Рогир ван дер Вейден, "Портрет Филиппа Доброго",
(копия), ок. 1450, Берлинская Картинная Галерея.
Небольшое наблюдение, говорящее о расплывчатости границ миров духов и людей. А, вернее, сходстве устройства миров сансары.
Помнится, хранители местности (сабдаги) считают свою территорию своим собственным телом, таково их видение и переживание. Поэтому всяческий вред природе этой местности они воспринимают как телесный вред самим себе. Само собой, никаким солипсизмом тут не пахнет - переживание сабдага распространяется на всю эту местность взаимообразно. Я встретил нечто подобное и в мире людей - взяв пример из эпохи средневековья, когда человеческий фактор правителя, его характера был основой для общности жителей его территории.
"Тот, кто захочет написать историю Бургундской династии, должен будет попытаться сделать основным тоном своего повествования неизменно звучащий мотив мести, мрачный, как похоронные дроги... Все же надо — в большей степени, чем это, как правило, имеет место, когда прослеживают политические и экономические причины общего характера, — постоянно сознавать, что для современников, как непосредственных свидетелей, так и прямых участников..., кровная месть была осознанным мотивом. Филипп Добрый был для современников по преимуществу мстителем.
Да и что из политики своих государей мог бы народ понять лучше, чем незамысловатые, примитивные мотивы ненависти и мести? Преданность государю носила по-детски импульсивный характер и выражалась в непосредственном чувстве верности и общности. ...Это было чувство принадлежности к той или иной группировке, чувство государственности здесь отсутствовало". (Хёйзинга, "Осень средневековья")
(копия), ок. 1450, Берлинская Картинная Галерея.
Небольшое наблюдение, говорящее о расплывчатости границ миров духов и людей. А, вернее, сходстве устройства миров сансары.
Помнится, хранители местности (сабдаги) считают свою территорию своим собственным телом, таково их видение и переживание. Поэтому всяческий вред природе этой местности они воспринимают как телесный вред самим себе. Само собой, никаким солипсизмом тут не пахнет - переживание сабдага распространяется на всю эту местность взаимообразно. Я встретил нечто подобное и в мире людей - взяв пример из эпохи средневековья, когда человеческий фактор правителя, его характера был основой для общности жителей его территории.
"Тот, кто захочет написать историю Бургундской династии, должен будет попытаться сделать основным тоном своего повествования неизменно звучащий мотив мести, мрачный, как похоронные дроги... Все же надо — в большей степени, чем это, как правило, имеет место, когда прослеживают политические и экономические причины общего характера, — постоянно сознавать, что для современников, как непосредственных свидетелей, так и прямых участников..., кровная месть была осознанным мотивом. Филипп Добрый был для современников по преимуществу мстителем.
Да и что из политики своих государей мог бы народ понять лучше, чем незамысловатые, примитивные мотивы ненависти и мести? Преданность государю носила по-детски импульсивный характер и выражалась в непосредственном чувстве верности и общности. ...Это было чувство принадлежности к той или иной группировке, чувство государственности здесь отсутствовало". (Хёйзинга, "Осень средневековья")
Свежие комментарии