Споры вокруг 8 Марта: женщины, свобода и равенство. Ч.1

Print PDF

Вольф Кицес, Ганс Лемке

Женщины при капитализме: неустранимое неравенство

Отвлекшись от страусов и гигантских орлов, тюкающих их под коленку, Юлия Леонидовна Латынина перешла к женской истории, см. поделку «О женщинах и свободе». Ибо дорого яичко ко Христову дню; к Восьмому же марта рыночная фундаменталистка просто обязана написать что-нибудь маскирующее тот факт, что рынок не работает для 90% населения, а живёт ими как червь яблоком — вместе с 1% выгодополучателей от него, с обслугой из перьев вроде латынинских. Большая часть этих несчастных — женщины: феминизация бедности и безработицы — явление общее для всех стран капитала, присутствующее и в самых эгалитарных обществах вроде шведского¹. Женщины недопредставлены среди собственников и перепредставлены среди пролетариев, почему женский и рабочий вопросы ныне неразделимы, и всегда были изоморфны между собой: это одна проблема, но в разном масштабе рассмотрения².

Т.е. волей-неволей, борясь за равенство (стремление к коему естественно для нас грешных, см. данные нейроэкономики), женщины ещё больше мужчин вынуждены действовать против капитализма во всех сферах социального бытия:

1) в работе, дающей удовлетворение и обеспечивающей самореализацию (мастерство и талант);

2) в освоении интересных, современных и престижных профессий, доселе считающихся «мужскими»;

3) в служебной карьере, обеспечивающей восходящую мобильность, «пропускающей достойных» к более высоким ступеням п.1;

4) в политике и следующем отсюда доступе к власти в партиях и государстве, или в профессиональных организациях — профсоюзах, академиях, etc;

5) в армии и защите Родины, с возможностью офицерской карьеры;

6) в быту, включая домашний труд, уход за детьми/старшими родственниками, воспитание детей;

7) в личной жизни, включая её сексуальную сторону.

Процессы 1)-7) и есть эмансипация³; важно, что движение к ней в разных обществах можно померить эмпирически, отвлекаясь от идеологической трескотни⁴.

Тем более что капитализм принципиально не может (левые либералы, с.-д., ревизионистские левые), а то и не хочет (все более правые политсилы) данное равенство обеспечить — при том, что с 1980-х гг. все они активно заняты женским вопросом, предлагают свои варианты его разрешения и пр⁵. Почему нет?

Дискриминация женщин нормативна для капитализма в силу его устройства per se, не из-за «патриархата» — концентрации  власти/собственности «у мужчин». Горький опыт «правого поворота» в феминизме последних 30 лет показал, что увеличением доли женщин «наверху» пирамиды этого не исцелить: как минимум в силу того, что они разделяют, воспроизводят и практикуют дискриминационные стереотипы не меньше, а то и больше мужчин (в т.ч. вследствие всё большего перекладывания воспитания на плечи «мамочек» и отцовского устранения из него). Что демонстрировалось в массе работ, начиная с классической Айреса и Зигельмана (1995)⁶. Как максимум — поскольку капитализму присущ перевес «свободы» над «равенством» при оптимизации отношений во всех аспектах социального бытия (детство, школа, работа, быт и воспроизводство нового человека).

Поэтому там полноценен лишь труд на себя и за деньги; действия на общее благо, хоть расхваливаются на словах, всеми акторами «свободного рынка» (и собственниками, и работниками) воспринимаются как уязвимость и используются в конкуренции, чтобы ущемить всю группу людей, маркируемую их совершением. И в первую очередь так обстоит дело с женским деторождением и воспитанием во младенчестве. В «производстве» новых людей первое незаменимо вовсе, второе — в значительной части, почему при капитализме то и другое кладёт на всех женщин стигму, которую они не могут избыть: какое образование ни получи, в какой бы профессии ни работай, везде

1) увольнения с безработицей феминизированы,

2) рынок труда в целом структурируется так, что женщин «выпихивают» из престижных профессий — в непрестижные, низкооплачиваемые, из занятых — в безработные, с работы — в домашнее хозяйство;

3) оба барьера распространяются на всех женщин — ко всем ним относятся так, будто они предназначены (природой ли, богом — всё едино) для «дома и семьи», не для самих себя⁷.

Хотя сегодня все женщины в развитых странах хотели б сломать эти барьеры⁸, их коллективный отпор скорей укрепил дискурс об «другой природе» женщин и «естественном предназначении» к «женским занятиям» на уровне общества в целом⁹. Ведь все возможности преодолеть барьер, вырванные у системы, ею маркируются как «позитивная дискриминация», т.е. несправедливость, которую «общество» скрипя зубами, но терпит — хотя на деле это восстановление справедливости, весьма незначительное и неполное. Это такая же ложь, как отравленный язык, называющий фабриканта «работодателем» (а то и «кормильцем») вместо законного «эксплуататора».

Женский вопрос: конкуренция и «свобода» vs равенство и господдержка

Поэтому, пока женское движение продолжает говорить на либеральном языке индивидуального успеха и конкуренции, оно будет проигрывать в долгосрочном плане, т.к. не пошатнёт гегемонии представлений о женщинах как «других», «низших» существах. Если же станет марксистским и коммунистическим, то сможет выиграть: система общественной собственности и плановой экономики максимизирует «равенство», т.ч. связь женщин с рождением и воспитанием, как минимум во младенчестве, обращается в их общую доблесть (незаменимы в воспроизводстве человеческого капитала). Которую общество так же чтит и возносит, как при капитализме — производство капитала финансового, и его «должное» распределение рынком между разными предприятиями посредством конкретных атлантов.

В такой ситуации общественные затраты на ясли, детские сады, продлёнки, отпуска по беременности и родам, уходу за ребёнком и пр. инфраструктуру¹⁰, позволяющую женщинам реализовываться в профессии, политике и т. д. независимо от участия в репродукции и выбирать степень этой последней свободно, сообразно своим интересам — есть возмещение долга за вклад в общее благо, восстановление равенства, которое полезно и правильно в т.ч. в либеральном смысле «равных возможностей», а не «женские привилегии». См. подробнее «Женский вопрос: «свобода» и конкуренция vs равенство и соцподдержка».

Сказанное — не отвлечение, но основа для понимания, почему «на всём перегоне» всемирной истории действует общее правило, связывающее борьбу за социальное равенство и атаки на классовое разделение с эмансипацией (не только женской), как причину со следствием. Все плебейские ереси (катары, богумилы, дольчиниане, гуситы etc.) независимо от писаний и догматики, вводили равенство женщин и рабов с мужчинами/свободными, и возможность им занимать почётные должности в общине¹¹. Пока христианство само было такой ересью (хотя бы отчасти), оно делало тоже самое. Собственно раннехристианские общины тем и отличались от эллинистических объединений, гражданских и религиозных, что допускали женщин и рабов к почётным должностям начальников, проповедников и пр¹².

Гуситы начали череду революций — «локомотивов истории» (см. небезынтересное буржуазное исследование их именно в этом качестве «двигателей прогресса». Вершиной  процесса стали Октябрьская революция и комдвижение по всей планете, в т.ч. ими достигнуто историческое акмэ женской эмансипации — см. исследование Р.Стайтса, крайне информативное и острокритическое. Он делает вывод, что, хотя полное равенство не достигнуто, в т.ч. вследствие ряда откатов в эмансипации, советские женщины к нему приближались куда больше западных товарок.

Как и равенство ранее отсталых народов, эмансипация женщин в странах социализма направленно реализовывалась как часть партийной политики и, несмотря на все зигзаги и отступления, в 1970-80е гг. они в этом плане сильно опередили развитые капстранами. Это верно для самых отсталых из них: Албании, Кубы, Никарагуа, Вьетнама. Скажем, на 4-хсторонних переговорах по урегулированию во Вьетнаме в Париже делегацию Вьетконга (Народный фронт освобождения Южного Вьетнама) возглавляла Нгуен Тхи Бинь, потом министр просвещения и вице-президент СРВ. В делегации противника были только мужчины. Другая женщина — Нгуен Тхи Динь была начштаба Вьетконга, первая женщина-генерал-майор Вьетнамской армии, зампред Госсовета СРВ. В действующей армии их противника — США самый старший чин женщины был лейтенантский. См. также интересную статью о женщинах в 3-х вьетнамских войнах.

Верно и обратное: контрреволюция, пробовавшая опрокинуть социализм, в той мере, в какой была успешна, немедленно сокращала представительство женщин (как и рабочих-крестьян) в органах власти. Мы писали про «демократию» «пражской весны»; ровно то же случилось в советскую перестройку. На первых «свободных выборах» в марте 1989 г. представительство женщин в Верховном Совете упало с 33% до 15.6%¹³.

Для сравнения: в 1987 г. в местные Советы избраны 49,4% женщин. Среди депутатов местных советов к концу 1970-х гг. их было 48%, в Верховном совете – 31%. Они составляют 43% профруководителей, более половины руководителей фабзавкомов и месткомов, треть судей, половину народных заседателей.

Сегодня в РФ женщин среди депутатов Госдумы всего 11.2%, в Совете Федерации 0,5%, на Украине среди депутатов Верховной Рады в 2010 г. — 8%. Составляя 56% среди госслужащих, женщины среди руководителей составляют лишь 9%, на высших руководящих должностях — 1,3%¹⁴.

Т.е. женская эмансипация — побочный продукт подъёма и политического успеха движений, выступающих за социальное равенство, против классового разделения (пусть понимаемого искажённо, в метафизической форме). И наоборот: их спад, неуспех, отступление немедленно бьют по положению женщин.

Какже тут в женской среде агитировать за капитализм, ещё и ко дню борьбы трудящихся женщин за свои права? (вид активности, для Ю.Л. вполне нелегальный, именно потому что единственно верный — иначе зачем ей так агитировать супротив даже буржуазной демократии, чуть ли не в каждой из передач)¹⁵. Опытная пропагандист/ка¹⁶ находит единственный выход — объяснять, что уши выше лба не растут, надо по одёжке протягивать ножки. Т.е. радоваться, что «в западной цивилизации женщины получили хоть что-то», а в остальном мире «женщина — это имущество или добыча мужчины», им недоступны любовь, власть, деньги и прочие важные человеку вещи.

Объяснять желательно по-учёному¹⁷, «от биологии», чтобы читатели и читательницы, приняв на веру модные ныне (пусть неверные) общие постулаты, вроде «человек — машинка для воспроизводства своих генов¹⁸», не рисковали проверить её конкретные утверждения по женской истории, антропологии, просто истории стран и народов, или этологические, про половой отбор etc. Там — амальгама глупости и вранья, обычная при обращении Ю.Л. к науке (особенно социальной, но естественной тоже), много лет служащее неиссякаемым источником мемов и лузлов. А иногда — и профессиональных разборов, в случаях, где особенно вопиёт¹⁹. Её статья к 8 марта — одна из таких, почему и следует разобрать.

К социальной истории взаимоотношений полов

Самое главное. Ложный (а скорее лживый) зачин, что «до капитализма женщины не значили ничего, лишь при капитализме получили хоть что-то». Как знают адепты «свободы предпринимательства», «хоть что-то лучше чем ничего», почему так гневаются на работников, реализующих общечеловеческое хотение получать по справедливости, отвергающих нечестную игру и пр²⁰. Мол, до капитализма женщины были «имуществом мужчины», не знали ни любви, ни свободы в других видах деятельности и лишь когда — с рождением рыцарской культуры в «белой Европе» — стали ценным призом, за который рыцари состязались, появилась возможность выбора, а с ней и свобода. На это как бы историческое суждение натянут следующий слой обоснования — квазибиологический, от асимметричной модели полового отбора²¹ до рассуждений «от Докинза» etc.

Первая ложь: «имуществом мужчины» женщина не была, а стала, причём в эпоху, которую авторка славит больше всего — на заре капиталистического развития «белой Европы», когда она по праву сильного хватала колонии, истребляла живущие там народы, ломала об колено их экономику [местами более развитую, чем у себя дома²²]: обломки удобнее переваривать²³.

До этого исторического минимума положение женщин было несравнимо лучшим. Максимум равенства полов (а кое-где и господство женщин) фиксируется в бесклассовых социумах охотников и собирателей, отчасти и ранних земледельцев, вроде омачиров у ирокезов и прочих индейцев, изученных Льюисом Генри Морганом, чтоб дать начало его модели «происхождения семьи, частной собственности и государства²⁴», воспринятой и развитой марксистами (но не только).

Дальше оно последовательно ухудшается по мере прогресса классовых обществ и государств. Но не везде — отдельные общества, где собственность и политическая власть в руках женщин, дожили до современности, будучи вполне феодальными и/или раннеклассовыми: таковы мосо, кхаси, минангкабау²⁵ и другие народы. И когда не только Латынина, но, например, вполне признанный антрополог М.Л.Бутовская («Антропология пола», разд.12.2²⁶), пишут «такого не было, никогда и нигде», то сообщают заведомую неправду.

Но даже в классовых обществах подобное ухудшение идёт не сразу, а медленно: в Мессопотамии, где случилось впервые, оно растягивается на 1000-2000 лет, см. реконструкцию Герды Лернер, рассказанную в греберовском «Долге». Вождества или ранние государства — предтечи развитых классовых обществ — на некой территории возникали «россыпью», чтобы через серию взаимоотношений, торговли и войн слиться в эти последние.

Часть из них возглавляли мужчины, часть женщины — меньшую, но вполне значимую²⁷. Во-первых, материнское право сменялось отцовским куда медленней классо- и государствообразования (особенно в регионах мотыжного земледелия, где женщины — ключевые производители, но не только), и долго право на власть наследовали именно женщины, а время от времени и реализовывали его. Вспомним Амарименас — правящую царицу (кандакию) царства Куш или пророчицу Дебору из Библии, единственную женщину среди судей.

«Она судила Израиль в то время… Она обычно сидела под пальмою… и поднимались к ней на суд сыны Израиля» (Шофтим, 4:4).

Пророчица Дебора. Иллюстрация Гюстава Доре.

На данной формационной стадии царицы фиксируются и у арабских племён — Самси, воевавшая с Тиглатпаласаром III, и более поздние — Мавия и Зенобия. И когда Ю.Л. упоминает что «в Библии женщина — это вещь», она безусловно врёт: как автор книги, пересказавшей писания вполне качественных библеистов, не знать про этот и другие примеры женской самостоятельности в св.текстах²⁸ и в жившем по ним обществе (владение и распоряжение собственностью, самостоятельное ведение дел, наследование и пр.), она не могла. И на традиционных еврейских свадьбах зачитывают отрывок из Мишлей 31:10-31, многажды сообщающий о деловых свойствах женщины, ценимых всегда высоко (особенно стихи 11, 13, 16 и 18). Тем более что в эллинистический период эмансипаторную роль сыграл рынок, де-факто устанавливающий равенство сторон в сделке, которому общество затем следует и в прочих аспектах²⁹. Чтущей его авторке следовало бы это отметить, но слишком увлеклась пропагандистской задачей…

Даже когда правили сыновья, братья, мужья и прочие родственники женщин — «держательниц» права на власть, с его передачей по женской линии повсеместно приходилось считаться. Что давало особо привилегированный статус их матерям и жёнам, создавало представительство женщин как одного из сословий, наряду с чиновниками или пигмеями, поддерживало специфические формы брака вроде лукокеша (обычай соправления брата и сестры) в Западной и Центральной Африке, «священного брака» древнеегипетских фараонов и пр.

Чем полностью перечёркиваются утверждения Ю.Л. про «игрушку мужчины»; а так как она неплохо начитана по истории (по интересующим её темам — и превосходно), подобные утверждения — враньё или, смягчим, пропаганда. Духовному отцу этого рода пропагандистов не зря приписали слова, что ложь, повторенная 1000 раз, становится правдой. Действительно, Ю.Л. очень старается, раз за разом по тексту повторяет главные тезисы, ибо, как и колченогий г-н, она добивается не правды, а эффекта, вполне наличествующего.

Но даже в феодальную эпоху положение женщин было существенно лучшим, чем в раннем, потом и классическом капитализме, когда торжествовала свобода [рук за общим столом], не тронутая ни демократией, не социальными реформами, а коммунизм, поведший действительную борьбу за эмансипацию, был пусть страшным, но призраком. В начале 19 в. женщины даже в самом свободном и демократичном обществе той эпохи — США — были «в законе мертвы», как и негры-рабы, почему Элизабет Кэди Стэнтон и другие суфражистки первого поколения были и аболиционистками³⁰.

Бывали хуже времена, но не было подлей; и именно эту эпоху больше всего прославляет Латынина, ибо тогда в странах Запада везде сильные давили слабых — бедняков, женщин и евреев внутри, «чёрных» с «цветными» вовне, не смущаясь какими-то ограничениями. «Свобода», происходящая из римского рабства, эту мерзость обслуживала, а «равенство» с «братством» притухли, бессильные после 1815 г. заставить с собой считаться. Хотя равенство — естественное состояние для нас грешных, его современное — на тот момент — обоснование было дано Просвещением и пробовало реализоваться в революциях, Американской с Французской. Но первая сильно сдала назад, вторая же проиграла.

Золотой век либерализма не мог длиться долго, «все люди рождаются равными…» было усвоено, и женщинами в том числе. К тому же вели рождённые революцией изменения армий, оружия и войны: первые стали массовыми, потом призывными, второе — всё более лёгким, скорострельным, простым в обращении, третья потребовала действий сомкнутым строем под огнём противника, делающегося всё убийственней с прогрессом вооружений. Военные потери росли, увеличивая долю женщин, самостоятельных поневоле, и своей жизнь подталкивавших общество к признанию имущественной и гражданской полноценности их пола de jure³¹.

Женское освободительное движение стало одним из тех потоков эмансипации, кто положил этой свободе предел, пусть производным от главных источников освободительных идей, иссякавшего либерального и усиливавшегося социалистического³². Они заставляли вводить всё более жёсткие ограничения на допустимые формы борьбы за существование, от запрета детского труда с требованием обязательного обучения, нарастающих ограничений рабочего дня до «четырёххвостки» и равноправия полов в брачно-семейном, трудовом, имущественном законодательстве. Последнее сделали только большевики³³ — вместе с электрификацией, научно-исследовательскими институтами, единой трудовой школой и много чем ещё³⁴, что люди мыслящие и любящие свою страну считали насущным и ранее³⁵, и чему отживший режим не дал осуществиться, как затор льда на вскрывающейся реке.

Продолжение следует

Примечания

Let's block ads! (Why?)