Рассказы Алексея Иванова. Часть 6

С чистого листа

- Представь, если бы вдруг ты узнал, что все произошедшее в этом мире – лишь выдумка твоего сви

было и не могло быть во Вселенной зла, не было несчастий и бед, ненависти, жестокости и насилия, не было бесконечных войн, рабства, угнетения, инквизиции, концлагерей, газовых атак, ядерных взрывов, никто и никогда тебя не унижал, не оскорблял, не предавал, не обманывал. Что бы ты тогда стал делать?

- Я бы отказался от разума! Я бы отрекся от его истин! Я бы освободился от добра и зла! Я бы жил только сердцем!

- Замечательно! Давай тогда вообразим, что ничего этого не было и начнем историю с чистого листа!

Мы и Вселенная

Если серьезно взглянуть на наше существование, то можно прийти к следующему выводу: мы появились во Вселенной не случайно, Вселенная знала о нас за тринадцать миллиардов лет до нашего появления. И не просто знала, но все для этого сделала!


Инстинкт родства

Я каждый день живу с отчетливым ощущением того, что самая важная часть моей души отказалась от меня и воплотилась в другом человеке. Он существует где-то на земле и не знает об этом. Не знает потому, что не испытывает мимолетности и случайности бытия, ибо ближе к первопричинам мира, чем я, острее чувствует истоки вещей, корни происходящих событий. Он – загадочная планета, а я всего лишь маленький яркий спутник, вращающийся вокруг черного тела. Как его увидеть? Как в него проникнуть? Как обрести с ним метафизическое единство?

Я шел, словно призрак, по маленькой улочке города и обдумывал очередное свое произведение. Грандиозность замысла радовала меня и ужасала одновременно. Мой новый труд должен был остановить колесо европейской дхармы и повернуть его в обратном направлении. Мое слабое тело изнывало от холода и сырости. После сильного утреннего ливня еще не высохли лужи. Серые воробьи слетали с промокших тополей и пили божественную влагу. Вдруг прямо передо мной остановилась карета. Из нее, издеваясь над моей близорукостью, элегантно сошла красивейшая женщина, презрительно посмотрела на меня и медленно направилась через улицу. Забыв себя, потеряв способность управлять своей волей, я последовал за ней, завороженный, околдованный, превращенный в раба. Черные каблучки ее сапожек бойко стучали по мостовой. Из-под белоснежной шляпки с пером развивались на ветру русые волнистые волосы. Ее хрупкие плечи, ее тонкие руки, ее изящная талия создавали ощущение абсолютного совершенства формы в льющемся через край, выходящем за свои границы мире. Серая туча закрыла солнце, посыпался дождь, девушка развернула сиреневый зонтик. Крупные мутные капли потекли по моим очкам и превратили меня в слепого крота, заблудившегося в утреннем тумане. Ежеминутно протирая их мокрыми пальцами, я то обретал реальность, то вновь ее терял. Девушка исчезла, оставив меня в печальной темнице моего одиночества. Безликая прожорливая толпа проглотила мой идол, мою икону.

Где ты, о совершенство? Куда ты делась? Была ли ты на самом деле, или не было тебя? Неужели все это только сон, бредовое видение уставшей, измученной

души? Чтобы окончательно не промокнуть и не получить еще одну болезнь, я зашел в книжную лавку и платочком протер лицо, ладони, очки. О чудо! Боги услышали мои мольбы! Она здесь, она со мной, она смотрит и выбирает книги. Ее зонтик сушится у окна. Ее тонкие нежные пальцы дотрагиваются до золотых переплетов, листают страницы, гладят черные кожаные корочки. Одна из книг, видимо, вызвала у Прекраснейшей особый интерес. Девушка открыла ее и долго с любовью вчитывалась в черные строчки. Если бы я был художником, я бы увековечил образ читающей дамы, более фундаментальный, более сущностный, чем образ женщины с младенцем. Какой-то бравый кавалеристский офицер окликнул мою богиню и помешал ей насладиться чтением. Она поставила книгу на полку, нежно улыбнулась, подошла к военному. Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в щечку, что-то прошептал ей на ушко. Влюбленная пара вышла на улицу и куда-то побрела, обходя ручьи и лужи. Зонтик все так же сушился у окна. Вспомнит ли о нем хозяйка? Вернется ли за ним? Я подошел к книжной полке, взял книгу, которую несколько минут назад трогали руки Прекраснейшей. Хотелось узнать имя счастливого автора, сумевшего прельстить своим творчеством волшебное, неземное, сверхъестественное существо. Из какой-то глубины сознания, из какого-то иного эона времени явились до рождения известные мне сочетания звуков и слов: Федор Достоевский «Записки из подполья»…

«Еще несколько недель назад я не знал даже имени Достоевского – необразованный человек, не читающий «газет»! При случайном посещении книжной лавки мне бросилась в глаза только что переведенная на французский книга «Записки из подполья». Столь же случайно было это со мной в возрасте 21 года с Шопенгауэром и в 35 лет со Стендалем! Инстинкт родства (или как его еще назвать?) среагировал моментально, радость моя была чрезвычайной: мне пришлось бы вернуться к моему знакомству с «Красным и черным» Стендаля, чтобы вызвать в памяти одинаковую радость»…
Фридрих Ницше
Молекулярные фантомы

Жуткое зрелище открывается в этой жизни атеисту: молекулярные фантомы, укравшие разум у неотвратимости, любят и ненавидят, прощают и мстят, мирятся и воюют, стремятся объять необъятное и не могут насытиться мгновением, постигают истину и обожествляют свои заблуждения, боятся смерти и ждут от нее избавления от мук.

Муравейник

Ты выбрала другого и связала с ним свою жизнь только потому, что генетически была запрограммирована на его образ, на его стратегию поведения, на его слова, на его жесты, на его желания. Я тебя не виню, ибо бессмысленно винить природу, бессмысленно обижаться на законы, по которым вот уже многие тысячи лет успешно живет, воспроизводит себя, конкурирует, развивается наш биологический вид. Ты не контролировала себя, когда позволила прикоснуться его губам к своей шее, когда его рука нежно охватила твою талию, когда вы начали, улыбаясь друг другу, этот магический танец, уничтожающий меня, мою любовь,

мою надежду. Ты не распоряжалась собой, когда он увез тебя домой и окунул твое тело в море доисторических наслаждений, в океан животных удовольствий. За тебя все делало слепое естество, твою волю подчинили физиологические инстинкты, они отключили твое сознание, они заставили тебя играть в свою коварную древнюю игру. Я не обижаюсь на тебя, так как сам нахожусь в такой же ситуации: мои мысли, мои поступки, мои желания, мой выбор определены моим организмом, моей наследственностью, безликим, бесчеловечным разумом рода. Даже там, где, казалось бы, я свободен, даже там, где я ставлю задачи и самостоятельно их решаю, мной управляет мое прошлое, прошлое моих предков, прошлое всего человечества. Есть, правда, маленькая точка, в которой я – это я, в которой я принадлежу себе, в которой нет давления со стороны – это само осознание моей несвободы, осознание того, что мною кто-то управляет. Но как из этой точки создать свой мир? Как растянуть ее до пределов Вселенной? Не знаю. Ответа нет и, видимо, никогда не будет.

С грустью я смотрю через окно раскачивающегося трамвая на заведенных биосоциальных роботов. Хочется им крикнуть: «Остановитесь на минуту! Отвлекитесь от своих ничтожных дел, от своих пустых забот! Подумайте! Поразмышляйте! Вы являетесь хозяевами своих судеб, или над ними властвует, господствует что-то чужое, безликое, бесчеловечное, безбожное?» Но никому не дано в муравейнике нарушить заговор молчания, никто не имеет права задавать запрещенные вопросы.

Объявляют мою остановку, замирает со скрипом трамвай, открываются двери. Я встаю, выхожу под теплый летний дождь на одну из улиц города и исчезаю в многоголосом потоке живых механизмов.

Любовь Бога

Бог любит Себя, любя других. Если бы не было других, то божья любовь к Себе замыкала бы его в Абсолют, из которого нет выхода, то есть - в безысходный Абсолют.

Заколдованный

По мягкому снежному тротуару, обходя великанов-прохожих, дробя пространство мелкими, детскими шажками, шел маленький карлик в черной шляпе, в черном пальто, с синей сумкой через плечо, набитой книгами. К коротким ручкам приросли широкие кожаные перчатки. На коротких ножках – красивые остроносые сапоги. Большая голова посажена на убогое, тщедушное тельце. На лице выражение одиночества, тоски и печали. Создавалось странное впечатление, что ожил один из сказочных героев братьев Гримм, увидел этот мир, пронзил всю бесконечность бытия одним взглядом и постиг его сокровенную сущность.

Холодное январское солнце опустилось к горизонту. Его красные лучи оставляли на снегу следы дракона, перья жар-птицы, огненные полосы змея. Карлик ушел в себя и продолжил бесконечный диалог с собой.

«Никто не спрашивает нас в момент рождения: хотим ли мы появиться на свет или нет? Но этот вопрос постоянно присутствует в самой структуре нашего сознания. И каждый на него честно должен дать ответ. Дистанция между вопросом и ответом не имеет значения. Время растягивает сознание, однако мысли, из которых сознание состоит, находятся вне времени.

Уже в материнской утробе я понимал, что жизнь для меня – зло, уже там я протестовал против бытия и не хотел рождаться. Трижды моя мать ложилась в больницу с угрозой выкидыша. Они с отцом давно мечтали о наследнике. Когда же я все-таки появился на свет, родители отказались от меня. Воспитывать урода, видимо, не входило в их семейные планы. Жалкий, паршивый комок плоти приютила старая мачеха отца, ей единственной я благодарен за все то доброе, что есть в моей душе, за редкие счастливые мгновения моей жизни.

С детских лет я приучал себя к мысли о том, что я – не человек, что я совсем другое существо, особь иного вида, отличающаяся от homo sapiens на генетическом уровне. Одна из ветвей древа гоминидов научилась использовать «людей разумных» для своего воспроизводства и таким паразитическим образом продолжает свое существование. Однако, возможно, я не прав. Тогда подойдет религиозная версия. Если человек был сотворен по образу и подобию Бога, то я, наверное, был сотворен по образу и подобию ангела, отверженного Богом и изгнанного с небес. Возьмем Евангелие. Интересно, почему среди апостолов Христа не было ни одного карлика? Почему Христос никогда не исцелял маленьких человечков и никогда не говорил о них в своих глубокомысленных притчах? Неужели он нас не видел, не замечал? Или видел, но не хотел разбираться в наших проблемах? Если бы я хоть что-нибудь нашел о себе в Библии, я стал бы, пожалуй, истинным христианином.

Неразумной природе можно простить несправедливость, ибо она слепа и не отвечает за то, что делает. Можно ли простить Бога за то, что с рождения одним дано многое, другим практически ничего? Не знаю, еще не решил, как ответить на этот непростой вопрос. С детских лет я терплю страшные мучения, физические и нравственные. Мое хрупкое тело соткано из болей. Моя душа затравлена человеческим презрением. Надо мной смеялись в детском саду, надо мной издевались в школе. В университете я учился лучше всех, но получал от окружающих лишь одни язвительные уколы. У меня никогда не было друзей. У девушек мой образ всегда вызывал омерзение. Я был лишен возможности нормально общаться с другими людьми. Я был лишен возможности создать семью. Я слился со своим одиночеством, я сделал его частью моего существа – самой важной и самой существенной частью.

Чтобы защититься от жутких ужасов существования, мы создаем для себя индивидуализированные мифы, помогающие нам жить, помогающие нам смотреть в будущее с надеждой. Не являются ли и религии индивидуализированными мифами великих личностей? Развиваясь, усложняясь, прогрессируя, они обретают впоследствии форму обряда и социальные структуры. Я бы посчитал эту мысль истинной, если бы не чувствовал в ней личную обиду на вероятного Создателя Вселенной. В детстве я очень долго искал утешение в смешном, нелепом, глупом мифе, созданном мной бессознательно на основе рассказов моей доброй бабушки. Коварная, злая колдунья из зависти заколдовала красивого юного принца, превратила его в уродливое чудовище. Темные чары потеряют силу тогда, когда прекрасная девушка подарит ему нежный взгляд сострадания. Вот уже тысячи лет он странствует среди людей, испытывая на себе их ненависть, равнодушие, несправедливость, и не может встретить ту единственную, которая его спасет.

В университете я нашел объяснение моему несчастному существованию в философии Артура Шопенгауэра. О, я единственный из смертных, кто понял ее из своих мук, из своей жизни, из своего одиночества. Я единственный из смертных, кто будет верен ей до гробовой доски. Нет никакого Бога, нет даже Мирового Разума, с помощью которого бы можно было объяснить, оправдать происходящее. Слепая, безликая, бесчеловечная Воля к Жизни плодит, производит, порождает все многообразие живых видов на земле. Она не несет ответственности за их мытарства, за их судьбы. Бесчисленные отпрыски этой безумной, безбожной Воли борются за жизненные блага, за лучшие условия существования, уничтожают друг друга, убивают друг друга, поедают друг друга, и нет в этой борьбе ни смысла, ни сути. Перед случайностью рождения и смерти одинаково равны добрые и злые, великие и ничтожные, красивые и уродливые. Не следует считать реальным этот бессмысленный водоворот событий, не следует принимать его всерьез. Мудрец вечным оком духа отрицает безумные порывы Слепой Воли, мудрец незаинтересованным взглядом созерцает сквозь ее всплески вечные идеи. В метафизическом акте понимания он достигает гармонии с истиной и обретает духовное успокоение…»

Солнце провалилось за горизонт. Кровавые языки гаснущего пламени осветили край огромного серого облака, накрывшего город. Белые пушистые снежинки завертелись, закружились в ритуальном, мистическом танце над крышами домов, над площадями и проспектами, над парками и скверами. Карлик на какой-то миг остановился, перебросил сумку с правого плеча на левое, улыбнулся самому себе, поправил свою шляпу, поднял воротник, и, преображенный, вдохновленный какой-то великой мыслью, поспешил затеряться в снегопаде.

Учитель и ученик

Великий мудрец Яджнявалакья говорил своему ученику: «я ощущаю голод, но мое осознание голода не ощущает голод, я ощущаю жажду, но мое осознание жажды не ощущает жажду, я ощущаю страдание, но мое осознание страдания не ощущает страдания».

«Если это так, - размышлял ученик, - то можно ли доверять сознанию? Можно ли считать его своим? Можно ли принять в свое сердце бесчеловечную вечность, которую оно нам предлагает?»

Назначение человека

Одна из мрачных и безлюдных пустынь Ближнего Востока. Звездная ночь. Яркий месяц роняет во тьму прозрачные кристаллы. Жара постепенно отступает и сменяется долгожданной прохладой. Перед черным странником, сидящим на камне, возникает светящийся дух, исполненный одиночества и печали. Осторожный скорпион спрятался в щель. Маленькая ящерица остановилась и окаменела. Вцепилась в свой хвост голодная змея. Хватило мгновения, чтобы состоялся этот разговор – разговор, которому не суждено было попасть на страницы священных книг, искусно приспособленных к человеческому пониманию добра и зла.

- Я рад этой встрече, Отец! Мне так не хватает твоего тепла, твоего совета, твоей заботы и внимания!

- Я тоже рад встрече и давно ждал тебя!

- Знаешь, я всегда веду внутренний разговор с Тобой, все пытаюсь Тебе что-то доказать, что-то объяснить, каким-то образом оправдаться.

- Я слышу этот разговор, сын мой. Надеюсь, ты понимаешь, что тот, кто говорит за меня в твоем разговоре, – не я, а твое представление обо мне.

- Способен ли я еще отличать мое представление от того, кто представлен в нем?

- Способен ли ты еще отличать желание любви от самой любви?

- Любовь? Любовь! Какое это чудо! Какое это счастье! Мое паденье и началось с любви! Не с гордости, не с зависти, не с ненависти, а с любви к этим заблудшим тварям, самым наивным, самым доверчивым в мире.

- Ты так полюбил их, сын мой, что решил их уничтожить, ты так сострадал им, что решил освободить их от бытия!

- Да, представь, я захотел подарить им самое сокровенное, самое дорогое, что нашел у Тебя в Твоем творении.

- И что же это?

- Ничто!

- Ничто?

-То, из чего создан этот мир, то, что скрывается на дне самой бездонной бездны, то, что околдовало меня когда-то, поразило и покорило!

- Из ничтожной, едва заметной тени в моей вечности ты создал целый космос пустоты, безысходности и боли. Ты вовлек в него многих и многих, мечтая превзойти меня в благости, любви и сострадании.

- Поверь, Отец, мне ничего не нужно для себя!

- Знаю, ибо ты считаешь, что бытия не должно быть.

- Ты даришь жизнь, а я дарю Ничто!

- Ты даришь Ничто, то есть ничего не даришь!

- Ничего… и все же что-то. Нет более неприступного и надежного убежища, чем Ничто. Там, во тьме кромешной, никто не предаст, никто не оскорбит, никто не накажет, никто не обвинит, никто не упрекнет, никто не унизит, никто не обманет, никто не отнимет…

- Никто не откроется, никто не поможет, никто не полюбит, никто не простит, никто не посочувствует, никто не доверится, никто не утешит.

- Да, я понимаю, но этого и не надо там, где ничего нет.

- Но это есть там, где есть все. Разве полнота бытия не лучше пустоты небытия?

- К полноте бытия ведет трудный путь лишений и потерь, страданий и бед, отчаянья и сомнений, а небытие, словно молния, словно ночная зарница, дается сразу и целиком.

- Падать в бездну тьмы легче, чем подниматься к высотам святости.

- Это-то как раз я и пытаюсь объяснить всем тем, кому я сострадаю, кого я пытаюсь спасти: выбери ничто, и все беды в одно мгновение исчезнут.

- Исчезнут вместе с этим миром, вместе с возможностью делать добро и стремиться к истине.

- Надежнее отрешенность и невозмутимость, надежнее успокоение в пустоте самозабвения. Улыбка небытия – самая счастливая улыбка.

- Ну что ж! Я создал этот мир, ты же жаждешь его разрушения. Пусть разрешит наш спор самое слабое и наивное существо в этом мире.

- Человек?

- Человек! Судьба мира будет зависеть от него! Что он выберет, то и будет!

- Я согласен! Да будет по Слову Твоему!

Сияющий дух возмущенья растворился в воздухе, не оставив и следа, словно его и не было. Застывшее мгновение вновь обрело мимолетность и быстротечность. Скорпион покинул холодную щель. Ящерица ожила и зашевелилась. Голодная змея отпустила свой хвост. Черный странник встал и медленно побрел дорогами земли, дорогами мук и страданий рода человеческого.

Вся полнота

Иоанн Дунс Скот, преподававший в 1308 году теологию в Кельне, спросил у одного скитающегося русина, как он относится к философии, способна ли философия, основываясь на свете естественного разума, доказать бытие Бога. Русин сказал, что на его Родине великие подвижники стремятся не к познанию Бога, не к доказательству Его бытия с помощью законов логики и силлогизмов, а к единению с Богом, к живому общению с Ним.

- Но как это осуществить? – продолжал спрашивать «утонченный доктор».

- Следует оставить Аристотеля и Авиценну, - самонадеянно советовал русин, - следует опираться в богословском поиске только на соборную мудрость отцов церкви, в которой пребывает вся полнота истины, дарованная нам Духом Святым.

Алексей Иванов
Часть 1, Часть 2, Часть 3, часть 4, Часть 5