Представляемое обращение мотивировано призывом Президента Российской Федерации к широкому общественному обсуждению содержания инициированной конституционной реформы. Реформа представляется исторически назревшей, как отражение произошедших в стране изменений, принятие курса на ресуверенизацию России, ухода от модели государственности начала 1990-х годов, сложившейся в значительной мере по итогам «холодной войны» и не без влияния внешнего воздействия, закрепляемой Конституцией 1993 года. Инициатива Президента по проведению реформы вызвала позитивный отклик среди населения России, о чем свидетельствуют социологические опросы, а также среди патриотически ориентированной части экспертного сообщества. Однако характер развертки реформы, в том числе на уровне рабочей группы по ее проведению, не может не вызывать озабоченности в отношении угроз срыва ее проведения и выхолащивания ее содержания. Анализ возникающих при проведении реформы правовых коллизий приводит к выводу о целесообразности двух этапов конституционного реформирования.
Невозможность ограничиться поправками в Конституцию
Конституционная реформа в том варианте, в котором ведется обсуждение на уровне Рабочей группы, приводит к возникновению правовых коллизий, делающих ее результаты юридически ничтожными. Путь конституционных поправок сообразно с действующей Конституцией (статья 135, 136) может относиться к содержанию глав с 3 по 8. Изменения в главы 1,2 и 9 предполагает созыв Конституционного Собрания, которое созывается на основании конституционного закона, который несмотря на то, что предусмотрен Конституцией, на настоящее время отсутствует. Конституционное Собрание, внося изменения в главы 1 ,2, 9 не может ограничиться поправками, а, согласно, пункту 3 статьи 135 главы 9 «либо подтверждает неизменность Конституции Российской Федерации, либо разрабатывает проект новой Конституции Российской Федерации». Не оговорена в Конституции и возможность внесения поправок в преамбулу Конституции, что предполагает ее неизменный характер, как описание конкретного акта принятия действующей Конституции 12 декабря 1993 года.
Однако предложенные Президентом в Послании Федеральному Собранию положения конституционной реформы не могут быть реализованы без изменений глав 1 и 2, а соответственно, не могут быть проведены без принятия новой Конституции.
Положение о приоритетности Конституции России над международным законодательством, международными договорами и решениями международных органов вступает в противоречие с положением статьи 15, пункта 4 (первой главы), заявляющей прямо обратное. Положение Послания нашло отражение в Законопроекте № 885214-7 «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации публичной власти», предлагающем изменение редакции статьи 79 (глава 3) следующим образом: «Российская Федерация может участвовать в межгосударственных объединениях и передавать им часть своих полномочий в соответствии с международными договорами Российской Федерации, если это не влечет за собой ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации. Решения межгосударственных органов, принятые на основании положений международных договоров Российской Федерации в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации, не подлежат исполнению в Российской Федерации». При этом неизменная статья 15, пункт 4 заявляет прямо противоположный подход: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Статья 15 отдает приоритет международным договорам, равно как и общепризнанным принципам и нормам международного права, а статья 79 - приоритет национальному законодательству.
Статья 16 первой главы дает в отношении возможных прецедентов возникновения такого рода коллизий следующее пояснение: «1. Положения настоящей главы Конституции составляют основы конституционного строя Российской Федерации и не могут быть изменены иначе как в порядке, установленном настоящей Конституцией. 2. Никакие другие положения настоящей Конституции не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации». Таким образом, поправки Законопроекта «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации публичной власти», вступающие в противоречие с главой 1, включая поправки в статью 79, оказываются, согласно статье 16, юридически ничтожными.
Важное значение для обеспечения национальной безопасности России имеет положение Послания о запрете на занятие высших государственных постов лицами, имеющими иностранное гражданство либо вид на жительство, позволяющий длительно проживать на территории другого государства. Однако при неизменности главы 2 Конституции РФ это положение вступает в противоречия со статьями 32 и 62 главы 2. Статья 32 заявляет о равенстве граждан России в занятии государственных должностей, праве избираться в органы государственной власти и участии в отправлении правосудия. Пункт 3 статьи 32 устанавливает в качестве ограничений в реализации этого права признание гражданина судом недееспособным и нахождение его в местах лишения свободы. Ограничений, связанных с наличием иностранного гражданства или видом на жительство в другой стране, статья 32, равно как и другие статьи главы 2, посвященной правам человека и гражданина, не устанавливает. Более того, статья 62 специально оговаривает возможность наличия у российского гражданина гражданства другого государства, что не может служить основанием умаления его прав и свобод без соответствующих законодательных изменений. Тем более, без изменений в главе 2 невозможно проведение ограничения прав на занятие высших государственных постов для российских граждан, имеющих вид на жительство в другом государстве. Статьи 19 и 27 главы 2 запрещают умаление прав граждан в зависимости от места жительства и предоставляют право на выезд из страны по своему усмотрению.
Положение Послания Президента о закрепление в Конституции принципов единой системы публичной власти, включая местный уровень, налаживания эффективного взаимодействия между государственными и муниципальными органами, противоречит духу установления статьи 12 главы 1. Сообразно со статьей 12, «Органы местного самоуправления не входят в систему органов государственной власти». Вместо идеи единства публичной власти на всех уровнях заложена идея ее разделения на государственные и местные властные органы.
Предложение по расширению социальных гарантий в Конституции, в частности, фиксации минимального размера оплаты труда не ниже размера прожиточного минимума и ежегодной индексации пенсий, невозможно без изменений главы 2 «Права и свободы человека и гражданина». Социальные гарантии гражданам излагаются именно в главе 2. Привнесение их в изменяемые главы 3-8 (перечислим их названия - Федеративное устройство, Президент Российской Федерации, Федеральное Собрание, Правительство Российской Федерации, Судебная власть и Прокуратура) выглядело бы абсурдно и не представляется возможным.
Реализация предложения Послания по закреплению в Конституции повышения статуса и роли Государственного Совета вступает в противоречие со статьей 11, приоритетной по отношению к другим главам главы 1. Пункт 1 статьи 11 дает перечень субъектов осуществления государственной власти в Российской Федерации, среди которых Государственный Совет отсутствует.
Таким образом, реализация президентской инициативы по осуществлению конституционной реформы невозможна без изменений глав 1 и 2, относящихся, соответственно, к основам конституционного строя и основам правового статуса личности. Эти изменения предполагают в свою очередь принятие закона о Конституционном Собрании и принятие новой Конституции. Поправки, которые могут быть приняты в рамках глав 3-8 можно было бы принять на первом этапе конституционной реформы, провозгласив второй этап по обсуждению и принятию нового Основного закона. Без принятия новой Конституции заявленные положения Послания Президента Федеральному Собранию не могут быть реализованы в полном объеме и их реализация, таким образом, невозможна без второго этапа конституционной реформы.
Излагаемые далее соображения о содержании конституционной реформы относятся в силу этого ко всем главам и преамбуле Конституции. В них перечислены основные позиции, требующие изменения в будущей Конституции в сравнении с действующей Конституцией, а также положения, которые отсутствуют в действующей Конституции, но привнесение которых представляется целесообразным.
1. Признание недостаточности отраженного в преамбуле позиционирования России в мире как «части мирового сообщества», целесообразность указание на особую роль и ответственность российского государства в развитии человечества, приверженности многополярному мироустройству.
Мировой конституционный опыт свидетельствует, что позиционирование государств в мире может быть и активно деятельностным, представлять собственный мироустроительный проект. Для сравнения Конституция КНР расставляет приоритеты внешнего позиционирования совершенно иначе: «Китай последовательно проводит независимую и самостоятельную внешнюю политику, решительно выступает против империализма, гегемонизма и колониализма; укрепляет сплоченность с народами различных стран мира; прилагает усилия в деле сохранения мира во всем мире и содействия прогрессу человечества».
Активный внешнеполитический курс России, идущий зачастую в разрез с позицией значительного количества государств, ориентирующихся на Соединенные Штаты Америки или иные центры силы, вступает в противоречие с позицией, заявленной в преамбуле действующей Конституции, о консолидации с мировым сообществом. Такая консолидация может быть не всегда во всем уместна.
Россия отстаивает как ориентир принцип многополярности мироустройства, право государств на собственный самобытный путь развития, что не отражено в действующей Конституции, а соответственно конституционно не легитимизировано. Идея многополярности мира и права народов на самобытное развитие позволяет трактовать позицию осознания себя частью мирового сообщества, по меньшей мере, как недостаточную для отражения позиции России в мире.
2. Целесообразность снятия запрета на государственную идеологию в понимании под идеологией значимых для российского государства ценностей и идеалов. Признание неудовлетворительным сведение высших ценностей России к правам и свободам человека.
Статьей 13 пункта 2 Конституция Российской устанавливает запрет на наличие государственной идеологии. При этом ни в одном законе, или подзаконном акте разъяснения понятия «идеология» не содержится. Следовательно, и то, что запрещается статьей 13, может трактоваться произвольно. В научно литературе насчитывается несколько десятков определений дефиниции «идеология». Чаще всего под идеологией понимается система общественно значимых идей и ценностей. Получается, что Конституция РФ устанавливает запрет на ценности и идеи, принимаемые на уровне государства.
Но без ценностей и идей даже в случае запрета принятия их на государственном уровне нельзя себе представить не одну Конституцию. Содержит определенный набор ценностей и идей и действующая Конституция, нарушая тем самым собственное установление. Так, принцип суверенности национального государства (ст. 4) предполагает, что суверенность признается в качестве ценности. Выбор в пользу демократии (ст. 1) также задается принятием соответствующей ценностной платформы. Не все сообщества, как известно, исторически позиционировались как демократические. Такая же ценностная развилка возникает при выборе между федералистской и унитарной моделью государственности, республиканской и монархической формами правления (ст. 1). Принцип светскости государства (ст. 14) имеет в основании ценностную систему секулярного общества. Другие характеристики государства – правовое и социальное – также имеют соответствующее ценностное наполнение (ст. 1, 7).
Статья 2 Конституции РФ открыто легитимизирует категорию высших государственных ценностей. Указывая, что высшая ценность Российского государства существует, она тем самым признает и наличие государственной идеологии. В качестве высшей ценности Конституция РФ определяет «человека, его права и свободы». Идеология, заявляющая высшей ценностью права и свободы человека – это, в соответствии с классическими трактовками, идеология либерализма. Статья 2 Конституции РФ, таким образом, устанавливает либеральную государственную идеологию в России. Возникает коллизия между статьей 13, запрещающей государственную идеологию, и статьей 2, ее утверждающей. Исторически либерализм, как идеология, был отвергнут подавляющим большинством российского общества, о чем не единожды заявлял и Президент Российской Федерации. Но Конституцией он в противоречии с позицией большинства фактически закреплен.
При введении запрета на государственную идеологию в Конституции РФ положение представлялось так, будто бы Россия переходит на тип жизнеустройства, характерного для «цивилизованных», «правовых» государств мира. Однако анализ конституционных текстов других современных государств показывает, что эта апелляция основывалась на ложной информации. Непосредственный запрет на государственную идеологию существует только в конституциях России, Болгарии, Узбекистана, Таджикистана и Молдовы. В конституциях Украины и Беларуси запрещается установление какой-либо идеологии в качестве обязательной. В отличие от Конституции РФ здесь речь идет не о недопустимости ценностно-целевого выбора для государства, а о недопустимости ограничения гражданских свобод, что является другой постановкой проблемы.
В Чехии государственная идеология запрещается посредством использования в Конституции формулировки - «государство основывается на демократических ценностях и не может быть связано ни исключительной идеологией, ни вероисповеданием». Аналогичным образом этот запрет формулируется в Конституции Словакии. Но и в данных случаях он менее императивно выражен, нежели в Конституции России. Апелляция к демократическим ценностям в Конституции Чехии указывает на то, что ни одна группа не может обладать исключительным правом навязывать народу свою идеологию, но вовсе не на запрет ценностного выбора на основе общенародного консенсуса. В любом случае запрет на государственную идеологию имеет место лишь в конституциях посткоммунистических государств. Принятие этого запрета в качестве следствия соответствующего идеологического поражения очевидно.
В некоторых конституциях устанавливаются ограничители для идеологии. В конституциях Португалии и Экваториальной Гвинеи этот запрет относится к сферам образования и культуры. Бельгийская конституция декларирует данный принцип как идеологическую «нейтральность» образования. Конституции Бразилии, Андорры и Анголы устанавливают другой ограничитель – в виде запрета на «идеологическое цензурирование». Но, даже добавив к перечню стран, запрещающих государственную идеологию, группу вводящих частичное ограничение на ее распространение, таковых оказывается очевидное меньшинство. В подавляющем большинстве конституций стран мира запрет на государственную идеологию отсутствует.
Категория «высшие ценности» присутствует не только в Конституции России и конституциях постсоветских государств. Но в отличие от постсоветского кластера, перечень высших ценностей заявляется в них, как правило, более широким списком. Свободы и права человека не отрицаются, но оказываются одной из позиций ценностного перечня. Так, к примеру, в Конституции Бразилии помимо личных прав и свобод в него включены социальные права, безопасность, благосостояние, развитие, равенство и справедливость. Соответственно, и в будущей Конституции России перечень высших ценностей должен соответствовать действительным высшим ценностям российского народа, включая, в частности, ценности суверенитета и любви к Родине.
Запрет на государственную идеологию при утверждении де-факто идеологии либерализма означает неревизионируемость либерального выбора. Этот выбор заявляется не в качестве определенной идеологии, а как данность. По сути, запрет на государственную идеологию в России означает запрет на пересмотр идеологии либерализма.
В ситуации юридической неопределенности понятия идеология важно подчеркнуть, что речь должна идти о закрепляющей объединяющей национальной идеи, а не идеологий отдельных партий или общественно-политических групп. Целесообразно конституционное позиционирование России как правового государства, опирающегося на традиционные духовно-нравственные ценности российских народов. Правовой характер российской государственности должен подчеркнуть императивность действия закона и системы права в целом, опора же на традиционные духовно-нравственные ценности – то, что в основе закона и права лежат идентичные многовековые историко-цивилизационных накопления России.
3. Изъятие из Конституции приоритетности международного права над национальным, включенности в национальное законодательство, позиционируемых как общепринятые принципов и норм международного права. Признание установления приоритетности международных принципов, норм и договоров, как противоречие с ценностью суверенитета России.
Приоритетность международного права противоречит идее суверенности России. Включенность общепризнанных принципов и норм в правовую систему России устанавливают ее несуверенное положение.
Сама категория «общепризнпанности» представляет собой спорный теоретический конструкт, противоречащий реализуемой Россией установкой на формирование многополярного мира. Нет ни одного положения, которое, безусловно, можно было бы считать универсальным для всех без исключения сообществ. Следовательно, общепризнанность является определенным допущением о наличии некоего политического субъекта, наделенного правом заявлять нормы и принципы от лица всего человечества. Сам по себе такой подход уже есть умаление национальных суверенитетов. Легитимизация политического субъекта, надстоящего над суверенностью отдельных государств, прямо противоречит доктрине суверенности.
Традиционный аргумент, что «общепризнанные принципы и нормы» общепризнанны в том смысле, что устанавливаются решением большинства государств, также не выдерживает критики. На момент начала Великой Отечественной войны большинство государств Европы входило в фашистский блок. Европейская «общепризнанность» прямо противоречила на тот момент суверенности СССР. Как Российская империя, так и Советский Союз исторически реализовывали собственный проект, диссонирующий с фарватером развития большинства государств мира. Принцип общепризнанности лишает государства права на выдвижение собственной альтернативной ценностной позиции проекта, лишая его в этом смысле оснований суверенитета.
В подавляющем большинстве конституций стран мира апелляций к «общепризнанным принципам и нормам» не содержится. В устанавливаемой ими ценностной иерархии приоритетной ценностью является суверенитет. Характерна в этом отношении выдержка из Конституции Ирландии: «Ирландский народ настоящим утверждает неотъемлемое, неотчуждаемое и суверенное право избирать собственную форму правления, определять свои отношения с другими народами и развивать свою политическую, экономическую и культурную жизнь в соответствии с его собственными склонностями и традициями».
В Постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. дается пояснение, что содержание принципов и норм международного права раскрывается, «в частности, в документах Организации Объединенных Наций и ее специализированных учреждений». Из этого пояснения, с характерной оговоркой – «в частности», следует, что не только ООН и его структуры генерируют «общепризнанные принципы и нормы», имеющие в России приоритет над национальным законодательством. Другие акторы, стоящие над российским законодательством не уточняются, но предполагается Постановлением, что таковые существуют.
Безусловно, поражает российский суверенитет, как и традиционные духовные ценности России, предписание следовать принципам и нормам не только самой ООН, но и его специализированным институтам. К таким решениям специализированных институтов ООН относится, например, принятая в 2011 году Советом по правам человека ООН резолюция, направленная на защиту прав секс-меньшинств. Она предусматривает создание специальной комиссии, осуществляющей ревизию национальных законодательств на предмет выявления положений, ущемляющих интересы представителей LGBT-сообщества. Несмотря на голосование России против резолюции Конституция Российской Федерации фактически предписывает ей принятие резолюционных решений.
Положение об «общепризнанных» нормах и / или принципах международного права не является универсальным для мирового конституционного законодательства. Большинство конституций стран мира соответствующих апелляций не содержит. Такого рода положения присутствуют в конституциях следующих государств: Австрии, Азербайджана, Армении, Беларуси, Болгарии, Венгрии, Германии, Греции, Грузии, Йемена, Ирака, Италии, Ирландии, Киргизии, Литвы, Молдовы, Монголии, Португалии, Румынии, Словении, Узбекистана, Украины, Туркмении, Хорватии, Чехии, Эстонии (подавляющее большинство – это бывшие страны СССР и социалистического содружества государств). Однако контекст использования этих положений и их смысловое содержание имеет принципиальное отличие от российского случая.
Конституция РФ апеллирует к «общепризнанным принципам и нормам» шесть раз - преамбула, статья 15, статья 17, статья 55, статья 63, статья 69. Это больше, чем в любой другой конституции стран мира (за исключением Грузии). В подавляющем большинстве случаев в конституциях стран мира положение об общепризнанных нормах и принципах международного права относится к сфере внешней политики государств. Подразумевается нерушимость границ, невмешательство во внутренние дела друг друга. Пример соответствующего подхода дает, в частности, ст. 10 п. 1 Конституции Монголии: «Исходя из общепризнанных норм и принципов международного права, Монголия будет вести миролюбивую внешнеполитическую деятельность». В этом же контексте соответствующее положение использовалось в Конституции СССР 1977 г.: «Статья 29. Отношения СССР с другими государствами строятся на основе соблюдения принципов суверенного равенства; взаимного отказа от применения силы или угрозы силой; нерушимости границ; территориальной целостности государств; мирного урегулирования споров; невмешательства во внутренние дела; уважения прав человека и основных свобод; равноправия и права народов распоряжаться своей судьбой; сотрудничества между государствами; добросовестного выполнения обязательств, вытекающих из общепризнанных принципов и норм международного права, из заключенных СССР международных договоров».
Конституция РФ не просто говорит о существовании «общепризнанных принципов и норм», но, в отличие от большинства конституций стран мира, использующих апеляцию к общепризнанности, инкорпорирует их в собственную законодательную систему и отдает им приоритетность по отношению к национальному законодательству. В таких формулировках, как в России, положение об общепризнанных нормах и принципах обнаруживается только в Конституции Австрии и Основном Законе Германии. Соответствующие положения появились в конституционном праве этих государств после поражения в Первой мировой войне и были воспроизведены после очередного поражения уже после завершения Второй мировой войны. Они представляли собой исторически фиксацию ограниченности суверенитета потерпевших поражение государств. Заимствование этих прецедентных положений для Конституции РФ прямо указывает, что и законодательство России производно от факта поражения в «холодной войне».
Исходя из вышеизложенного, положение об общепризнанных нормах и принципах международного права в случае разработки новой Конституции России было бы целесообразно купировать. За основу легитимности заключаемых и действующих международных договоров мог быть взят критерий непротиворечивости Конституции России и высшим ценностям российского общества, а не новеллам международных органов, безосновательно претендующих на общепризнанность.
4. Пересмотр гипертрофированного понимания отделения церкви от государства, отказ от подхода, приравнивающего традиционные российские религии к сектам.
Вопрос о религии – один из наиболее слабо представленных компонентов Конституции РФ и диссонирует с мировой конституционной практикой. Понятия «Церковь», «конфессия», «религиозный культ», «традиционные религии», «вера» и т.п. вообще ни разу не упоминаются в Конституции. Показательно, что при акцентировании внимания на многонациональности России, игнорируется ее конфессиональная неоднородность.
Закрепленное в статье 14 понятие «светское государство» не расшифровывается ни в одном из действующих законодательных положений. На практике под ним зачастую подразумевается атеистическая государственность. Очевидна также некорректность формулировки отделения религиозных объединений от государства. Это выглядит как своеобразное отлучение Церкви.
Положение о светском характере государства присутствует в очень ограниченном перечне конституций стран мира. В современной России принцип светскости гипертрофирован. Сам термин «светское» следовало бы изъять, как создающий смысловые противоречия.
Целесообразно принятие конституционного положения, препятствующего распространению тоталитарных сект и иностранных религиозных организаций в России. Роль традиционных религий России должна быть акцентирована в качестве духовных основ российского общества.
Целесообразно учесть и мировой конституционный опыт. Светский характер государства декларируется в меньшинстве Конституций стран мира, тогда как большинство апеллирует к идентичным для соответствующего общества религиозным традициям. Во многих конституциях заявляются приоритетные позиции в государстве определенной религии. Эта приоритетность может быть выражена определением ее в качестве государственной, официальной, господствующей, традиционной религии или религии большинства. Статус официальной, или государственной религии закрепляет, например, позиции евангелическо-лютеранской церкви в конституциях скандинавских государств. Другим способом декларации об опоре государства на определенную религиозную традицию является указание на ее особую роль для соответствующего сообщества. Король в Дании, Швеции и Норвегии должен, согласно конституционным текстам, обязательно принадлежит к евангелическо-лютеранской церкви. В Греции православная церковь определяется как господствующая, в Болгарии – традиционная. Об особой поддержке государством римско-католической церкви заявляет, например, конституция Аргентины. Конституция Мальты устанавливает преференцию церкви толковать, «что справедливо и что ошибочно». Христианское религиозное учение предписывается к обязательному преподаванию в мальтийских школах. Перуанская конституция подчеркивает особую роль католической церкви как важного элемента исторического, культурного и морального формирования Перу. На особую историческую роль православия указывают конституции Грузии и Южной Осетии. Испанская конституция, заявляя с одной стороны, что никакое верование не может иметь характера государственной религии, с другой стороны предписывает органам публичной власти «принимать во внимание религиозные верования испанского общества и поддерживать вытекающие из этого отношения сотрудничества с Католической церковью и другими конфессиями (т.е. поддерживать именно католицизм как религию большинства).
Особый тип конституций представляют конституции исламских государств. Определенные положения исламской религии прямо инкорпорированы в их конституционные тексты. Основной низам королевства Саудовской Аравии прямо указывает, что настоящей конституцией страны является «Книга Всевышнего Аллаха и сунна Его Пророка». Земные законы рассматриваются как производные от Божественных установлений. Производность законодательства из шариата является общей характерной особенностью исламских конституций. О приверженности буддизму заявляют конституции Бутана, Камбоджи, Лаоса, Мьянмы, Таиланда, Шри-Ланки. Конституция Шри-Ланки вменяет в обязанность государства обеспечение защиты и изучения населением учения Будды.
Конституция России, как известно, ни к одной из религиозных традиций не обращается. Православие, как религия большинства российского населения, равно как и другие традиционные российские религии, в ней также не упомянуто. Соответствующее указание целесообразно внести в преамбулу будущей Конституции России.
Следует внести ограничения в отношении свободы распространения религиозных убеждений, если они противоречат традиционным ценностям России (статья 28 действующей Конституции). Целесообразно ввести разграничение между свободой веры и свободой распространения религиозных убеждений. Свобода веры не может иметь ограничений. Но ограничения в отношении распространения религиозных убеждений (проповеди) желательны. Реализуя право свободно распространять религиозные убеждения, в России распространились различные антироссийские и антисоциальные религиозные движения. Многие из них определенно работают на поражение суверенитета российского государства, связаны со спецслужбами геополитических противников России, и неограниченность в свободе вероисповедания представляет угрозу для нравственного и психического здоровья российского населения.
5. Упоминание в Конституции Бога, в возможной формулировке ответственность перед «Богом или собственной совестью».
Одной из главных современных проблем как для России, так и мира в целом, является отсутствие нравственных идеалов. Традиционно в различных исторических сообществах и в России, в частности, эти идеалы выражались обращением к Богу. В этом отношении апелляция к Богу в будущей Конституции России может иметь большое духоподъемное значение. Для верующей части общества упоминание Бога в Конституции означало бы наличие сакральных основ в российском государствостроительстве.
Несмотря на распространенное представление об универсальности принципа светскости большинство конституций мира содержат апелляцию к существованию Бога. Категорией «Бог» оперируют и более половины Конституций европейских стран. С апелляции к Богу открываются преамбулы многих конституционных текстов. Германская Конституция: «Сознавая свою ответственность перед Богом и людьми…». Греческая Конституция: «Во имя Святой, Единосущной Неразделимой Троицы…». Ирландская Конституция: «Во имя Пресвятой Троицы, от которой исходят все власти и к которой как нашей последней надежде должны быть направлены все действия человека и государства, Мы народ Эйре, смиренно признавая все наши обязанности перед нашим священным Господином Иисусом Христом, который поддерживал наших отцов в столетних испытаниях…». Все перечисленные государства признаются правовыми и демократическими, и апелляция к Богу не ставит под сомнение соблюдение ими права на свободу совести.
Осознавая, что помимо верующих, значительную часть современного российского общества составляют атеисты, агностики, представители религиозно-этических школ, в которых понятие Бог отсутствует, обращение к Богу не в будущей Конституции России не должно иметь императивного характера. Опыт таких обращений также дают Конституции стран мира, в частности, Конституция Польши: «ощущая ответственность перед Богом или перед собственной совестью». Неимперативность закрепления обращения к Богу в будущей Конституции России снимает возможные и уже предъявляемые в свете дискуссии вокруг конституционной реформы обвинения, что будто бы внесение в Основной закон слова Бог нарушает права неверующих и принцип свободы совести.
6. Упоминание в Конституции русской идентичности в возможной формулировке «русский народ и все братские народы России».
В действующей Конституции России парадоксальным образом отсутствует какое-либо определение идентичности того сообщества, от имени которого и принимается Конституция. Нет в нем ни слова «русские» (оно используется единственный раз в отношении языка – статья 68, но не идентичности), ни даже «россияне». Используется маркер «многонациональный народ России», который при замене названия страны мог быть использован и в любой другой Конституции. Между тем в конституционных текстах подавляющего большинства других государств, в том числе этнически неоднородных, национальная идентификация содержится. В Конституции СССР использовалось понятие «советский народ», трактуемое как новая историческая общность.
Указание на историческую роль русского народа в государствообразовании России, равно как значение русского языка и русской культуры в формировании единой российской общности, имеет принципиальное значение для историко-культурного воспроизводства российского социума, обеспечения самосознания составляющего большинство русского и единства культурного пространства. Сама по себе такая фиксация не умаляет другие народы, не ограничивает их прав и не дает преференции представителям русского народа. Имея исключительно историко-культурную апелляцию, она лишь указывает на обстоятельства возникновения и развития России, основания российского цивилизационогенеза.
Купирование угроз националистической трактовки упоминания русской идентичности может быть предусмотрено посредством обращения к опыту других Конституций, и в данном случае Конституции Испании – «испанцы и все народы Испании». В Конституции России эта формулировка может быть предъявлена в следующем виде – «Русский народ и все братские народы России». Такая формулировка, с одной стороны, содержит указание на русскую национальную идентичность и подчеркивает ее особую роль, с другой, подчеркивает многонациональность российской общности, поддерживаемую не на принципах толерантности, а братских отношений между народами.
Окончание здесь
Свежие комментарии