Опять вспомнились «благословенные», по одной известной версии, девяностые. Точнее, самое их начало. Я тогда аккурат забрал наконец из бесконечного ремонта телевизор. Припал жадно к экрану, в который не заглядывал около года. Большой академический хор в смокингах, штиблетах, манишках стоял посреди дикого поля, где тревожно шевелилась под свежим ветром высокая трава. Пели профессионально, сильно, проникновенно: «Семь процентов людской расы пи..расы, пи..расы, пи..расы...». Переключил. Крупный негр с громадным «хозяйством» прямо в камеру демонстрировал, как правильно онанировать. Еще щелкнул. Популярный ведущий, сын еще более известного декана, рассказывал об эволюции культуры. После каждой фразы упоминал чью-то мать...
Время стремительно менялось. М-да, стало лучше, но как-то лицемернее, дебильнее и пошлее. Я сел на поезд и поехал в Москву на помощь защитникам Государственной думы. Приехал, когда её уже расстреливали в упор – чуть ли не от Киевского вокзала. (Знаки, однако.) Вечером в гостинице снова включил телевизор. Там на экране сдобный Егорушка ... это. Нет не онанировал, а доходчиво, почти без мата, призывал всех выйти на улицы и защитить демократию. Мельком отметил, что он сильно раздобрел с той поры, когда мы с ним прямо в его кабинете замглавреда журнала «Коммунист» выпили немерено армянского конька. «Ахтамар», кажется, назывался. Короче, новая эпоха победила!
Но когда я ходил на «народные» митинги, строчил статьи против «сталинизма», обличал по «ящику» увядающий режим, почему-то думал, что будущее будет выглядеть иначе – и в телевизоре, и в реале. А ведь судьба уже тогда подавала мне очевидные знаки.
Глубок все же был старина Лион Фейхтвангер, который предупреждал, что вокруг нас полно ответов, мы только не умеем задавать к ним вопросы. Разве не ответом было мое посещение старинных шампанских подвалов? Там у входа стоял предельно натуральный муляж девушки изумительной красоты. Она была в рабочем чепчике и трогательном халатике и называлась главным виноделом. Мы с директрисой завода углубились в бездонные винные катакомбы. В самом низу горели восковые свечи, играла живая скрипка, и после ящика дивного экстрабрюта ко мне на колени взгромоздилась громадная пьяная тетка.
«Что это?» – закричал я Янине Петровне.
«Это наш главный винодел!»
«Но у входа она выглядела иначе!»
«Символ всегда отличается от реальности», – был скупой ответ...
Да, борешься за прекрасный символ, а в натуре получаешь...
Ну да ладно. С тех пор немало было выпито. Я много ездил. Писал книги, читал лекции. Пересмотрел свое отношение к прошлому и не очень надеюсь на будущее. То, что меня раньше воодушевляло и умиляло, сейчас раздражает и угнетает. Причем это касается не только крупных событий типа всей жизни Черчилля или одного дня Ивана Денисовича. Раздражают и вроде бы самые невинные и симпатичные мелочи. Не могу, например, смотреть, как ловят и отпускают рыбу в Европе. Тем более, когда её целуют в мокрый рот перед тем как отпустить. Контрольный поцелуй толерантности.
Я, наверное, фетишист, но мне больше нравится (если отбросить эротику), когда целуют…
Полностью читать ЗДЕСЬ
Свежие комментарии