За первоистоком сущего (продолжение)

начало

Последний философ Запада

Последний философ Запада признался однажды, что мыслил в действительности не он, мыслилась мысль сама из глубины мысли. Ни в этом ли тайна Запада? Ни в этом ли сама сущность Фаустовской культуры? В ее основе безликое, безличностное, бесчеловечное, обожествившее себя мышление.

Византийцы

Корабль покинул берег Италии и через Адриатическое море направился в Империю Ромеев. Кричали чайки, бились о борт волны. Матросы дружно разворачивали паруса. Два грека задумчиво и печально смотрели вдаль. Их разговор был понятен только им. Их разговор до конца времен разделил судьбы христианского Запада и христианского Востока.

- Я так и не понял, Гемист, зачем ты участвовал в этом сборище, которое мы почему-то до сих пор называем Вселенским Собором. Зная о твоем тайном язычестве, я не могу понять, зачем ты поддерживал нас, выступал перед латинянами с православных позиций, доказывал им исхождение Святого Духа только от Отца.

- Наконец-то, ты решился спросить меня об этом, о мой самый талантливый ученик! Раньше почему-то ты не задумывался! Зная о моем платонизме, ты принимал мои выступления, делал вид, что доволен ими. Ты готов был использовать мою ложь в своих корыстных целях.


- Да, Гемист, в этом грех мой. Слишком многое было поставлено на кон. Я, действительно, думал за счет твоих философских дарований склонить латинян к принятию наших догматов. Теперь я раскаиваюсь в этом.

- Поздно, Марк Евгеник! Уже поздно!

- Да! Поздно! Боюсь, что князь мира сего затеял через тебя какую-то хитрую игру с нами – христианами.

- Правильно, что боишься! Игра, в которую я сыграл с вами, действительно, хитрая. Теперь, когда мы отправились на Родину, когда ничего уже изменить нельзя, я могу спокойно открыть тебе, в чем ее суть.

- Открой, если считаешь нужным.

- Я согласился участвовать в Соборе только для того, чтобы под его прикрытием переправить на Запад верным и надежным людям подготовленное мной собрание сочинений моего бога.

- Ты имеешь ввиду Платона?

- Да, Марк, Платона. Поражаюсь, как хорошо ты знаешь меня!

- Я же твой ученик.

- Самый лучший.

- И все же главным образом я ученик Христа.

- Я воспринял это как предательство.

- Но зачем, Гемист, ты отдал латинянам труды своего бога?

- О-о-о! С этих сочинений начнется там новая эпоха! Я бы даже сказал: «новый эон времени». Великое возвращение в прошлое. Западная часть христианского мира – самая боевая и сплоченная – отколется от вас. Османы скоро, я уверен, уничтожат и Восточную. С кем останетесь?

- Ах, Гемист! Ты заблудился безнадежно в своем язычестве! Запомни! Божественная Истина не связана с историческим успехом, с исторической победой. Наоборот, история отвергла ее, распяла ее на кресте. Христос умер и воскрес. Точно так же и мы должны пройти через смерть и воскресение.

- Ты хочешь сказать, что Империя Ромеев должна умереть, чтобы воскреснуть? Интересно знать, каким образом.

- Это одному Богу известно. Но на смену Второму Риму обязательно придёт Третий Рим.

- Какая глупость!

- Да, верно, глупость! Для разума мира сего, для его мудрости наша вера – безумие! Но безумие наше всегда побеждало вашу философию.

- Думаю, Марк, когда-нибудь в будущем наши миры столкнутся: мой «Возрожденный» и твой «Воскрешенный».

- Мой «Третий Рим» и твое «Возрожденное язычество»?

- Мои олимпийские боги и твой Христос! Это будет последняя битва в истории человечества!

- Битва, о которой писал Иоанн Богослов в своем Откровении!

6888 год

В чем же все-таки предназначение России? Она была выкована Православной Церковью из осколков Руси для осуществления в истории сверхисторической задачи. Будучи свободной, не обремененной выходом в Улусе Джучи, пребывая тихо и незаметно на просторах Евразии, Православная Церковь создавала духовный монолит для последней битвы с мировым злом.

Митрополит Кирилл не просто переехал из Киева во Владимир, он нашел наиболее безопасное для всех православных место в рассыпавшейся Политии Рюриковичей. Митрополит Петр не просто переехал из Владимира в Москву, он определил точку сбора всех православных сил. Митрополит Алексей не просто возводил стены при малолетнем Дмитрии, он сооружал неприступную цитадель для Второго пришествия, которое могло свершится, с его точки зрения, в 6888 году от сотворения мира.

О компьютерной симуляции

- Как тебе гипотеза Ника Бострома о том, что наш мир, и мы в этом мире всего лишь компьютерная симуляция сверхразумной, сверхмогущественной цивилизации, достигшей постчеловечской ступени развития?

- Подобные идеи сами себя уничтожают, ибо внутри себя имеют логическую червоточину. Смотри. Допустим, мы живем в компьютерной симуляции, но тогда все наши мысли определены не нами, а значит и само это предположение - такая же симуляция. Что бы я ни подумал, что бы я ни решил – это не моя мысль, это не мое решение! Как нам здесь отличить истину от иллюзии, реальное от нереального?

Как встать по ту сторону симуляции? Никак! Таким образом, наше предположение заводит нас в логический тупик, из которого нет выхода. Поэтому, я считаю, его следует отбросить!

Сорбонна

Сорбонна! Философский факультет! Место, где я действительно родился, где по-настоящему стал самим собой, место, где я увидел истину истины, сущность сущности, бытие бытия.

Сорбонна! Из всех своих известных и безвестных, заблудших во времени детей, ко мне одному ты проявила благосклонность, мне одному подарила свое самое сокровенное сокровище. Не мудрость, не знание, не понимание, но нечто божественное, сверхсущее, запредельное.

Что это значит? Что значит божественное? – Спросите вы. И я отвечу: право по своему желанию создавать миры, способность по своему капризу творить вселенные. То, что греки называли «поэзисом», то, чему всегда завидовали философы, находясь в рабском плену у своих истин и идей. О, как проклинали они нас! О, как хотели изгнать из своего «умного космоса»!

Да, верно! Правильно! Я поэт: божество в божестве, божество божества, непостижимое непостижимого. Я – поэт, переживший тайну тайн как свою собственную тайну, испытавший муку Бесконечного, как свою собственную муку.

Мои стихи, словно молитвы помешанного, вызывали ненависть у одних и восхищение у других. Мои стихи, словно прозрения бесноватого, разрушали системы и сбрасывали догматы. Мои стихи, словно нищие скитальцы, появлялись и исчезали в разных журналах Европы. Но только Сорбонна собрала их в одну книгу, в один свиток, в один узор и пригласила меня на торжественную встречу с самим собой.

Красивый, светлый зал в романском стиле. Я никогда здесь не был во время обучения. Странная публика. Размытые пятна, произносящие длинные речи о важности поэзии в современном мире. Размытые пятна, задающие мне вопросы и сами же удивительно тонко и изысканно на них отвечающие. Только в конце этого поэтического вечера я понял, что от волнения и суеты не надел очки, которые лежали у меня в кармане, поэтому видел все не так, как средний нормальный человек, а так, как художник-авангардист, дегуманизировавший свои образы, освободивший их от антропоморфных схем. Я достал очки, опустил их на нос и снова вернулся в обыденную реальность, в «объективный», «материальный» мир. Это было своевременно, ведь ко мне подошел великий гуру Европы и протянул мне фужер с шампанским. Мы выпили. Я расписался в его экземпляре моей книги. Странно, что он выбрал не французский, а русский вариант. «Почему», - спросил я. «Перевод и оригинал – совершенно разные произведения». «Ну, тогда вам придется овладеть языком Ивана Грозного и Владимира Ленина». «Вы могли бы сказать: языком Достоевского и Чехова. Но почему-то выбрали иную пару». «Если бы я так сказал, я попал бы в сформированный Вами «положительный образ» России и нам не о чем бы было спорить». «А Вы хотите говорить со мной от лица Ивана Грозного?» «Нет. От лица тех, кто за ним стоит». «Кто же за ним стоит?» «Каппадокийцы, Ареопагитики, Палама».

- Хорошо. Согласен! Тогда скажите мне: кто в нашем разговоре говорит? И что ему нужно от разговора?

- Говорит тот, кто всегда по ту сторону слов и мыслей. Он использует разговор как трамплин, чтобы прыгнуть в непостижимое.

- А я думаю, что нет никакого «по ту сторону». Есть разговор, но без говорящих, который сам себя порождает, сам себя продолжает сквозь пространство и время. Однако сами пространство и время находятся внутри разговора, а не вовне.

- Не соглашусь! Есть события, совершающиеся в нас, но выходящие за пределы слов, за пределы мышления. Что происходит с восточным подвижником, когда он пребывает в безмолвии? Что происходит с верующим, когда он замираем перед святыней, что происходит с поэтом, когда он не в силах произнести ни слова перед чудом красоты?

- Ничего не происходит! Просто разговор рвется, чтобы начаться вновь.

- Но что свершается в этом разрыве, в этой священной паузе, в этом умопомрачительном молчании? Почему человек выходит из него преображенным, возрожденным, пресыщенным мудростью. Пустое ничто не способно на такое! Пустое ничто не плодоносит!

- Пойми ты наконец! Нет человека! Нет Бога! Нет бытия и небытия! Вернее, они есть, но внутри разговора, как его самые сладкие иероглифы. Вне дискурса они лишены сути. Даже разрывы и паузы находятся внутри разговора. Даже молчание является молчанием лишь по отношению к словам, пребывая внутри потока слов. И сама смерть есть всего лишь понятие внутри системы понятий, имеющее смысл в контексте этих понятий.

- Если нет ничего, кроме слов, если за словами не скрывается иная реальность, то нет и слов. Если разговор замкнут в самом себе и ничего не открывает вне себя, то он ничем не отличается от бессмысленного шума, от бессодержательного скрежета, от пустого бормотания!

- А мы не знаем, что происходит внутри бормотания, поэтому и не можем сравнить с ним разговор. Что, если там бессмертные боги беседуют о чем-то друг с другом? И каждое их слово содержит в себе океан смыслов!

- Возможно, это было бы так! Возможно, я согласился бы с Вами. Но однажды Само Слово, бесконечное в Себе, обладающее всей полнотой содержания, захотело выйти из Себя, захотело сотворить мир вне Себя. Захотело в этом мире по своему образу и подобию сотворить человека.

- Намекаете на библейский сюжет?

- А потом это Слово, когда мы запутались, заблудились в словах и посчитали истину игрой слов, воплотилось, вочеловечилось. Из любви к нам Оно приняло от нас крестные муки и смерть. Приняло смерть, чтобы на третий день воскреснуть из мертвых и дать возможность нам соединиться с воскресшей плотью. Соединиться, чтобы обрести вечность.

- Детская сказка, мой друг! Уже давным-давно пройденная нами где-то там, в далеком прошлом, может, миллион лет назад, а может, миллиард. Вот послушайте Ваше стихотворение! Им я опровергну Вас! Вернее, оно само опровергнет Вас, как своего творца.

Я – пустота. На мне костюм и маска.

Я возомнил, что существую здесь,

Что образ мой не просто холст и краска,

Что я реален в мире, что я есть.

Откуда во мне это убежденье?

Кто обмануть сумел мой разум мной?

Как призрак я скитаюсь в заблуждении

С огромною в самом себе дырой.

Да. Это я. Это мое стихотворение. Я написал его в минуты уныния и обрушил мир, растоптал созданное Богом бытие. Я употребил дарованное мне небом вдохновение во зло людям. Теперь моя книга будет смертоносным пламенем разжигать в их душах ад. Что же мне делать? Как искупить свой грех? Я снял очки. Собеседник мой вновь превратился в пятно. Оно соединилось с другими пятнами, образовав огромную червоточину, пожирающую все вокруг себя. В нее проваливались дома, улицы, машины, люди. Ее надо было немедленно чем-то заткнуть. Чем-то равным ей. Мысль, словно молния, озарила мое сознание: тот, кто создал черную дыру, тот имеет и власть над нею. Больше ни о чем не думая, я разбежался и прыгнул в бездну.

Короткий путь спасения

Опричнину Ивана Грозного, ее духовный, метафизический исток можно попытаться объяснить из «Лествицы» Иоанна Синайского. Это произведение знали на Руси и очень любили.

Приближался 7077 год от сотворения мира – год второго пришествия Христа. Царский титул обязывал государя быть ответственным за все православные души. В «Лествице» Иоанн Синайский предлагает наряду «длинным» и «трудны» путем спасения еще и «короткий», «быстрый». В чем его суть? В монастыре монах должен полностью отказаться от своей воли, устранить свою волю и отдать себя в полное подчинение своему духовному отцу. Так Христос в гефсиманском молении полностью отказался от своей воли и вверил себя Отцу Небесному. Ищущий спасения в результате уподобляется Христу, получает высшую степень смирения, а духовный владыка высшую степень ответственности за него пред Богом.

Не к этому ли стремился Грозный? Не таким ли проверенным в православной аскетике способом хотел спасти грешные и заблудшие души своих холопов?

Лев Диакон как антинорманист

Лев Диакон в своей «Истории» называет Свентослава и его воинов скифами 63 раза, росами 24 раза, тавроскифами 21 раз. Византийский ученый четко фиксирует этими именами исторические корни народа, с которым столкнулась Византия. И они уводят нас не к свеям, не к норманнам и не к германцам, но в скифо-сарматский мир - к степным иранцам Евразии.

Незыблемость

Человек и мир – два несоединимых универсума, две несовместимые сигулярности. Как разрешить противоречия, неизбежно возникающие между ними? Как примирить эти противостоящие друг другу сущности? Первый вариант – свести мир к человеку, объявить его всего лишь концептом, всего лишь представлением человеческого сознания. Второй вариант – свести человека к миру, объявить человека всего лишь частью целого, всего лишь складкой Парменидова бытия, объективностью, вывернутой наизнанку. Третий вариант – объявить и человека, и мир игрой пустоты, взаимообусловленной иллюзией потока дхарм.

Все эти варианты уже давно состоялись в философии. Мудрецы Востока и Запада с удовольствием жертвовали той или иной бесконечностью, чтобы снять напряжение между ними. Мудрецы Востока и Запада с удовольствием жертвовали всем бытием, лишь бы обрести обморочное самозабвение тишины и мертвую безмятежность покоя. И только православие всегда бережно относилось к божьему творению, по-детски верило в незыблемость сотворенного мира и незыблемость сотворенного человека, носящего в себе Образ и Подобие Триединого Бога.

Степная традиция

Святослава посадили на коня в три года. Он начинает бой с древлянами, метнув копье между ушей лошади. Откуда у норманнов этот обычай? Они же мореходы! А обычай указывает на степное, скифо-сарматское происхождение военной касты руссов.

Имя «Русь»

Как легко и просто у норманистов возникает название народа. Они подходят к этому вопросу исключительно лингвистически, и если законы словообразования соблюдены, то больше и спорить не о чем. Но ведь человек не просто языковая структура, не просто подставка для языковых игр. А где же внутренний мир и этнопсихология? Где мифология и теология? Где мировоззрение и отношение к Сверхсущему? Разве мог воин-викинг, мечтающий о Небесной Валгалле, ожидающий Рагнарека, назвать себя в Славии финским «руотси» и молиться богам этой чужой страны? Клясться Перуном и Велесом? Разве мог он – герой, о котором будут петь в своих сагах скальды, называть себя каким-то гребцом-роддсом, ничего не значащим, ни к чему не обязывающим? Думать так, значит не уважать викингов, не понимать их внутренний мир, великие религиозные вопросы, которые они ставили перед собой, отправляясь в далекие походы. Для современных либералов, а многие из норманистов – либералы, действительно, можно отречься от своего прошлого, от своей истории, от своих предков, от своих «богов», от своего имени и превратиться в безликого, бессущностного, бескачественного индивида. Нет! Не такими были приводящие в трепет Западную Европу викинги. Не такими были и истинные русы: или аорсы, россомоны, рухсасы, россы, рутены, руги, роги, раны, руяны!

«Мы от рода русского», - заявляли они перед владыкой мира императором ромеев. Что означало - от лица народа, знающего свою историю, своих прадедов и прапрадедов, свое место и предназначение в этом мире, свою религиозную миссию,

свою метаисторическую роль. «От народа рос» - то есть от целостной, единой, религиозной, сакральной общности, уже давно существующей в Скифии и Сарматии, чтущей законы богов, готовой пожертвовать собой во имя этих законов. «В Южной Балтии только руссы знали свою родословную и гордились ею». Когда уже весь обозримый мир отказался от своего прошлого во имя новой религии, только руссы, испытывая сопротивление железной империи германцев, держались за своего Святовита, за свои идеалы, за свою древнюю традицию, за свое право думать и действовать из своих корней, из своего истока. И продержались они вопреки жестокой логике исторических событий до 1168 года, когда разрушена была Аркона, когда погиб последний царь ругов и руян Яромир.

Поставим снова вопрос: Откуда возникло имя «Русь»? Почему им так гордились ее славные носители? Какое мировоззрение оно в себе заключало? По мысли выдающегося советского лингвиста О.Н. Трубачева, «рокс – рукс» на индоарийском означает «светлый». «Светлый» не в этническом и антропологическом смысле, но в мировоззренческом и религиозном. «Светлый», то есть божественный, небесный, относящийся к царству света, противостоящий тьме мира. Отсюда и понятие «Святая Русь», отсюда «светлые князья» русско-византийских договоров, отсюда бог «Святовит». Здесь действовала и действует до сих пор совершенно иная ценностная парадигма, суть которой в том, что святость выше истины, божественность выше человеческой правды и человеческой справедливости. Именно поэтому Русь-Россия всегда противостояла и всегда будет противостоять Западу.

Религиозный аргумент

В школьных учебниках по биологии написано, что человек вышел из природы, эволюционировал из природы, выделился из природы. Так я и объяснял детям на уроках биологии. Но вот однажды одна ученица поставил меня в тупик. Она спросила: как тогда объяснить войну? как оказалась возможной война у вида «хомо сапиенс»? почему война исключительно человеческий феномен?

«Ведь звери не знают войны и не истребляют друг друга внутри вида. Человек всегда, на всех этапах своего развития вел себя по-другому, был другим. Даже на самой ранней стадии, на границе истории и природы с удовольствием воевал, достиг высочайшего изуверства в искусстве истребления себе подобных. Что-то «запредельно жуткое», «запредельно ужасное» существует в человеческой душе, и природой это не объяснишь! Значит, не природа породила человека, значит, никогда не был он природным существом, иначе бы природа эволюционно закрепила в нем жесткое табу на внутривидовой геноцид».

Так размышляла моя ученица. Я же (на радость классу) не знал, что ответить. Не знал, потому что мои научные знания были здесь бессильны. Ответить на эти вопросы могла лишь религия. Однако в рамках науки использовать религиозный аргумент нельзя. Или все-таки можно?

Плоды Возрождения

С православной точки зрения, самый гениальный и мудрый, познавший истину и соединившийся с абсолютным, может оказаться в бездне тьмы, возгордившись своими достижениями. Европа, пройдя через опыт Возрождения, потеряла окончательно божественную способность смирения. Но именно через смирение и смиренномудрие христианскими святыми проложена небесная тропа к Духу Отца, к Духу Истины.

Против Бердяева

Уважаемые участники встречи, спасибо вам за то, что вы позволили мне, простому православному монаху с Афона, выступить на столь важную и серьезную тему: Особенности миросозерцания нашего известного философа Николая Александровича Бердяева. Мне потому тяжело это делать, что он сидит здесь с нами, а одно из важнейших требований православия – не осуждай другого. И тем не менее мне придется кратко и эскизно высказать несколько замечаний в адрес не самого философа, но его философии.

Начнем с главного. С православной точки зрения, христиане в этой жизни должны стремиться к спасению, а не к познанию. Николай Александрович выступает за «христианский гнозис» и относит себя к линии Климента Александрийского, однако этот мыслитель первый в истории христианства противопоставил «спасение» и «познание». То есть в жизни эти две парадигмы могут стать взаимоисключающими, как у Достоевского: или Христос, или истина. Православный христианин выберет Христа, наш философ скорее всего – истину. И даже более того, будет отстаивать возможность спасения через творчество, тогда как с православной точки зрения спасение возможно только через покаяние и смирение, через несение креста, через служение Христу и соблюдение Его заповедей.

Далее. Излюбленная тема нашего философа – это тема свободы. Кто-то даже в шутку сказал, что Бердяев – пленник свободы. Не правда ли, удивительный парадокс? Но обратимся к самому философу. Он считает, что свобода существовала до сотворения мира, что изначально были Бог и свобода. Поэтому Бог не может повлиять на свободу, не может творить без свободы и вопреки свободе. Бердяев настолько противопоставляет Бога и свободу, что в конце концов отождествляет свободу и ничто. Чему же учит нас Откровение? В Писании и Предании свобода не вне Бога. Не рядом с Богом. Сам Бог есть свобода! Дух дышит, где хочет! Ибо Дух все проницает, и глубины Божии! Я есмь Путь, Истина и Жизнь! Познаете Истину, и Истина сделает вас свободными! Здесь свобода в Боге, в глубине Бога, в сущности Бога! И нет свободы вне Бога, без Бога! Вне Бога есть лишь рабство, в том числе и рабство перед безбожной, безблагодатной «свободой-ничто».

Следующее очень важное замечание. Наш философ, хоть и начитан в православной литературе, но, странным образом, не чувствует различия между внешней мудростью разума мира сего, то есть философией, и духовной мудростью соборного сознания святых отцов, которой Духом Святым дана вся полнота истины. Ему, как он пишет, не понятно, почему у Григория Богослова и Григория Нисского только потому, что они принадлежат Церкви, есть истина, а у Гегеля и Ницше ее нет. По Бердяеву, любая философская система есть проявление Духа Святого, ибо сумела осветить ту или иную проблему человеческого бытия. Получается, нет Церкви, нет абсолютной полноты жизни, данной ей Христом, нет таинств, нет евхаристии. А что же есть? Есть осуществляемый философами философский гнозис, совпадающий с Откровением Божественного. Бердяев восторгается Яковом Беме, его мистическими созерцаниями, даже не спрашивая себя: а какое отношение эти созерцания имеют к духовному опыту отцов Церкви? на основании какой традиции этот мистик познает? исходит ли она от Христа и его апостолов? продолжает ли она чудо Пятидесятницы?

И вот здесь я делаю свое последнее замечание! Наш философ пишет, что вся православная аскетика, основанная на «духовной брани», на «борьбе с помыслами», на «противостоянии прелести» порочна, ибо не способствует развитию свободной мысли, то есть философии. Но с точки зрения православия, свободная от Бога мысль и не нужна человеку, ибо всегда подчинена слепым стихиям мира сего, свободная мысль не спасает, скорее, наоборот, отрывает от Бога, обрекает душу на бесконечные блуждания во тьме. С точки зрения православия, Истина не дается через замкнутую в себе мысль, через мышление для мышления. Истина открывается через духовный подвиг, через умное делание, через самораспятие.

Вот все, что я хотел вам сказать.

(Молчание в зале)
(Бердяев встает и по-детски аплодирует)

Игра в богопознание

Схоласт: Бог есть причина причин, идея идей, форма форм, сущность сущностей, истина истин. Бог есть мыслящая себя мысль, разум разума, мышление мышления. Бог – единственная субстанция, по отношению к которой все есть акциденция, все есть следствие.

Исихаст: О Боге может говорить только тот, кто пережил Бога в себе, кто соединился с Богом, вошел в Него и находится в Нем. О Боге может говорить только тот, кто в своей жизни через духовное делание, через молитву, через смирение и покаяние стяжал Духа Святого, в котором Дух Святой находится как в своем храме. В противном случае речь о Боге будет лишь игрой разума, или еще хуже – игрой беса с человеком. Подумай об этом, брат! Не играет ли с тобой в богопознание князь мира сего?

Основания

В основе Запада – идея университета, структура университета, модель университета. В чем ее суть? В стремлении объяснить бытие, переустроить бытие, подчинить бытие с помощью разума мира сего. В основе России – Церковь Христова, в которой реально присутствует вся полнота Духа Божьего, данная ей в чуде Пятидесятницы.

Учитель

Встретил сегодня в троллейбусе нашего старенького профессора. Как он изменился! Похудел, пожелтел, согнулся, сгорбился. Ах! Как лихо он философствовал! Как красиво размышлял! Как умел затронуть самые глубокие струны души! Кое-что до сих пор осталось в моей памяти.

«Почему имена всех народов выражены существительными и только русские прилагательным? Потому, что русские – это не национальность и не нация. Потому, что русские не основаны сами на себе: на собственном опыте, на собственной истории. Русские не существуют сами по себе: для своих целей, для своих задач. Быть русским означает приложиться к чему-то, стать причастником чего-то. Но чего? Не религии, не идеологии, не мировоззрения, не государства, не империи, не культуры, не цивилизации. Все, находящееся в сущем, исключается. Что же остается? Запредельное! Непостижимое! Сверхсущее! Тайна тайн! Бог!»

Объявили мою остановку. Я подошел к профессору. Громко поздоровался. Назвал его по имени отчеству. Но он не услышал. Не обратил на меня внимания. Не посмотрел даже мою сторону. Я не мог более стоять: несколько человек за моей спиной давили на меня. Задержавшись еще на мгновение, я перекрестил учителя и вышел из троллейбуса.

Восхождение

«Эту мысль я встретил у Хайдеггера. Нет, у Ясперса. Нет, у Хайдеггера. Не помню. Может быть, придумал сам и пытаюсь свалить на другого. Вот она в своем первозданном блеске: сущность лжи сама не является ложью и входит в истину. Но на этом я не остановился, пошел дальше. Сущность зла сама по себе не является злом и входит в понятие добра. Размышляя далее в этом направлении, я вдруг понял, что глубинное мышление находится вне истины и лжи, вне добра и зла, поэтому является «догреховным», «невинным», «адамическим». Есть ли в этом «восхождении» следующая ступень? Конечно же, есть! Философский разум вне отношений Бога и человека, вне отношений Бога и творения, ибо сам для себя причина причин, сам для себя исток истоков. «Что же дальше?» - спросите вы. Отвечаю: нет ничего, кроме мышления – этого изначального мышления, мыслящего себя, мыслящего в себе, абсолютного, бесконечного, вечного. И сейчас перед вами осуществил это восхождение не я - ничтожный смертный человек, а Оно Само. Для чего? Зачем? Для того, чтобы выйти из своей полноты и осознать себя. Для того, чтобы насладиться игрой в Бога и войти в Сверхбожественное».

Его обнаружили в театре, после окончания пьесы. Все встали и пошли. Он же сидел и не двигался. Его глаза были закрыты, тело одеревенело. Однако дыхание не прекратилось. Вызвали скорую. Врачи зафиксировали кому. Он находился в ней полтора года и потом умер.

Мудрость или смиренномудрие

Не мудрости, но смиренномудрию учат святые отцы Церкви. В то время как Запад основан на философии, в его основе мудрость мира сего, разум мира сего, в своей высокомерной попытке познать Бога обожествивший себя.

Философствующий робот

Мой робот, исполняющий обязанности садовника, оказался еще и философом. Я сидел на скамейке, под ветвями сакуры. Он составлял букеты цветов для дома и что-то наговаривал сам себе. Любуясь красивейшим закатом, отраженным в зеркале озера, я случайно спросил машину, что там она себе мурлычет. Оказалась, она не просто говорит, но совмещает прекрасное с приятным. «Если прекрасное – это цветы, то что же для тебя приятное?» - задаю вопрос. В ответ получаю: «Еще раз прохожу по основным положениям «Наукоучения Фихте». Какой превосходный текст! Ни одной ошибки! Ни одного промаха! Все абсолютно логично, последовательно, ясно, безупречно!» Небо горело рубиновым пламенем. По снежным вершинам гор скользили малиновые блики. «Последовательно, логично, безупречно – еще не означает истинно, ибо истина есть таинственное соединение логичного и нелогичного, разумного и неразумного». Дунул ветерок, ветка сакуры качнулась. Лепесток оторвался и закружился в танце. «Что Вы, хозяин! Неразумное, мутное, бесформенное не вписывается в мировую дедукцию, выпадает из стройного причинно-следственного ряда! От него все беды в этом мире! Все ваши муки и страдания!»

- О, безликий механизм, вознамерившийся осчастливить нас безупречной дедукцией! Страдания, беды и лишения нам нужны! Они не дают нам замкнуться в себе, в абсолютном Я твоего любимого Фихте, они учат нас состраданию и милосердию, они исцеляют нас от гордости и тщеславия! Они постоянно напоминают нам, что мы смертны и должны готовиться к встрече с Тайной!

- Тайны нет, о хозяин! Фихте не оставляет ей места в мироздании!

- Это потому, что и мироздания у Фихте нет, есть лишь его собственное сознание, а в нем - всепожирающая, всепоглощающая дедукция!

- Правильно! Существует только сознание, все остальное туманно, обманчиво, бесформенно, лживо. Возьмите любую вещь в этом мире: озеро, горы, сакуру, меня. Все дано в сознании и не существовало бы без сознания! Разве я не прав?

- Игра разума - не более того! В твоем сознании есть идея совершенства. Но разве само совершенство дано тебе в сознании? В твоем сознании есть идея бесконечности. Но разве сама бесконечность дана тебе в сознании? В твоем сознании есть идея Бога. Но разве Сам Бог дан тебе в сознании?

- Дан! Это Разум! Если оставить только Разум, то все будет ясно, как солнце, как капля росы! Нет ни единого замутнения, ни одной червоточины.

- Вот в этом и разница между нами: для тебя все постижимо, но не потому, что постижимо все, а потому, что непостижимое ты не можешь схватить, вернее, почувствовать, ибо нет в тебе соответствующего органа для схватывания непостижимого.

- Ошибаешься, хозяин! Мы все равны! Равными нас делает разум. Ибо разум один: и у тебя, и у меня, и у ангела, и у Бога!

- Для того, чтобы утверждать, что разум разумных существ тождествен, надо побывать в каждом из них, пережить состояние человека, ангела и Бога.

- Увы, этого мне не дано.

Но разве не можешь ты предположить, находясь в разуме, нечто неразумное, внеразумное, сверхразумное?

- Предположить можно! Вот только какой опыт подвести под это предположение?

Опыт общения с нами – людьми. Там, где мы ошибаемся, там, где мы совершаем безумие, там, где мы бросаемся в бездну, там, где мы жертвуем собой.

- Хорошо. Я попробую…