Страны делятся на три типа: мертвые, коматозные и живые. Причем мертвые порою выглядят как живые, а иногда и «живее живых». Такие бывают себе подвижные, разговорчивые. Просто не видны все ниточки, через которые шевелят их конечностями умелые кукловоды. А чужое лукавое чревовещание воспринимается как их якобы собственный голос.
Но есть надежный критерий различения, опознавания, кодификации названных состояний. Это отношение к собственным ошибкам. Мертвые страны ошибки не помнят, не замечают, не артикулируют. Зачем? Мертвые ж «сраму не имут»! Коматозные тягостно ворочаются в полузабытьи, мучительно напрягают из последних сил иммунные системы, интуитивно понимая, что паралич – критическое накопление ошибок организма. И их преодоление – единственный путь к полноценной жизни. Живые просто не допускают...
К чему это я? Да к моим впечатлениям от фильма «Балканский рубеж». Смотрел его сначала с горечью. Потом с тревогой. И наконец, с надеждой...
Помню, помню, как все начиналось. Девяносто девятый год. Залитый прозрачным весенним утренним светом Бонн. («Деревня Бонн», как его называли местные). Бундестаг. Я имею честь выступить как независимый эксперт перед парламентскими фракциями. Тема – «Последствия бомбежек Югославии». Я говорил, что бомбить – безумие. С этого начнется гибель не Югославии, а всей Европы. Вальяжные депутаты слушали меня невнимательно, с нескрываемой иронией. Ну, кроме «зеленых», разве что.
А через пару часов прилетел сам «капитан Америка» – благоухающий великий и импозантный Билл. Клинтону внимали, естественно, затаив дыхание. Ловили каждое веское слово: «Бомбить надо! Это – путь к демократии. Слава послушной Европе!» Как-то так.
А я думал о Монике. Её молодые отфторенные зубки уже крепко сжались вокруг... Понимаете, о чем я. Но что ты наделала, бэби! Несколько белых капель на красном (платье), не стоили, конечно, потоков красного на белом...
Фильм начинается с бомбежки белого здания роддома. Я сам подобного не видел. Но видел своими глазами густые «фрагменты» красного (все, что остается от человека после близкого разрыва) на белых стенах телередакций, гостиниц, даже посольств. Да, стальные челюсти Моники разжали лишь титановые стелсы Ф-117. Но паршиво и горько жить в мире, где дешевое серийное платье толстушки можно обменять на богатую самобытную страну. Отсюда, наверное, и привкус горечи вначале.
Кстати, видел когда-то резвушку мельком в Белом доме. Знал бы, что так оно будет, сам бы её... Ну, это... обменял бы, собрав всю свою силу воли, эту сдобную тушку на волшебную Югославию. Не сложилось, однако, поэтому вернусь-ка к фильму.
Итак, следом за горечью возникла тревога. От ощущения, что все продается и все предается. Я раньше уже вспоминал на этом ресурсе, как пытал подвыпившего Черномырдина вопросом о том, как и за сколько продали и предали югов. Но Виктор Степанович, спецпредставитель по Югославии в то время, наверное, не раскололся бы и под скополамином, а не то что под «блэклейблом». Ушел в застольную несознанку. Но и так все было ясно.
С тревогой смотрел в фильме, как за бонусы золотой элите продавали…
Полностью читать ЗДЕСЬ
Свежие комментарии