь опущено? А вот что:

«В обоих случаях G-индивидуумы более чувствительны к социальным установкам, принятым в обществе. Однако разница в этих установках приводит к разному поведению. Если в американской культуре искать помощи у друзей – нормальное решение, то для проживающих в Корее такой выбор социально неприемлем.

Чтобы убедиться, что данный эффект вызван влиянием культуры (а не, скажем, разницей «американских» и «корейских» ДНК), Heejung Kim дополнительно проверила 32 генетических корейцев, родившихся и выросших в США. Связь гена OXTR с эмоциональной поддержкой у этих добровольцев была похожа на ту, что наблюдалась у американцев, а не корейцев…

Любой ген, связанный с поведением, проявляет себя не вообще, а в социально-культурном субстрате. Как поведет себя человек, есть результат как минимум трех составляющих: генов, усвоенных стереотипов и текущего эмоционального состояния. Иначе говоря, молекулярная основа всегда реализуется на заданном фоне, причем влияние последнего может изменять конфигурацию воздействия генов по множеству различных направлений».

«Про социальную релятивность тестостерона«

Вообще замечу, что идеология автора мне достаточна безразлична по сравнению с огрехами в научной части — если последних нет, и книга интересна в научном плане, я похвалю даже идеологически неприятную. Научное знание важнее теорий, с помощью которых оно накапливается, а тем более идеологий, побуждающих «копать» природу-мать именно в данном направлении, а не ином. Но почти всегда биологизаторские книжки или опускают самое важное из относящихся к делу фактов — про социальный контекст, определяющий специфику действия генных продуктов, гормонов, медиаторов, и пр. физиологически активных агентов, и социальные влияния, формирующие поведения животного — и человека — так что они оказываются «в должном месте в должное время», чтобы реализовать эту специфику.

Или же, если (почти) ничего не опущено и не искажено, как в книге Франк, то другая беда — приводимые авторкой данные радикально расходятся с её декларациями.

А эти последние ведут нас к грустному выводу — что на Западе «расовое мышление» победило, — по крайней мере среди образованной публики, интересующейся научпопом и пр. За исключением довольно узкого сектора тех, кто относится к этому критически, читает Р.Левонтина, понимает про социальный контекст, его формообразующее влияние и пр.

Собственно, сюжет книги состоит в том, что авторка «в поисках себя» (почему она такая как есть, с такими индивидуальными характеристиками, слабостями и вкусами, а не иная?) углубляется не во что-нибудь, а в генетику — в поисках генов, определяющих всю эту радость… И в общем-то, как отлично показано в книге, потратив достаточно денег, остаётся ни с чем — ибо к «генам» для спецификации действия надо добавить социальный контекст, всё то, чему общество подвергало не только её, но и 2-3 поколения предков. (Другое дело, что это скорей был стилистический приём, она пишет чтобы заработать и преуспеть, не для самопознания. Но даже коли так, получилось вполне поучительно).

Несмотря на этот достаточно очевидный вывод, г. Франк декларирует прямо противоположное, мол, «мои гены — квинтэссенция моей личности» (а также, как утверждается в книге, национального происхождения и нац.особенностей).

«..сегодня мы живем в мире, где все перемешалось, как в коктейле, где даже сообщества, традиционно однородные, называют себя мультикультурными. И как только вы начинаете пристально всматриваться в то, что называется культурой, дать ей определение становится невероятно трудно. Культура в чем-то сходна с жидкостью — у нее нет формы. Чем глубже проникает в нашу жизнь глобализация и чем больше перемешиваются культурные традиции, тем труднее человеку определить свою идентичность в традиционном понимании этого слова. К какой культуре вы принадлежите, если ваши отец и мать родились в Пакистане, а вы сами в Англии, и намереваетесь остаться здесь до конца жизни? С кем у вас больше общего — с пакистанскими ровесниками или с английскими?
В этой какофонии хорошо бы найти какую-нибудь биологическую опору — некую информацию, которую можно считать, расшифровать и распечатать. Например, я — зулус, или немец, или датчанин, потому что это записано в каждой моей клетке, — и не важно, где и в какой культурной среде я живу. Моя идентичность «записана» в генетическом штрих-коде».

Именно так средний западный обыватель де-факто расписывается в неготовности быть личностью, опереться на «человеческое» (собственные убеждения, ценности, выбор) и пр. для определения собственной идентичности. И, будучи не лицом, а игрушкой «свободного рынка», припадает к «крови и почве», то бишь на современном уровне — к генам. Что, в общем, есть независимое доказательство бесчеловечности того общества, в котором живёт г.Франк, не думая усомниться в его единственной правильности.

Хотя авторка могла б и задуматься, когда её собственный «крестовый поход» за самопознанием к потребительской генетике дал массу интересных сведений для нас, для неё же окончился просто ничем. В том числе она так и не выяснила, немка она или датчанка, чьи культурные традиции «следуют из её генов» — на деле ничьи, только из собственного выбора. Может быть, потому, говоря о том, что много общалась с евреями, исключительно позитивно о них отзываясь, она «на автомате» транслирует негативный миф о них — мол, они «не смешивают свою кровь с нееврейской», ибо своеобразие сохраняется а объяснить она может лишь через «Blut und Boden» (на деле евреи везде более ассимилированы — и менее религиозны — чем окружающие народы, и особенно нацменьшинства).

Дальше показывается что искать идентичность в генах — такой же мираж, как и индивидуальные качества. Но западный обыватель всему этому верит настолько, что т.н. потребительская генетика стала мощным сектором рынка.

«Сегодня генетическое тестирование уже стало частью бизнеса. Так, фирма GenePartner в Швейцарии предлагает свои услуги по подбору супружеских пар исходя из анализа генов, связанных с иммунной системой. Такая генетическая совместимость якобы гарантирует счастливую сексуальную жизнь и здоровое потомство. Если у вас есть дети, вы можете узнать, к каким спортивным занятиям они предрасположены, — к тем, где требуется физическая сила, умение быстро бегать, или ловкость и изящество. По мнению авторитетных экспертов, через десяток лет генетическое тестирование может проходить каждый новорожденный, и уже через несколько лет картирование всего генома — шести миллиардов нуклеотидов — будет стоить не дороже детской коляски.

В Китае состоятельные амбициозные родители уже проводят генное тестирование своих чад дошкольного возраста и учитывают их результаты при выборе методов воспитания. Хороша ли такая практика как для детей, так и для родителей — не совсем ясно. В программу пребывания маленьких китайцев в Чунцинском лагере включено тестирование 11 генов, которые, как полагают, помогают выяснить потенциал ребенка. Дирекция лагеря посылает образцы слюны своих подопечных в компанию Biochip Corporation в Шанхае, и та дает заключение об уровне интеллекта, эмоциональном статусе, способности к запоминанию и физических возможностях испытуемых. Это заключение сопровождается рекомендациями персонала лагеря относительно будущего рода деятельности ребенка. Кем станет маленький Цзянь — топ-менеджером, выдающимся ученым или рядовым чиновником?

Если вы хотите узнать, чем одарила Природа ваших детей, и намереваетесь использовать эти знания им во благо, нет нужды посылать их в Китай. Достаточно связаться с американской компанией My Gene Profile. Вам вышлют рекламный ролик, и усатый, пышущий здоровьем агент в два счета объяснит, как сделать вашего ребенка успешным и счастливым: обращайтесь в нашу компанию, мы протестируем сорок его (или ее) генов и все вам расскажем. Вы увидите, чем занять ваше дитя после школы, как его воспитывать, какие способности развивать.

К сожалению, эти указания «здесь и сейчас», этот генетический гороскоп — иллюзия успеха. И летний лагерь в Китае, и набор тестов в Америке — вместе с прилагаемыми к ним наставлениями по доступной цене — чистого вида шарлатанство. Спросите любого ответственного генетика! Нет такого набора генов, которые могли бы рассказать о всем потенциале своего хозяина и нарисовать оптимальную стратегию его поведения. По крайней мере сейчас. Тем не менее компании, торгующие такого рода сведениями, нашли в XXI веке свою нишу.

Она также обслуживает тех, кто хочет анализом ДНК узнать «откуда он родом», подтвердить (самому себе?) важную для него этничность, или исследоваться на предрасположенность ко всяким поведенческим уязвимостям, вроде депрессий, реакций на стресс, тревожности и пр., а то и прямых болезней вроде диабета, рака груди и пр.

«… [американских негров] обуяло желание узнать о своих далеких предках — и не только о тех, кто был привезен в Америку рабами и «растворился» в других народах и культурах. Нет, они хотят проследить свое происхождение, начиная со страны, этнической группы, а еще лучше — конкретного клана из конкретной деревни. Несмотря на то, что многие из них никогда не были в Африке, они хотят отождествлять себя с нынешними жителями Ганы, Кот-д’Ивуара и других стран, даже не существовавших в рабовладельческие времена.

Интерес к генетическим корням подогревают разные знаменитости, которые прибегают для выявления своего происхождения к ДНК-тестированию. Крис Рок, известный комик, разыскал «генетического оракула» и выяснил, что его предки родом из Камеруна. Замечательная актриса Вупи Голдберг, прошедшая ДНК-тестирование в 2007 году, теперь гордится тем, что ее предки принадлежали к народности пепель, живущей в Гвинее-Бисау (министр туризма этой страны даже пригласил ее посетить родные пенаты, но она отказалась).

А знаменитая телеведущая Опра Уинфри с головой погрузилась в строительство школ для девочек в Южной Африке после того, как в 2005 году ДНК поведала ей, что ее родственники по крови — зулусы. Судьба этого народа вдруг глубоко озаботила Уинфри, но — о, ужас! — родство не подтвердилось. Тест пришлось повторить, и теперь родные места оказались в нынешней Либерии. Чем это грозит местным школьницам — пока неизвестно.

За тестирование афроамериканцев взялась фирма African Ancestry, которая рекламирует себя как единственноеместо, где есть высокотехнологичное оборудование, позволяющее «приписать» вас к определенной стране и региону в сегодняшней Африке. Ее база данных включает результаты тестирования 25 тысяч образцов ДНК от жителей 30 африканских стран, и охватывает две сотни этнических
групп. За 349 американских полновесных долларов African Ancestry проведет сравнительный анализ группы генетических маркеров клиента и коренных жителей Африки, чья ДНК содержится в базе данных, и — если повезет — откроет тайну вашего происхождения.
Эксперты, в том числе известный генетик Дебора Болник из Техасского университета в Остине, сомневаются в полноте базы данных African Ancestry. Но новоявленный бизнес по-прежнему процветает — возможно, потому, что клиенты его отнюдь не жаждут правды и только правды, им достаточно ее иллюзии. Не случайно основательница фирмы Джина Пейдж однажды заявила ВВС, что истинная цель ее деятельности заключается в изменении самооценки афроамериканцев, в том, чтобы они посмотрели на себя по-новому…

…Среди тех, кто интересуется своей генеалогией, особенно много шотландцев.
— Они непременно хотят узнать, к какому клану принадлежали их предки — к Макдоннелам, Макартурам или каким-то еще. Вслед за шотландцами идут ирландцы, затем британцы и евреи-ашкенази».

Дальше автор показывает важную социальную проблему: для людей данные потребительской генетики полезны не очень, т.к. оценки рисков для конкретных проблем сильно плавают, а перерастание риска в проблему существенно зависит от контекста.

«Важным инструментом охотников за мутациями стал в последние годы метод полногеномного скрининга, или GWAS (Genome Wide Association Studies [рус. полногеномный поиск ассоциаций]). Он позволяет выяснить, какие гены связаны с теми или иными заболеваниями или определяют те или иные признаки.
Концептуально подход очень прост. Набирают группу добровольцев, страдающих данным недугом или обладающих конкретным признаком, и контрольную группу. И тех, и других тестируют на наличие четырех известных SNP, используя генный чип. Это удивительное устройство размером с почтовую марку вмещает множество коротких кусочков ДНК, беспорядочно колышущихся, как водоросли на дне моря. Современный чип позволяет тестировать от половины до одного миллиона SNP [однонуклеотидных полиморфизмов], разбросанных по всем хромосомным ДНК.

Информацию загружают в компьютер, и с помощью специальной программы получают полную картину распределения точковых мутаций и их характеристики. Цель подобных исследований состоит в идентификации одной (или нескольких) однонуклеотидных замен, которые встречаются в геноме больного человека гораздо чаще, чем
в геноме здорового. Если такая мутация найдена, ее используют в качестве маркера данного заболевания.

Поскольку известно, где эта мутация локализуется, можно установить, какой ген она затрагивает, а зная частоту ее встречаемости, оценить вероятность развития заболевания. Таким способом мы «просеиваем геном» через мелкое сито, собираем попавшийся материал (гены) и анализируем (секвенируем) его. Выяснив, какую функцию выполняет «выуженный» ген, можно установить патогенез ассоциированного с ним заболевания и попытаться найти способы борьбы с ним…

…В январе 2008 года группа американских генетиков заявила на страницах New England Journal of Medicine, что от этих самых профилей не так уж много проку. Такие наиболее распространенные патологии, как диабет, сердечно-сосудистые заболевания, рак очень сложны по своей природе.

К ним причастна целая группа генов, но как они осуществляют свое вредоносное действие — не вполне понятно. Не следует забывать и о факторах среды. Таким образом, с уверенностью сказать, что генный профиль дает реалистичную картину вашего здоровья в будущем, нельзя…

…Уму непостижимо — насколько разную информацию можно из влечь из одного генома! Вчера — это, сегодня — другое. Не потому, что меняются наши гены, а оттого, что совершенствуются тесты и методы анализа их результатов. Есть еще проблема оценки рисков, связанная с использованием разных генных чипов. Если говорить коротко, разные тесты «настроены» на разные генные варианты.

В одних тестах на сердечно-сосудистые заболевания учитываются 7 генных вариантов, в других — только 4. Это значит, что у одного и того же пациента первая компания обнаружит «высокий» риск этого заболевания, вторая — «низкий», третья — «минимальный». Точно так же в одних компаниях заключение о риске диабета второго типа может основываться на учете только 9 генных вариантов, в других — 19. И от этого зависит достоверность оценки.

Таким образом, оценки все время «плавают». Ученые вводят новые SNP в пул уже известных, и в результате для одного генома получаются разные риски. В 2009 году New Scientist обратился к группе датских ученых с просьбой тщательно проследить за тем, как изменяется со временем риск диабета второго типа, оцениваемый deCODEme; обнаружилось, что всего лишь за пару лет в ряде случаев в оценках произошло существенное изменение. При этом тестировались не живые люди, а компьютерные симуляции почти 6 тысяч геномов с разными комбинациями SNP, ассоциируемыми с диабетом, — база данных виртуальных пациентов. В 2007 году deCODEme оценивала риск на основе 8 SNP в гене TCFL2, годом позже — уже 11, а в 2009 — 15. В результате 4 из 10 виртуальных пациентов перешли из одной категории по риску в другую, а у каждого десятого категория изменялась дважды».

А вот социальный эффект такого анализа может быть очень сильным, и часто — неблагоприятным для индивида. Прямой вред включает все ситуации, когда фирма, узнав, что сотрудник провёл анализ и выявил у себя какой-нибудь «плохой ген», его увольняет или перестаёт продвигать.

«Тут я вспомнила об одном судебном разбирательстве, связанном с генетикой, в штате Коннектикут. Некая Памела Финк неосмотрительно поведала своему работодателю из компании MXenergy о том, что у нее обнаружена роковая мутация в гене BRCA и что она в качестве превентивной меры собирается удалить себе обе груди. До этого Памела успешно продвигалась по службе, получала бонусы к каждому Рождеству, благодарности от начальства, но тут вдруг ее понизили в должности, а вскоре и вовсе уволили».

Причём хозяев, понятное дело, не интересует, насколько высок риск — сам положительный исход анализа оказывается фактором дискриминации, как в случае с женщинами, могущими уйти в декрет.

Если в научном плане произведение г-жи Франк целиком позитивно, в социальном – увы, нет. Оно и понятно – автор обслуживает обширный рынок «потребительской генетики», удовлетворяющий вышеописанные эмоции обывателей западных стран, от «самопознания через генетиков» до страхов по части «наследственной отягощённости».

Частично это продолжение традиционных для «белой Европы» страхов перед «вырождением», в последние 150 лет родивший евгенику со стерилизацией инородцев, «неудобных людей» и попросту бедняков. Частично это следствие ужесточения конкуренции в неолиберальную эпоху, когда даже белые воротнички изо всех сил борются за рабочее место – так что приходится принимать «умные препараты», принося больше прибылей фармкомпаниям, и маскировать свои уязвимости, генетические в том числе, иначе гг. бизнесмены немедля воспользуются этим к невыгоде для работника.

Собственно, капитализму естественно «бить куда больно» и пользоваться любой уязвимостью работника для того, чтобы он вкалывал больше, на худшей работе, за меньшие деньги и  с худшей охраной труда, как это происходило с женщинами, инородцами, гастарбайтерами и «цветными». А чтобы уязвмость была больше, труднее преодолимой и пр. он культивирует предрассудки, закрепляющие её и усиливающие: сексизм, расизм, дискриминация старых  и толстых. Сейчас к ним добавились геноцентризм с биологизаторством, и книга авторки нам показывает, как это работает.

На всём её протяжении она много раз озвучивает желание бизнесменов от «потребительской генетики» и зарабатывающих вместе с ними учёных «даёшь максимальную открытость данных для всех заинтересованных, волнующихся за своё здоровье и пр.» (естественно, без соразмерных обязательств компаний вкладываться в просвещение пипла, что эти данные значат и как ими пользоваться, чтобы прийти к ложным выводам).

Аргументация здесь обычная либеральная «люди имеют право на информацию, относящуюся к их здоровью», при действительно интересных и важных данных, что сама по себе информация о рисках не вредит напрямую, скажем, ухудшая психическое состояние людей из группы риска, ввергая в депрессию и пр. (т. е. патерналистские аргументы не проходят).

«Как показали результаты исследований, проведенных в США, в Международном научно-исследовательском институте Скриппса, тестирование не сказывается на психологическом настрое пациентов. В течение полугода группа ученых из этого института наблюдала за 2 тысячами людей, получавших на руки свой генный профиль с указаниями всех известных SNP (тестирование проводила компания Navigenics); никаких признаков стресса у пациентов, чей прогноз не был безупречным, не наблюдалось4.

Руководитель исследований Эрик Тоупол написал по этому поводу в New York Times: «До последнего времени мы имели дело лишь со спекуляциями на тему воздействия генетического тестирования на душевное состояние пациентов, а теперь у нас есть факты»5.

Еще одно интересное исследование провели Коллин Макбридж и его коллеги из Национальных институтов  здравоохранения США. Оно касалось заядлых курильщиков и рака легких. Курящим родственникам тех, у кого было диагностировано это заболевание, предложили пройти тест на наличие генного варианта, с достоверностью ассоциируемого с раком легких. Ожидалось, что узнавшие о невысоком риске развития у них рака легких не изменят своего поведения, т. е. будут продолжать курить, полагая, что если с риском заболеть раком легких у них все в порядке, то нечего отказываться от ежедневной пачки сигарет. Точно так же они, по-видимому, не перестали бы поедать горы напичканных холестерином гамбургеров и других «изысков» заведений фаст-фуд, если бы узнали о невысоком риске развития у них сердечно-сосудистых заболеваний.

Обнаружилось, что мотивация тех, кто решился бросить курить, не зависела от того, обнаружена у них вредная мутация или нет».

Однако она молчит  о косвенном вреде от «максимального доступа» к данной информации, который существенно перекрывает пользу (тем более что последняя неопределённа и неустойчива из-за быстрого изменения наших знаний о генах, вовлечённых в развитие разных болезней, и сильной зависимости их действия от контекста, не только социального, но и генотипической среды, о чём выше).

Естественно, хозяева немедля используют данные о генах, известных как маркеры риска развития определённых болезней, как повод для увольнения, сокращения з/пл., перевода на худшую должность и пр., имея в виду просто выжать побольше из любого работника, а это будет как бы научная отмазка.

Плюс, естественно, работодатели (и страховые компании) в условиях максимальной либерализации получат больший доступ к данным о генетических факторах риска, чем сами люди (ибо при капитализме больше возможностей у того у кого больше денег, независимо от провозглашений «свобод») и воспользуются ими чтобы причинить вред. Скажем, обмениваться данными о генетической уязвимости, чтобы платить меньше, а страховку содрать побольше, как сейчас — данными о неудобных работниках и пр. Это тёмная сторона «информационного общества», о которой радетели «свободы» не говорят.

Поэтому в интересах людей такая «свобода» должна быть отрегулирована, примерно как в Англии запрещена реклама лекарств непосредственно публике — только врачам, в противоположность США, где такого рода «свободы» максимум. Да и данные «потребительской генетики», как мягко показывает книга Франк, по ценности для потенциальных больных куда ближе к «БАДам, чем к лекарствам» (в чём её несомненная заслуга), и не стомит представлять их «лекарствами».

Причём и фирмы, и их создатели — учёные, превратившиеся в бизнесменов, и те учёные, что в таких фирмах подрабатывают — или работают, используя эти анализы для своих тем дружно требуют от общества двух вещей, равно для него неполезных. Во-первых, когда надо бороться с болезнью или проблемой — от шизофрении с инфарктом до уличного вандализма, надо все деньги бросить на поиск связанных с нею генов, оценкой риска, хотя часто образование или индивидуальный подбор режима, с диетой, здоровым образом жизни и пр. меняется легче и дешевле обходится, а результат лучше.

«В 2007 году «Британский медицинский журнал» (British Medical Journal) опубликовал большое рандомизированное контролируемое исследование, проведенное во многих местностях и финансируемое государством, результат которого был поразительно положительным: оно показало, что один метод лечения может существенно уменьшить антиобщественное поведение детей.

Этот метод был совершенно безопасен, и исследование даже сопровождалось очень убедительным анализом его экономичности. Появилось ли сообщение об этом на первой полосе Daily Mail, естественного прибежища чудесных исцелений (и зловещих скрытых страхов)? Было ли опубликовано продолжение на страницах, посвященных здоровью, с сопровождающими фотографиями, описанием чудесного выздоровления ребенка и интервью со счастливой мамой, с которой мы все могли себя отождествить?

Нет. Эту историю единодушно проигнорировали британские средства массовой информации, несмотря на их озабоченность как антиобщественным поведением, так и чудесными исцелениями, по одной простой причине: это исследование не было связано с таблетками. Оно было посвящено дешевой, практичной воспитательной программе.

В то же время на протяжении уже более пяти лет газеты и телевидение пытаются убедить нас с помощью «науки», что пилюли с рыбьим жиром улучшают детские способности. Коэффициент интеллекта (IQ), поведение, внимание, школьные отметки — все улучшается. На самом деле ничего подобного. Нам предстоит получить несколько уроков: о средствах массовой информации, о том, как не следует проводить клинические испытания, и о всеобщем желании иметь наукообразные, насыщенные медицинскими терминами объяснения наших повседневных проблем».

Бен Голдакр. Обман в науке.

Гораздо важней в социальном плане ещё одна проблема, оставшаяся за рамками изложения. Во-первых, апелляция к генам — стандартный довод компаний, отказывающихся от ответственности за ущерб, нанесённый работникам профвредностью или потребителям — их продукцией. Так, когда зашла речь об ответственности за вред, нанесённый курением, табачные компании в рамках отпора такому давлению, помимо обычного «производства сомнений» в пропаганде, создали научный отдел по исследованию вреда курения, который возглавил г-н Кларенс Литтл  — вполне безупречный учёный, но сторонник генетической концепции развития рака лёгких.

И чем больше геноцентрическое объяснение разных заболеваний, человеческих особенностей и проблем захватывает общество (в т.ч. благодаря отлично написанной книге г-жи Франк), тем легче работодателям (производителям) легче переложить бремя ответственности за профвредности и болезни на работников/потребителей, объяснив обществу «ну у них гены такие, вот они и болеют, пусть сами исследуются и не идут туда, где им вредно», одновременно умалчивая о том, что даже при наличии «генов риска» 40-80% вклада в развитие болезни приходится на средовой фактор, что есть их область ответственности. Как авторы, подверженные этой идеологии, готовы объяснять разные человеческие качества «генами», даже если по их собственным данным, последними объясняется лишь 10-20% изменчивости признака, а 80-90% средой.

Но смотрят только на первое в силу понятных групповых интересов фармкомпаний, работодателей вообще и «потребительской генетики» (даже не считая собственно идеологического выхлопа, вроде «генов ярости» и «генов интеллекта»). Об этом уже давно писал Ричард Левонтин в «Биологии как идеологии». По всему этому простым гражданам для решения их проблем полезней апеллировать к «среде», а не «генам» (в отличие от гг. бизнесменов и кормящихся от них учёных; см. хороший пример с интеллектом), а книга г-жи Франк в этом плане дезориентирует.

Рекомендуем прочесть!

Let's block ads! (Why?)

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх