В центре села, под окнами школы немцы соорудили виселицу и согнали народ. Под барабанную дробь нудно вешали Володара Затулу 23 лет за кражу коровы у односельчанина Забашт. Но никто не плакал, не жалел его, потому что в память сельчан не запало его человеческое слово.
В нашем селе мы про партизан ничего не слышали, только с 1943 года партизаны стали приходить за продовольствием и наложили на село контрибуцию. Контрибуцию село выплатило, все таки мы жили сытно.
Мы знали, что москали идут из обрывков разговоров взрослых.
До нас мальцов никому не было дела, лишь бы не высовывались на улицу, где носились на мотоциклах немцы. Дед Хвыско на всякий случай за хатой рыл погреб с лазом.
Дед Устинко помер ночью, а утром в его хате устроили обыск, найденное оружие и боезапас полицаи выносили на улицу. Дом с телом сожгли. Только после этого случая сельчане добровольно сдали припасенное оружие. Вот так немцы сняли с Устинко все одежды и наружу перед народом высунулся старый дуралей тащивший домой все подряд, на всякий случай, про запас!
В село приехал немецкий офицер, из мужиков отобрал человек двадцать, четверых, отказавшихся служить расстрелял собственноручно, а остальных привезли из города в полицейской форме с оружием.
Старшим назначили чужого(пришлого), первое время он жил в нашей хате. Я помню, как за столом он весело рассказывал нам, как ночью сбежала от него жена с ребенком.
За дровами мы ездили в лес. Вначале заготавливали в лесу, а потом привозили на телеге. Разрешали брать только сушняк, без ограничений. Бруевичи привезли из лесу дрова и неисправный автомат ППШ без патронов, немцы расстреляли всю семью. Мои сельчане всегда имели тягу к оружию, потому что в то время автомат можно было поменять на лошадь или корову.
В 1942 году, мы с братом обнаружили в леске целехонькую русскую пушку без снарядов. Брат рассказал кому следует о находке, в следующий наш приход ее на месте не оказалось.
У нас была корова и четыре козы, летом они паслись на пастбище, на зиму надо было заготовить им сена. Сенокосы располагались рядом с болотами. Косили брат и мама, я тогда был еще мал, но помогал, чем мог. Я ходил меж кошеным и некошеным и по-детски жалел траву. Партизан я не видел. Как-то на сенокосе, у нас партизаны украли обед, но одежду не тронули.
Были сельчане, которые хвалили немецкую власть, но были и те кто ратовал за москалей. Конфликты на этой почве не возникали, потому что тесно были переплетены родственными связями.
Мой брат Олексий четырнадцати лет нанялся в пастухи на хутор Москаленки, который находился в 3 километрах от села. На работу бегал из дому напрямки лугом и через речку. Однажды, Олексий шел на хутор и попал в немецкую облаву на партизан, домой его привезли сильно напуганным наши полицаи. Немцы на его глазах расстреляли шестерых партизан - все были чужаками.
Недалеко от станции партизаны пустили под откос железнодорожный состав, погибло много офицеров и солдат. На работы по захоронению погибших полицаи забрали моего брата. Олексию сразу выдали рабочие варежки, фляжку воды и лопату.
Через каждые два часа работы немцы давали час отдыха, кормили бутербродами и кофе, затачивали лопаты. За каждую выкопанную могилу немцы дали по три банки консервов, две пачки немецкого курева и десять марок за смену. Захоронение производили немецкие солдаты."А. Шалудько. Кустанай. 1963 год.
Когда немцы въехали в село нам стало понятно, что эти надолго. В школе полицаи устроили контору, жителей и живность взяли на учет, каждой хате установили налог, продукты мы приносили в полицейскую контору. Каждый четверг из нашего села в город отправлялась телега груженная молоком, сливками, мясом, рыбой, хлебом.
Село стояло в стороне от дорог поэтому сами немцы бывали у нас редко. Зато полицаи ревностно выполняли порученную работу, ежедневно совершали обход 65 дворов, проверяли наличие жителей в каждом дворе, интересовались посторонними, осуществляли сбор оружия и боеприпасов на месте боев, собирали металлолом, помогали немцам разминировать поля и дороги, дежурили на железной дороге, охраняли мост. Перед отходом немцев полицаи озверели, пили самогон, избивали сельчан, насильничали, расстреляли старосту.
С востока днем и ночью слышалась артиллерийская канонада, красные в прах разгромили железнодорожную станцию, а в очередной четверг в город не выехала телега с продуктами - значит, совсем плохи дела у немцев.
Немцы на меня смотрели, некоторые прижав к стенке щупали, но не насильничали, хотя были среди них здоровенные. Я была обязана готовить им пищу, стирать и штопать белье, чистить обувь. Они любили ходить по дому на босу ногу, ели аккуратно, часто мылись в бане.
Скоро начались бои, красные три дня ходили на приступ, но немцы отбились. Вечером накануне волками зашли в дом, сели кушать, я им готовила и готовила, а они как с цепи сорвались ели и ели без сытости в глазах. Я тогда поняла это они жратвой свой страх глушили.
Рыбакина Алеся. 1963 год.
Полицаи в селе появились в сентябре 1941 года, жили при комендатуре. Немцы приезжали в село на заготовку мяса, масла, яиц. За пильняцким лесом немцы засеяли поля ромашкой, зверобоем и донником. Мы с мамой ходили туда на сборы, потому что немцы платили мукой. Полицаи принуждали нас ремонтировать дорогу до райцентра, к приходу наших ее привели в божеский вид.
Вокруг меня происходили события, ребята подрастали и женились, уходили в партизаны или к полицаям, Вольга Василюк вышла замуж за полицая Володара Терешко, партизаны и немцы воевали между собой, но для меня ход времени остановился, потому что у случившегося было военное лицо.
Соседка Анеля Василюк перестала навещать нас, мама по ночам сидела у темного окна, говорливая бабушка Богуся замолчала, сельчане погрузились в немоту, стараясь надежнее припрятать поглубже от всех душевное свое.
Быстро стерлось унижение оккупации, на свадьбе Богдана Корбута в 1954 году гости не смогли вспомнить примечательную подробность свадьбы Вольги Василюк - небесно-голубое платье невесты."
Яремич Астап. 1988 год.
https://www.proza.ru/2014/05/02/45
Свежие комментарии